Breathe

      Заливисто хохочет, взмахивает золотистыми короткими локонами и искренне веселится. Притворно, по-дружески, флиртует с Финном, пьет на брудершафт с попавшейся на обратном конце бутылочки Рейвен и выигрывает в покер у съевшего в нем собаку Монти. И так профессионально скрывает, как сердце ёкает при появлении в дверях арендованного на выходные их компанией таунхауза Блейка с какой-то девушкой.       Он приветствует всех, мимолетно окинув взглядом и кивнув Гриффин, словно чужой. Она еле заметно изгибает губы в деланной улыбке, словно тоже чужому. Все еще профессионально притворяется веселой, пьет больше всех и закусывает губу до крови, когда слышит его низкий голос, который обращается совсем не к ней. К кому угодно, но не к ней.       — Парочки займут отдельные комнаты, мальчики — бильярдную с диванами, а мы, девочки, уляжемся в гостевой с самой большой кроватью. Пары обойдутся и маленькими полуторками, будет больше повода друг к другу прижиматься, — подмигивает Рейес. У Кларк от этой мысли предательская дрожь по телу, но она улыбается. В конце концов, она уже пьяна достаточно, чтобы четко не представлять Беллами в кровати в обнимку с Джиной. Будто бы она никогда еще не представляла.       Они с Рейес, Лексой и Гайей играют в карты в их временной комнате до четырех утра, когда уже парни слишком напились, чтобы составить им компанию, а все, кто в парах, уловили романтическое настроение и решили его не упускать. Гриффин смеется громче всех, когда речь заходит о мудаках, и так правдоподобно описывает, что сейчас у нее лучший период в жизни — когда ей никто не нужен, когда она всех отпустила.       Как же.       Именно поэтому она выходит, оправдываясь, что алкоголь ее сморил и нужно подышать, прихватив еще одну бутылку красного полусухого.       Ей правда нужно подышать, но совсем не из-за выпитого. Ее грудную клетку давит невидимым прессом. Кажется, что ребра осколками сейчас разорвут внутренности — она практически чувствует, как колит легкие — серьезно не может дышать. Не то, чтобы Кларк этого хочет.       Опирается о перила и пытается разложить хаотично скачущие мысли по полочкам. Она уже задолбалась это делать за прошедший месяц. Устала заглатывать боль, останавливать подкатывающие к глазам слезы и тормозить грохочущее сердце.       Старается ничего не вспоминать. Потому что знает — херня это все.       Как завороженная смотрит со второго этажа, выходящего на внутренний дворик, вглубь бассейна и борется с желанием прыгнуть в воду и продолжить не дышать.       Все прошлое — фальшь, игра, веселое времяпровождения.       Уморительно весело ей теперь, конечно.       «Сама напросилась», — продолжает вдалбывать в свою белокурую головушку Гриффин, наверное, уже в миллионный раз. Но не работает. Никогда не срабатывало.       Она знала с самого начала, чем все закончится. Знала, но все-таки окунулась с головой в это дерьмо, а теперь дрожит, когда на телефон приходит уведомление — но ни одно от него.       Это все так внезапно прекратилось, что она даже золотую цепочку, подаренную отцом, не забрала, хотя с этого момента прошло уже больше двух месяцев. Каждый день хотела спросить о ней, но все еще бьет себя по рукам, когда пальцы сами открывают чат с Блейком.       — Во время секса надо снимать такие вещи, Гриффин, — тянет за тонкую, словно нить, цепь.       У пьяной Кларк совсем не выходит — она даже зацепить застежку не может, и, словно маленькая капризная девочка просит о помощи. А у Беллами получается очень аккуратно ее снять.       — Она тебя царапает? — в одурманенной алкоголем голове девушки есть даже место, чтобы побеспокоиться об этом.       — Нет, страшно ее порвать.       Лучше бы порвал ее, как бы сильно она не была дорога. Лучше бы цепь, но не Гриффин.       Словно вдалеке слышит, как открывается и хлопает соседняя дверь. Человек за спиной на секунду затихает, и Кларк поворачивает голову.       Ее током прошибает, когда взглядом она пересекается с Блейком. Отворачивается, словно не прошибает. Деланно медленно. Деланно, будто ей, как и ему, плевать.       Он встает рядом — рядом, но не так, как раньше. Тем не менее, девушка слышит запах его парфюма, от которого, как и раньше, кружится голова. Старается не вдыхать глубоко, чтобы он не засел в легких и снова в памяти. Сжимает крепче горлышко наполовину пустой бутылки, будто надеясь, что это принесет ей сил. Слышит, как он пальцем надавливает на механическое колесико зажигалки. Вновь чувствует так и не позабытый запах его сигарет, которые он обещал бросить.       Ее подмывает спросить, почему он этого так и не сделал. Но вместо этого делает большой глоток и даже не морщится.       Молчат.       У нее столько вопросов, столько невысказанных слов, столько накопленных историй, которыми она так хотела с ним поделиться, но так и не смогла. Столько всего, но Гриффин смотрит куда угодно, лишь бы не на него.       Самое смешное для нее то, что он не делал ей больно — она сделала это сама.       — Крутая была идея собраться всем вместе — давно уже не видел половину наших, — в конце концов, прерывает молчание парень. Фразу подхватывает легкий ветер и уносит куда-то, от них подальше. Кларк не отвечает. Она, конечно, рада этой встрече. Этим уютным посиделкам, смеху друзей и просто легкой атмосфере. Не рада только одному.       Что Блейк приедет не один Кларк знала с самого начала — когда только было решено, что каждый может взять своего «плюс одного». Ее еще тогда словно ударили по почкам, но она держалась — лишь шутканула, что в их компании все еще, о, счастье, хватает одиноких парней.       И теперь готова зажимать себе рот руками, чтобы не ляпнуть ничего, о чем пожалеет. Потому что пьяная Гриффин равно болтливая, слишком откровенная, слишком честная Гриффин. Она и так ему в первую ночь растрепала много лишнего, о чем впоследствии жалела.       Да что говорить, она вообще обо всем, связанном с Беллами, жалеет теперь.       — Да, надо почаще повторять, — в конце концов, после паузы, длительностью с вечность, отвечает она.       Хотя сама надеется такое больше не повторять. Не выдержит. Разорвется. Или печень откажет.       — Как жизнь? — после очередной затяжки спрашивает парень. Выдыхает, а Кларк вдыхает — не может сдержаться, но все еще отказывает признавать, что соскучилась.       По запаху, конечно.       По его всегда горячему телу, к которому она прикасалась как к грелке, а он смеялся. По черному юмору, к которому, он говорил, она привыкнет, но девушка так и не успела. По кудрям, в которые она почти никогда, вопреки желанию, не зарывалась. По кофе, который он варил ей по утрам. По тому, как он странно ел роллы — сначала вынимал начинку, а потом уже принимался за рис. По тому, как называл ее вредной, но делал все, что она просила.       Она отказывает это признавать, но чертовски скучает.       Гриффин выдыхает. Надеется, что найдет какой-то остроумный ответ, один из тех, которые ей всегда легко удаются. Но не теперь.       Поэтому пожимает плечами и просто отвечает, что отлично.       Ухмыляется.       — Твои, я смотрю, тоже, — удивительно, но едкости, которую ей хотелось бы вложить, нет.       — Да как обычно, — на выдохе отвечает Блейк.       Кларк делает глоток. Уже маленький — почему-то сил совсем не остается даже на это.       — Гриффин, я… — начинает парень, но она не хочет — не может — слышать. Поэтому перебивает.       — Все нормально.       — Точно? — спрашивает он. Кларк прекрасно осознает, что Беллами знает ответ на этот вопрос. И ей очень хочется ответить честно. И она так и отвечает — честно, откровенно, больно для себя, но, увы, не так, как ей хотелось бы.       — Ты мне ничего не должен. Все нормально, ты ничего никогда не обещал.       Он в действительности ей ничего не должен. Блейк в действительности ни разу ей ничего не обещал. К счастью для Гриффин, она не обещала ничего тоже.       Их отношения основывались на крепкой дружбе, взаимном интересе и редком сексе здоровья для.       А потом он внезапно пропал. Нашел рыбу своей мечты, а Кларк решила, что не будет речной золотой рыбкой в его аквариуме с диковинными морскими экземплярами. Нехрен занимать место.       Еще глоток.       Если выпьет еще один, то точно не дойдет до комнаты. Крепко сжимает свободными от бутылки пальцами перила, чтобы удержать равновесие и унять предательскую дрожь. Надеется, что держится молодцом, что парень не заметит. Не заметит, как она почти не дышит, чтобы не вдыхать его запах. Не заметит, как ломается ее голос. Не заметит, как надежда мелькает в ее глазах.       Гриффин хочет, чтобы он что-то сказал, как-то опроверг. Чтобы потушил вторую начатую сигарету и вновь зажег ее саму.       Но парень лишь кивает — она видит это боковым зрением.       «Раскатала губу», — вновь усмехается про себя.       — Я рада за тебя, — тихо произносит девушка. Удивительно, но это искренне.       Обижается, больно, грустно, тяжело. Но виной всему не Блейк.       А лишь ее ожидания и надуманные отношения.       Которых никогда и не было.       Которых никогда и не будет.       Кларк допивает последние несколько глотков и совсем уже не чувствует вкуса. Только тошноту. Только опустошение.       Ей хочется остаться с ним стоять, в надежде, что Беллами ее как-то успокоит, как-то все-таки объяснит все.       Но вместо этого она делает единственный правильный выбор впервые за долгое время.       Гриффин разворачивается на шатающихся ногах и идет в свою с девочками комнату.       Она впервые выбирает себя и душит расползающуюся внутри надежду, которая так и норовит когтями впиться в ее мысли.       В миллионный раз обещает себе не проверять его статус, не оборачиваться, не пытаться искать повода для общения. Но знает, что уже нарушила это обещание.       Закрывает за собой двери и, готова себе поклясться, слышит его тяжелый глубокий выдох.       И заставляет себя дышать.