Гнилые ростки

Иногда Робин смотрит в океан. Её взгляд пролетает не над водой, а устремляется вглубь. В синеву. До черноты он долететь не может, но Робин довольна и этим. В синеве она не видит облаков. И лун не видит тоже. О своëм прошлом думать слишком тяжело. О чужом легче. Пусть она и приложила руку к его концу. Робин думает о Летиции. Вспоминает сказку, которая с самого начала казалась ей былью. И думает: зачем нужно было рассказывать? Что это было? Простое желание поделиться? Предупреждение? Но к чему? Откуда ей было знать, что судьба Робин так тесно переплëтся с судьбой нового — последнего — Чада? Не казалось ли, что Робин могла постичь схожая участь, если бы он остался жив?.. Конечно, конечно казалось. Не могло не казаться. Слишком уж много факторов, которые так хорошо друг на друга наложились. Слишком красивая история со слишком настоящим финалом, где юноша не выдержал тягот жизни, а девушке пришлось справляться со всем в одиночку. У них даже имена были похожи. Летиция — Фитцрой. Робин — Ройал. Строгое «ц» и твëрдое «ро». Быть может, оно досталось Ройалу от неудачливого предка, но Матерь и жители Первого Города вряд ли назвали своего принца именно в его честь. Но он всё равно разделил с ним такой финал. Только Робин с ним не было — и это она обрекла его. Тот, кто не хочет тянуться к свету, кто не может жить без другого, сгниëт во тьме, как слабый росток. Таковы законы жизни, и ей стоило очень, очень больших трудов это принять. Только об одном Робин не может перестать думать. А смогла бы она сама пережить Вознесение?