Сказ про то, как девушки в рождественский мороз гадали

Несчастлив тот, кто ни во что не верит. Виктор Гюго

— Коляда, коляда, Отворяйте ворота, Доставайте сундучки, Подавайте пятачки! То ли пели, то ли кричали во весь голос развеселившиеся девушки. Разодевшись кто во что горазд, вчетвером они пошли на колядки. Возглавляла всё это шествие самая старшая из них — рыжеволосая Фрося, сегодня одетая то ли просто ведьмой, то ли самой Бабой Ягой. Поверх овечьей шубы, специального надетой навыворот, она намотала какое-то тряпье (и на пояс, и на плячи), а на голову надела целых два платка: ярко-красный и поверх его огромный пуховой. В одной руке Фрося держала ухват, а в другой — корзину. — Уходить! — услышали колядовавшие недовольный италиянский голос из-за ворот. И хотя Фрося была старшей, идея пойти к самим италиянцам принадлежала Малашке, одетой сейчас торговкой. В усадьбе жил Алевиз Фрязин, стенных и палатных дел мастер, строивший дворец в Кремле. Малашка в ответ прокричала: — Хоть рубь, Хоть пятак, Не уйдём из дома так! Дайте нам конфетку, А можно и монетку. Не жалейте ничего, Накануне Рождество! Сторож молчал. — Ну, Малашка, обманула тебя твоя Холомбина, — усмехнулась одетая козой Ульянка, подпирая руками бока. Малашка заявила подругам, что одна из знакомых италиянских служанок предложила своей синьорине посмотреть на русские колядки, та и согласилась. — Ничего и не обманула. Это у них просто сторож вредный, аки пес. Сейчас вот Холомбина выйдет да пустит нас, — возразила Малашка. Из-за забора послышалась италиянская ругань, а после двери отворились. Ряженые увидели закутанную в кроличью шубу невысокую девушку, дрожавшую от холода. — Идёмте скорее! — произнесла она, не здороваясь и пошла к дому. Ряженые бросились за ней. Малашка подбежала к ней самая первая и затрещала: — Какой у вас сторож злой! Ни в какую нас пускать не хотел! — Потом-потом. Здесь холод собачий, — отмахнулась Холомбина. На улице сегодня и правда стоял мороз. Хоть днём и шёл снег, грозивший то и дело превратиться во вьюгу, однако к вечеру всё стихло. Небо было ясным, светила луна. Холомбина привела колядующих к двери под каменной лестницей. Все пятеро вскоре оказались в закутке. — Здесь скиньте свои шубы, в поварне их будет некуда сложить, — заявила Холомбина, открывая дверь в соседнее помещение. — Так ведь это ж главное в колядках! Чтоб все были ряженые! — возразила Фрося. — Потом вам в них жарко будет, — предупредила Холомбина. — Потом и снимем, — упрямо заявила Фрося. — Как знаете, — отмахнулась Холомбина и прошла в поварню. Колядующие последовали за ней. На удивление, больше прислуги не было. — Вы пока садитесь на скамьи, я сейчас синьорину приведу, — оставила их Холомбина и скрылась на узкой лестнице, которая вела на жилой этаж. Фрося и остальные с интересом осматривались. Отец её был кузнецом, поэтому она, как и остальные подруги, жила в обычной избе. Дом Фрязиных же снаружи напоминал боярские палаты. — Малашка, а ты тут раньше была? — спросила наконец молчавшая до этого и одетая казаком Фёкла. — Нет. Я Холомбину-то до этого только в лавке у батюшки видела, — отец Малашки был кожевенником, — у неё синьорина одеваться любит просто страсть! — А как же твоя Холомбина до этого додумалась? Позвать ряженых домой? У них-то такого точно не увидишь, — удивилась Фрося. — Да она пришла тут давеча и говорит мол: скучно моей синьорине дома в Сочельник сидеть, не знаю, чем и развлечь её. Слышала я, говорит, что вы перед Рождеством какие-то гуляния устраиваете, нельзя ли и нам на них посмотреть? Я ей говорю, мы во время святок ходим колядуем. Она и спрашивает, а что де это такое? А ей: да вот, по домам ходим, песни поём и приговоры говорим, добра желаем, а за это угощение получаем. И спрашиваю: что это вы, за пять лет (а они тут уж лет пять сряду живут), и ни разу про колядование не слышали? — Нет, не слышали, — перебила Малашку появившаяся на лестнице девушка в богатом платье. Фрося глянула на неё и обомлела, понимая, что перед ней та самая сеньора. Платье на италиянке было из светлой богатой парчи и розового бархата. Оно сильно отличалось даже от тех нарядов, что носили боярыни и боярышни: Фрося, как говорится, не смогла бы о нём ни словом сказать, ни пером описать. Оно, в отличие от русских нарядов, не закрывало шею и имело квадратный вырез, открывая часть груди и обтягивая её. Под грудью же оно свободно расходилось. Рукава у платья до локтя были объемные, а потом узкие. На шее у неё было ожерелье из золота, жемчуга и крупных красных драгоценных камней. Фёкла толкнула растерявшуюся подругу в бок, напоминая, что надо бы и песню спеть. Фрося тут же вскочила с лавки и затянула: — Христос родился, Бог воплотился, Ангелы поют, славу воздают. К ней присоединились и остальные ряженые: — Пастухи играют, Пастыря встречают, Чудо, чудо возвещают. Во Вифлееме, во Вифлееме, Радость наступила! Чистая Дева, чистая Дева, Сына породила! Христос родился, Бог воплотился, Ангелы поют, славу воздают. Пастухи играют, Пастыря встречают, Чудо, чудо возвещают. После окончания песни синьорина улыбнулась: — Как хорошо и интересно! Только что же вы тут сидите? Ко мне пойдёмте, я вас там послушаю да рассмотрю как следует, а то здесь темно и тесно. Удивлённые девушки последовали за ней. С интересом они осматривали дом, думая, похож ли он на боярские палаты, или всё же в нём больше италиянского? Наконец они оказались в опочивальне синьониры. Это была большая комната в два окна. Справа от входа высился каменный очаг, следом шла узкая расписная деревянная кровать. Напротив стояли сундуки и стол. Вдоль обоих окон стояли резные лавочки с мягкими сиденьями. — Не комната, а загляденье! — вырвалось у восхищённой Фёклы. Сеньорина улыбнулась и села на кровать, а девушкам предложила сесть на лавки. — Да как бы не запачкать нашими вещами, — возразила Фрося. — Ну дайте тогда хоть так на вас посмотреть, а потом снимайте ваши наряды, да просто поговорим, — улыбнулась синьорина. Девушки покрутились вокруг неё, походили. Синьорина, довольная такими необычными «костумами», как она назвала наряды, поспрашивала, кто кого изображает, а потом спохватилась, что не знает имён девушек. По очереди все представились, а последней сама синьорина: — Изабелла, — произнесла она. — Коломбину вы знаете. Та кивнула. Только сейчас Фрося заметила, что крой платья на Холомбине чем-то похож на платье Изабеллы, только ткань его была попроще и не такая нарядная. Колядующие принялись раздеваться. На всех были надеты в честь праздника разноцветные, пестрые, расшитые сарафаны. На Фросе был светло-голубой, с серебряными узорами. Кроме того, были на ней и украшения: длинное жемчужное монисто да серьги, с маленькой жемчужинкой каждая. Тем временем Холомбина сбегала по приказу Изабеллы в поварню и принесла угощения. Помимо разных сластей девушки увидели и странную выпечку, напоминавшую пасхальный кулич. — А это что такое? — спросила Фрося, обращаясь к Изабелле. — Панеттоне. Пирог с захаренными фруктами и изюмом, — объяснила Изабелла. — Мы такое на Пасху едим, — усмехнулась Ульянка. Вскоре завязался разговор. Изабелла расспрашивала девушек, как празднуют Рождество здесь и с удивлением рассказывала о том, как празднуют у них. — Да что вы, затворницей что ль живёте? И ни разу про наши обряды не слыхали? — удивилась Фрося. — Отец мой не сильно знакомит нас с братом с местными обычаями. Думается мне, что он хочет поскорее докончить работу да уехать в Италию, — поделилась Изабелла. — И чем же вы целыми днями занимаетесь? — спросила Фёкла, за что получила в бок от Ульянки. — Ну что за вопросы у тебя глупые, дурёха. Это нам только работать надо, а синьорина как боярышня живёт. Спроси ещё, чем боярышни целыми днями занимаются, — недовольно заявила она. Изабелла улыбнулась. — Ну что вы ссоритесь? Я занятие и правда себе нахожу. Мать моя умерла, ещё когда мы жили в Италии, поэтому отец взял меня и брата с собой. Я слежу за домашним хозяйством, в свободное время — вышиваю или читаю. Не скучаю. Только в праздники большие, как сегодня, можно отдохнуть. Отец с братом уехали смотреть монастыри и храмы на севере, потому что великий князь требует что-то похожее в Кремле построить. Меня дома оставили, да ведь теперь скучно, тем более сегодня почти всех слуг отпустили. Вот я Коломбину и попросила что-нибудь придумать, — рассказала Изабелла. — А вы гадали когда-нибудь? — весело предложила Малашка. — Гадать? Церковь наша относится к гаданиям с осторожностью и считает их неправильной практикой. Обращение к гаданиям может вести к заблуждению и отвлечению от истинной веры, — возмутилась Изабелла. — Да ну вам, сеньорина. Я слышала, что церковь и к переодеваниям как сейчас плохо относится, мол, идолопоклонничество это всё, — возразила Холомбина. Долго ли коротко ли, Изабеллу уговорили хотя бы посмотреть на гадания. — А на что будем гадать? — воодушевлённо уточнила Холомбина, которая тоже решилась участвовать. — На суженого, конечно, — улыбнулась Фрося. — Как раз пока ещё не слишком поздно, прохожих можно пойти и спрашивать. — Это как? — удивилась Холомбина. — А вот как. Одна из нас выходит за ворота и ждёт первого встречного мужчину. Как его зовут, так и будут твоего мужа звать, — рассказала Фрося. — Ну это не всем подходит. У вас и у нас имена разные у мужчин, — заявила Изабелла. — А кто знает, Вас поди батюшка здесь замуж выдаст, — усмехнулась Малашка. — Кабы выдаст. У них же вера другая, — возразила Ульянка. — Ну ты, Холомбина, можешь и просто посмотреть, а мы погадаем. — Чур, я первая! — заявила Фёкла и кинулась к своей шубе. Колядуюшие быстро оделись, но пришлось ждать пока Холомбина оденет Изабеллу. Вскоре все шестеро стояли у ворот. Фёкла выскочила на улицу. Ждать ей пришлось недолго. Фрося, которая выглядывала из-за приоткрытой двери, увидела, как подруга подошла к мужику и заговорила с ним. Никто не слышал, что они говорили, но все видели довольное лицо Фёклы, когда она прибежала к подругам. Колядовавшие знали, что у Фёклы есть уже «милок». — Ну что сказал? — поинтересовалась Ульянка, делая вид, что ещё никто не понял, как зовут прохожего. — Мартын, — довольная, заявила Фёкла. Следующей побежала сама Ульянка. Ей пришлось ждать чуть дольше. Молодой человек, быстро двигавшийся куда-то, сначала не хотел останавливаться, но потом всё же ответил на вопрос. Ульяна вернулась не слишком довольная. — Иван, — презрительно объяснила она. — Поди ищи этих Иванов. Как будто знаю я их мало. — Да ну что дуешься. Наоборот хорошо — Иванов много знаешь, значит, расстраиваться незачем: среди них наверняка и хорошие есть, — успокаивала Малашка и пошла следующей. Ей тоже пришлось ждать изрядно. Сначала прошла пара-тройка девиц, прежде чем показался мужчина. Малашка быстро подбежала к нему. Остальным гадавшим показалось, что она даже поспорить с ним успела, прежде чем вернулась. Малашка тоже была расстроенная. — Симеоном назвался, — вздохнула она, и подруги всё поняли. Она ещё с малых лет была влюблена в сына соседей Еруслана, а теперь получалось, что нечего было о нём и думать. — Да ну, поди обманул, — попыталась обнадёжить Фрося. — Да я ему то же говорю, а он: что ты, девка глупая, меня как крестили, так и зовусь. И ушёл, недовольный, — рассказала Малашка. Фросе было идти следующей, но тут Холомбина попросилась вперёд. Фрося, недолго думая, согласилась. Волнующаяся Холомбина вышла на дорогу и стала ждать. Наконец, показался мужчина. После разговора весёлая Холомбина подошла к остальным: — А вы, синьорина, говорили, что имена у нас разные. Как бы не так, прохожий Кристианом назвался! — Ну и имя. Небось, тебя в Италии герцог ждёт, — засмеялась Изабелла. — А может, и герцог. Всё на свете возможно! — уперев руки в бока, заявила Холомбина. И пока Холомбина пререкалась с сеньорой, Фрося вышла за ограду. Долго никого не было. Кажется, ещё и ветер начал дуть, стало совсем холодно. Наконец, послышался в конце улицы звук. Фрося присмотрелась и увидела всадника. Когда он был уже совсем близко, саженях в пяти, увидела она, что от лошади пар коромыслом. Сначала побоялась Фрося его останавливать, мало ль куда человек торопиться. Да потом подумала: не зря же он тут в такое время едет, наверняка не просто так его сюда нелегкая принесла. Да и коня он начал оставливать, видимо, увидев Фросю. Та растопырила обе руки и выскочила прямо перед всадником. Кое-как успокоил наездник несчасного коня, едва не вставшего на дыбы, а Фрося затараторила: — Ты уж прости, мил человек, вижу, что торопишься, да только у меня тоже дело есть важное. Как тебя звать скажи, а потом едь хоть на все четыре стороны! Всадник, чуть наклонившийся, чтобы выслушать, что говорит ему Фрося, ответил: — Да уж не тороплюсь, да и на все четыре стороны ехать мне не надо — домой приехал. А звать меня Себастьяно. — Как-как? — ушам своим не веря, переспросила Фрося. По речи она поняла, что он был немец. — Себастьяно, — ответил всадник и принялся что-то говорить своему коню на чужом языке. Тот нервно переминался, видимо, испугавшись резкой остановки. Фрося же помчалась со всех ног к колядовавшим, которые уже гурьбой высыпали из-за ворот. Фрося увидела, как, всех расталкивая, на дорогу выскочила Изабелла. — Изабелла, неужели твое сердце сестры почувствовало, что родной брат едет?! Или сказал тебе кто? — крикнул всадник на своём языке. — Себастьяно? — радостно воскликнула Изабелла. Всадник спешился и кинулся её обнимать. Колядовавшие в недоумении обратились к Холомбине: — А кто это? Не уж-то возлюбленный? — Поэтому она гадать не захотела? — тут же добавила Ульянка. — Кабы! — засмеялась она. — Это брат синорины, Себастьяно. — Ух, а я-то думала, не расслышала, думала, говорит «Севастьяном», — возмутилась Фрося. — Так… И как теперь твоего суженого зовут? Севастьян али Себастьяно… — захихикала Ульянка. — Севастьян, не иначе, — отмахнулась Фрося. Тем временем брат с сестрой подошли к гадавшим. — Это мой брат, Себастьяно, — представила Изабелла приехавшего. — Пойдёмте в дом скорее, там всё и обсудим, — поторопила она всех, потому как брат её был одет довольно легко для такого холодного вечера. Вскоре они сидели уже всемером в комнате Себастьяно. Сам он, переодевшись, закутался посильнее в теплые одеяла и меха и сидел теперь у очага. Туда его усадила сестра, хотя он сам был уверен, что лучше всего будет походить, а то и побегать по дому, чтобы разогнать кровь по застывшим сосудам. Фрося, оказавшаяся ближе всех, с интересом рассматривала брата Изабеллы. Это был черноволосый и очень вихрастый парень с тёмными глазами, как у самой Фроси. Изабелла сильной вихрастостью не отличалась: хоть волосы у неё и были убраны в сложную прическу, Фрося по выбившимся прядям видела, что они скорее волнистые. Да и глаза у Изабеллы были голубые. Переведя взгляд ближе к очвагу, Фрося заметила, что одну ногу Себастьяно выставил из-под одеяла. Насколько же худой она показалась Фросе. Изабелла тем временем на италиянском рассказала Себастьяно, чем они тут занимаются. Тот улыбнулся и глянул на Фросю. Она сразу же отвела глаза и уставилась на Холомбину, которая о чём-то говорила с Малашкой. — А в чём же состоял этот ваш… ритуал? — уточнил Себастьяно, не отводя от Фроси взгляда. Фрося намеренно его игнорировала, в надежде, что ответит кто-то другой, но все как назло молчали: то ли думали, что спрашивают у Фроси, то ли просто не слышали. Сама же Фрося просто чувствовала неловкость при общении с Себастьяно, сама не зная отчего. Наконец пришлось ей прервать всеобщее молчание. Решив бороться со своим беспричинным страхом, Фрося взглянула ему прямо в глаза и рассказала, в чём состояла суть гадания. — И как же теперь будут звать суженого? — с интересом уточнил Себастьяно. — Севастьяном! — уверенно заявила Фрося, глядя на то, как пляшут отражающиеся в глазах парня огоньки. Тот лишь улыбнулся и перевел взгляд на сестру, а после спросил, не гадала ли она. Изабелла отчего-то разозлилась и грубо ответила ему на италиянском: — Я что, на варвара похожа? Я сюда не колдовством приехала заниматься. Посмотри на эту рыжую: ну точно ведьма. Русские ещё говорят, что у ведьм глаза черные. Так вот она точно ведьма! — Изабелла, ты слишком капризна. Если тебе так не нравятся эти гости, ты вполне могла бы их выгнать. — Сегодня Сочельник, святой празник, я обязана быть гостеприимной. — Ну так быть тогда доброй к собственным гостям. Тем более, что они у тебя такие интересные, — тут Фрося увидела, что Себастьяно смотрит на неё, и почувствовала, что краснеет. Неужели разговор шёл о ней? — А я смотрю, тебе нравятся бесстыжие ведьмы? — Да, ведь одна из них моя сестра. — Да как ты смеешь, паршивец! Я пожалуюсь отцу на твоё поведение. — Посмотрим, кому и на чьё поведение действительно придётся жаловаться отцу. Напомнишь, как он относится к мнению своего духовника и как церковь относится к гаданиям? — Я не желаю с тобой больше разговаривать! — воскликнула Изабелла и поднялась. Фрося, слушавшая разговор, но ни слова не понимавшая, заметила, какое внимание ему уделила Холомбина. Однако та ни слова не сказала, видимо, не имела права выражать своё мнение при синьорах. Что было логично. — Девушки, пойдёмте дальше гадать, — заявила Изабелла. — Надеюсь, вы поймёте, если мой дорогой брат останется здесь и не присоединится к нам. — Конечно. Да и вообще, гадания — женское дело, не мужское, — заявила Малашка и направилась к дверям. Фрося, хоть и шла в толпе, но почувствовала на себе взгляд. И нашла в себе силы не обернуться. Девушки же вышли в сени и остановились прямо перед дверью. Фрося объяснила, что теперь нужно будет снимать валенок или сапог, вставать к двери спиной и кидать обувь через порог. Куда укажет носок, там и живёт будущий жених. Принесли ещё пару валенок для тех, кто кидает свою обувь, чтобы они могли тоже выходить и смотреть, и приступили к гаданию. Первой попробовать вызвалась Холомбина. Она долго примерялась и наконец кинула сапожок. Тот отлетел довольно далеко во двор, и его было невидно. Девушки наперегонки, оставив в доме только Изабеллу, хмурившуюся после разговора с братом, помчались к сапожку. Холомбина прибежала первой и долго его осматривала. — Как будто бы смотрит на север, — заключила Фрося. — Нет, на запад, — заявила Малашка. — А мне тоже кажется, что на север, — согласилась с Фросей Фёкла. — Да говорю вам, на запад, — возразила Ульянка. — Ну, Холомбина, куда сапожок смотрит. — Точно не в Италию! — разозлилась Холомбина, чем вызвала хохот со стороны остальных. — Стран много, а герцогов — ещё больше! — весело заявила Малашка и побежала назад, прежде, чем Холомбина успеет что-то возразить. Следующей была Фёкла, чьей радости снова не было предела. Носок валенка указывал прямо в сторону дома, где жил её «милок». Потом решилась Малашка. У неё валенок показал ни много ни мало в сторону княжеских палат. — А у Ивана Васильевича-то ведь и сын есть неженатый, Симеон! — весело заявила Фрося. — Да куда уж мне до княжича… — возмутилась Малашка. — А что? Вон, Иван-царевич в сказках на крестьянках женится, чем мы хуже, — спросила Фрося. — Твои слова да Богу бы в уши, — вздохнула Малашка и поплелась в сторону терема. Фросю, которая должна была быть четвёртой, обогнала Ульянка и заявила, что Фрося свою очередь проворонила и теперь должна снова быть последней. Бросила она валенок, а тот взял да и застрял в сугробе — поди разбери, в какую сторону смотрит. — Так, вы его не трогайте. Смотрите, тут у него голенище торчит и прямо рядом со снегом. Значит, — Ульянка просунула руку в образовавшуюся яму, — здесь носок. Смотрит он туда, — и указала направление. — О, Китай-город там. Ну, купец твой суженый, — обнадежила Фрося. Ульянка улыбнулась. — А я поди не знаю Иванов-купцов. — А улыбаешься так, будто знаешь, — возразила Фрося и направилась к дому. — Теперь-то уж точно моя очередь. Встав поудобнее у порога, Фрося вдохнула и с волнением бросила собственный валенок. — Ай! — донеслось со двора. Фрося в удивлении обернулась. — Кто там? — возмутилась Малашка. Фрося, давая посмотреть остальным, да и сама изумленная, кинулась за дверь и увидела, что кто-то недовольно потирает голову. Присмотревшись, она поняла, что это… — Себастьяно? — разозлилась Изабелла. — Простите, прекрасные синьорины, ну очень уж хотелось на ваши гадания посмотреть. Да видно сам чёрт на вашей стороне — в меня валенком прилетело! — рассмеялся он, вышедший, похоже, из двери для слуг. — Всё испортил! — завопила Малашка. — Да ничего не испортил. Нечистая сила вон его привела, сам говорит, значит, ничего не изменилось, — пожала плечами Фёкла. Фрося тем временем подбежала к валенку, который лежал почти рядом с Себастьяно. Вслед за ней бросились и остальные. — Ну… Я думаю он смотрит на запад, — неуверенно заключила Ульянка. — И немного на юг, — добавила Фрося. — Не знаю, пока он смотрит только на наш дом, — заявил подошедший Себастьяно, за что получил неодобрительное шиканье со стороны Малашки. — Всё, хватит вам на суженого гадать. Есть и более интересные вещи в будущем! — заявила неожиданно подошедшая Изабелла. — И правильно Малашка сказала, мужчинам в гадании не место. — Да, всё портят только! — подтвердила Малашка. — Ах, как грустно слышать это от любимой сестры. А ведь я так хотел провести это Рождество с тобой, так спешил. Видно, не судьба, видно, нет любви, — возмущался Себастьяно. Изабелла лишь закатила глаза. Девушки снова остановились в сенях, но теперь дверь закрыли. Несчастный брат Изабеллы был вынужден возращаться в дом тем же путём, что и пришёл. Решили гадать на воске, но для этого пришлось идти в поварню. Там, как назло, сидел Себастьяно и с довольным видом уплетал паннетоне. — Себастьяно, мы собираемся гадать, — заявила Изабелла с порога. — А я собираюсь устроить себе рождественский ужин. У нас у всех тут очень важные дела и надеюсь, что мы не будем друг другу мешать, — усмехнулся Себастьяно. — Но вы нам будете мешать. Если мужчины в гадании участвуют, все наперекосяк идёт, — возразила Малашка. — Ага. Нам сам чёрт в гаданиях указывает, а он, знаете ли, тоже мужчина. И очень ревнивый. С другими мужчинами делить девушек не собирается, — на ходу выдумывала Фрося. Изабелла недовольно покосилась на Фросю, видимо, не слишком обрадованная тем, что услышала. — Да он сам на чёрта похож. Ишь глазищи какие, как угли, — прошептала Ульянка, наклонившись к Фросе. Та едва удержалась, чтобы не засмеяться. — Милые синьорины, ради того, чтобы быть с вами, я бы и с самим чёртом поборолся, — заявил Себастьяно, глядя прямо на Фросю. — Ну раз вы так говорите, можете и остаться, если тихо сидеть, я думаю, — пробормотала смущенная Малашка, которая до этого больше всех утверждала, что мужчинам тут не место. — А я с самого начала так думала, — заявила Фёкла. — Да и вообще, вы сами как чёрт, я думаю, он вас даже со своим отражением спутает, — пролепетала совсем осмелевшая Фрося, чем вызвала приступ смеха у подруг. Изабелла одарила всех холодным неприятным взглядом, а Холомбина лишь в недоумении косилась на остальных, вероятно думая, что не поняла какую-то русскую шутку. Себастьяно весело улыбнулся. — Ну раз я на черта похож, значит, мне и костюм не нужен. Я видел, вы сегодня интересно одевались: кто козой, кто солдатом, кто торговкой, а кто ведьмой. Коломбина, я думаю, норгген, а сестрица моя сегодня изображает бенанданти, — рассуждал Себастьяно. Изабелла на италиянском ему ответила: — Я вижу, ты надеешься, чтобы я тебя оставила с этими распутницами одного? Поэтому пытаешься меня задеть? — Странно, что распутницами ты называешь их, если интерес к ним испытываю я, а не наоборот. — Да будь они благочествими девушками, давно бы были у себя дома. — Господь милостивый, Изабелла, да они ради тебя одной здесь. Раз уж они тебе так надоели, я сам им скажу, — он тут же перешёл на русский. — Милые синьорины, моя сестра очень переживает, что вы сочтёте её негостеприимной, но я думаю, вы её поймете и простите: сегодня ей не здоровится, поэтому это гадание она посидит, а потом покинет вас. — Конечно, мы всё понимаем! Да и сами мы засиделись уже, поэтому действительно, сейчас вот погадаем один раз и уйдём восвояси, — сообразила Фрося. Подруги её согласно закивали. — Вот и хорошо. Садись рядом, Изабелла, ты же не принимаешь в этом участия? — лукаво улыбнулся Себастьяно. Недовольная Изабелла села рядом с братом. Гадавшие скинули верхнюю одежду и начали готовиться: растопили воск, достали блюдце и молоко. Фрося на сей раз решилась гадать первой. Налила молоко в блюдце, поставила его у порога уличной двери и взяла кружку с растопленным воском. После произнесла: «Домовой, хозяин мой, приди под порог попить молочка, поесть воска,» — и с последними словами вылила воск в молоко. Немного подождав, остальные девушки обступили Фросю, присевшую на колени, и тоже внимательно вгляделись в рисунки застывшего воска: — Полосками потёк, — заключила Малашка. — Дороги, значит, ждут. Переезд, может, — задумалась Фрося, забирая оставшиеся восковые фигурки. — Я сдедующей давай буду! — заявила Ульянка. Повторила она всё тоже самое. Девушки с волнением вглядывались в рисунок, как будто сами гадали. — Ишь, на паука похож, — заявила Фёкла. — К деньгам, значит, — усмехнулась Ульянка. Следующей была Фёкла. Никто не увидивился, когда на дне блюдца обнаружили цветок. — К свадьбе, — довольная, пробормотала Фёкла. Потом гадала Малашка. У неё воск застыл быстро. Фрося, подошедшая к блюдцу одной из первых, обомлела. — Крест, — пробормотала Малашка. — Да он нечёткий… Это так, к небольшим неприятностям, — попыталась Фрося обнадежить подругу. Чёткий крест обозначал серьезные болезни и даже возможную смерть. — Как же, нечёткий, — подавленно ответила Малашка и поскорее отошла от блюдца. Холомбина была последней. — Странный рисунок… На меч похож… — предположила она. — Скорее, на нож. Говорит, опасайся людей, которые выдают себя за твоих друзей, — объяснила Фрося. Всё веселье подошло к концу. Изабелла встала из-за стола и с натянутой улыбкой произнесла: — Было очень интересно на всё сегодня посмотреть, спасибо, что пришли. Хорошего вам Рождества. — А вам спасибо, что нас приняли! — ответила Фрося и невольно глянула на Себастьяно, который следил за ней всё гадание. — За привет, за угощенье Вы примите поздравленье! — вспомнила Малашка. — Жить вам лет до двести! Будет год прелестен! — пожелала Фёкла. Ульянка молча отвесила поклон, и под всеобщий хохот, девушки быстро собрались. — Ну, спасибо этому дому, пойдём к другому! — заявила напоследок Фрося, и вчетвером они вышли во двор. Провожать их никто не пошёл, а Фросе, когда они выходили со двора, вмиг стало так тоскливо на душе, что она даже обернулась на палаты италиянцев. Остальные что-то обсуждали, но Фрося не слушала. Поздней ночью, ложась спать, она положила под подушку гребень и прошептала: «Суженый мой, ряженый, во сне ко мне приди, голову мне причеши». Кажется, на утро Фрося помнила лишь то, какие худые у незнакомца во сне были ноги.