Доверься мне!

Гермиона

— Вот она! Держи её! — услышала я скрипучий голос позади. Быстро посмотрела через плечо на двух мальчишек, выскочивших из-за угла дома, и со всех ног побежала от них. Пакет с мясом чуть ли не волочился по земле, пришлось намотать ручки на запястье. Ох уж эти пакеты из супермаркетов. Рассчитаны на двухметровых людей, а не на таких, как я — от горшка два вершка. Люди, которые шли по тротуару, даже не расступались, чтобы содействовать моему побегу. В их глазах я всего лишь какая-то озорная пятиклашка с домом из кудрей на голове. Никому из тех, кто видит меня впервые, невдомек, что я учусь в десятом классе, мне пятнадцать и я уже взрослый человек. Я перебежала дорогу на красный свет, какая-то белая машина, взвизгнув покрышками по асфальту, засигналила мне. Из окна высунулась лысая голова, и дядечка среднего возраста мне закричал: — Малышка, на светофор смотри! Я неслась по парку и слышала сзади топот моих преследователей. По обочинам дорожки тянулись линии опавших листьев. Деревья ещё почти все стояли зелёными, было градусов двадцать. Через три дня первое сентября. Тепло, но в воздухе чувствуется осень. Пока лишь тонкий намёк в виде холодного ветерка. А по вечерам температура резко опускается, и если принюхаться, то лета в воздухе осталось всего процентов на сорок, не больше. Рука одного из мальчишек схватила меня за капюшон, я споткнулась и упала на колени. Песок больно впился в кожу, содрав её. Семиклашки меня окружили. Я медленно поднялась. — Чего вы ко мне пристали? Они не ответили, переглянулись и засмеялась. А потом тот, что повыше, — его Винсент Крэбб зовут, он учится со мной в одной школе, как и его друг Грегори Гойл, — поддел ногой мой пакет. — Что у тебя там? — Сердце, — тихо вымолвила я. — Вре-ошь, — протянул Грегори и схватил пакет. Я потянула его на себя, но мальчишки ухватились вдвоём и вырвали. — Отстаньте! — крикнула я. Эти двое уже второй год меня достают. В начале учебного года учительница истории попросила меня представить доклад на уроке у шестиклассиков. Там разбойник Крэбб со своим дружком меня и увидел. Сперва они безобидно стучали мне по рюкзаку в школе, потом стали дёргать за косичку, потом, пробегая мимо на переменах, задирать юбку. А теперь подваливают на улице и пристают. И ладно бы они поболтать хотели, нет же, им нужно обязательно применять силу. Чувствуют себя очень сильными со мной. Ещё бы. Другая десятиклассница им бы как треснула! Но я мелкая, никому треснуть не могу. И не только потому, что ростом и комплектацией не вышла. Я просто боюсь ударить. Мысль о том, что я ударю кого-то, страшнее мысли, что ударят меня. Крэбб вынул из пакета мясо в целлофане и, показал дружку, скривился. — Что за гадость? — Положите в пакет и отдайте! — потребовала я, пытаясь сохранить достоинство и заставить голос не дрожать. Крэбб бросил мясо другу, тот поймал и кинул ему обратно, крикнув мне: — Ну так отними, крошка! У меня подбородок задрожал от обиды. Я отвернулась. До чего же мне ненавистны все эти гадкие прозвища! Мальчики продолжали кидать мясо. Но поскольку я не включалась в игру, им быстро надоело. Крэбб подошёл ко мне и не сильно дал ногой под зад. — Какая-то ты сегодня скучная, Кудряшка! Люди проходят, смотрят. От унижения у меня на глаза навернулись слезы. — Отдайте моё сердце! — потребовала я. Гойл покрутил мясо в руках. — Это твоё сердце? Ого, большое какое! — Не моё, свинное, — поправилась я. Крэбб засмеялся, обнажив ряд мелких зубов. — Так ты у нас свинюшка. Да? Мысленно я выхватывала мясо и бежала прочь. А на самом деле продолжала стоять столбом, не в силах двинуться. Ну и трусливая тютя. Противно даже! Гойл толкнул меня в плечо: — Чего молчишь-то? Поскольку сердце лежало у него на одной ладони, я всё же осмелилась схватить его и прижать к груди. Но им только это и нужно было. Они принялись толкать меня друг к другу и дёргать за волосы. Не то чтобы очень больно, скорее неприятно. — Мальчики, а мальчики, — раздался женский голос. — Чего вы к девочке пристали? Семиклашки отвлеклась, я побежала. Они тут же с весёлым улюлюканьем помчались за мной, не слушая, что им говорит тётенька. Я завидев впереди скамейку, на которой сидели ребята лет по шестнадцать-восемнадцать. Некоторые стояли. Хотела проскользнуть между двумя высокими парнями. Но тут один из них сделал шаг назад, наскочил на меня, наступил, я бы сказала, и, чертыхаясь, взмахнул руками в воздухе, пытаясь удержать равновесие. Правой рукой он хлопнул меня по затылку, и я выпустив сердце, обхватив парня за пояс, съехала на землю. Крэбб с Гойлом, поглядывая на меня, прошли мимо. Парень, которого я чуть не уронила, выругался и отпрыгнул в сторону. — В людей-то обязательно врезаться, мелочь? Я подняла на него глаза. О, только не это! Передо мной Драко, или Драко Великолепный, — одиннацитиклассник из моей школы. Фамилия у него Малфой. Прозвище придумано не с пустого места. Фигура, лицо, рост. Он и правда великолепен. У него светлые волосы, виски совсем коротко побриты. Правильные черты лица, спортивная фигура. Рост метр семьдесят два. Я безошибочно определяю, потому что сама мучаюсь с этой проблемой. Глаза холодные серые, насмешливые и какие-то сердитые. Но девчонки из школы только и болтают о том, как они тонут в этих глазах. Утонуть в луже? Ну и радость! Учится в одном классе с одним из моих друзей. Я поднялась, отряхивая платье, кофту и вытаскивая из волос листики. Драко пнул ко мне мясо. — Твоё, кажется. Я подняла сердце и хотела уже уйти, как заметила, что всего шагах в десяти стоят семиклашки, поджидают. Покуривают. У меня сердце упало. Не моё, свиное, из рук вывалилось. Парни на скамейке засмеялись, а Драко пробормотал: — Маленькая криворучка. Какое он вообще имеет право оскорблять меня? Язык, естественно, онемел, поэтому спросить об этом у Драко я не смогла. Когда внимание незнакомых или малознакомых людей в неловкой ситуации приковано ко мне, всегда начинаю так нервничать, что слова не могу вымолвить. Какой-то рыжий парень подал мне мясо и подтолкнул в спину: — Иди-иди, малыш. Я медленно, опустив голову, пошла по направлению к семиклашкам. Парни, которые ненамного старше меня, видят во мне ребёнка. Мне стыдно так думать, но я ненавижу свою внешность, хоть она и досталась от самого близкого человека. Эти нелепые густые каштановые кудри не может распрямить ни один утюжок! А мои карие глаза, распахнутые, как у новорождённого, — вообще отдельный разговор. Крэбб с Гойлом побежали ко мне и принялась тянуть за волосы и щипать. Я попыталась отбиться от них и убежать, но мальчики держали меня за капюшон. Но тут неожиданно подбежал тот самый рыжий парень, любезно подавший мне мясо, и надавал пендалей ребятам. — Ну ты в порядке? — спросил он, потрепав меня по волосам. — Да, спасибо, — прошептала я и со всех ног побежала домой. Наша семья Грейнджер занимает часть трехэтажного дома из жёлтого кирпича. У нас даже свой садик есть, небольшой, огороженный забором. Я закрыла за собой железную калитку и, отдышавшись, зашагала по каменной дорожке, ведущей к парадному входу. — Герми-и, — услышала я голос Рона. Он у нас часто бывал, почти каждый день, порой мне кажется, что Рон забыл дорогу к себе домой. Тот лежал между деревьями в гамаке, положив на грудь учебник немецкого. Я подошла. — Привет, Рон. Мы с Роном очень похожи, почти как близнецы. Причём в свои пятнадцать он не выше меня. Такой же худенький, хрупкий, кареглазый и кучерявый. У него волосы до плеч, а у меня до лопаток. Странно что он свои не обрезает, его кстати за миловидную внешность иногда девчонкой дразнят. Ему всё равно, он каратист, пяткой в лоб так может дать, что любому смеяться расхочется. В секцию с пяти лет ходит. Так уж повелось в семье и у друзей, что они меня берегли-берегли. Вот и выросла я трусишкой. Они меня любят, но им всё равно, что я тени собственной боюсь, а в жизни мне трудно. — Долго ты в магазин ходила! — заметил Рон. Я опустила глаза. Друг внимательно оглядел моё перекосившееся платье и безошибочно определил: — Бежала! У меня вырвался вздох. Я никому не рассказываю дома о своих делах — особенно по доставучих семиклашек. Если друзья узнают, они их убьют или покалечат. Но от Рона я никогда ничего не скрываю. Мы лучшие друзья. — Опять эти скоты приставали? — Рон свёл брови, глаза его потемнели. — И долго ты собираешься это терпеть? — он сел и умоляюще взглянул на меня. — Герми, дай я разберусь с ними, а? Я легонько стукнулась лбом о его грудь. — Ну мы же говорили об этом! Я сама разберусь! Он ударил кулаком в ладонь. — Ты все время так говоришь! И ничего не делаешь! Мои плечи поникли. Рон заметил и погладил меня по волосам. — Ну, Герми, надо действовать. — Я буду действовать! — Когда? — Ну… Скоро. — Как скоро? — он поднял глаза к небу, и те стали светло-карими, в них можно было увидеть облака. Иногда глядя на него, я думаю, что мой друг самый красивый мальчик на свете! Да, он, конечно, невысокий, но он смел, умен и находчив. С ним не бывает скучно. Правда учимся мы в разных школах. Рон посещает гимназию с углублённым изучением немецкого языка. А я и три других моих друга учимся в обычной школе. Гарри в одиннадцатом, он и есть одноклассник Драко Малфоя. Фред и Джордж в девятом. Я забралась к Рону в гамак и легла рядом. — А что, если я пойду с тобой в сентябре на карате? Могут меня научить там защищать себя? Рон повернул ко мне лицо. — В нашей секции одни парни, там нет девчонок! — Почему? — Не знаю. — М-м… А я так надеялась! Ты же знаешь, я боюсь ударить. Рон задумчиво смотрел на меня и о чём-то размышлял, а потом сказал: — На карате как раз учат преодолевать страх перед ударом. — и, помолчав добавил: — Я ещё своим родителям не говорил, но я больше не буду ходить на карате. — А разве твой отец не внёс деньги за квартал? — от моих слов Рон застонал. — Да-а, внёс. Но я больше не хочу туда ходить. Я так решил! У нас тренер сменился. Со старым у меня были хорошие отношения, а к новому неохота привыкать! Все наши ребята ушли! Новый тренер собирается присоединить к нашей группе свою, которую тренировал в другом клубе. Тренировки будут уже другие, ни те, что я любил! — А новые тренировки нельзя полюбить? Ты должен дать тренеру шанс! — Ну не знаю, только моим пока не сболтни! И давай лучше поговорим о твоей проблеме! Нужно придумать что-нибудь этакое… Я закрыла глаза, подставив лицо солнышку, и положила голову на плечо Рону. -Например? — я ощутила на себе взгляд и, приоткрыв глаза, уточнила: — Ты же не думаешь о том же, о чем я? — по вырожению лица я поняла, что мы думаем об одном и том же! И я тут же запротестовала: — Не-е-е-ет! Я на это не пойду! Ты что!