***
Домом их убежище не назвать, слово «офис» тоже не слишком опишет реальную обстановку вокруг. Никакого уюта, мрачно и грязно, душно и пыльно. Переждать ещё одну ночь, вытерпеть день, продвинуться в деле. Наводить порядок в голову не приходит, ведь важнее на данный момент общая цель. Здесь прежде всего относительно безопасно, а прочее можно с индифферентным видом людей занятых отшвырнуть от себя подальше. Как бы то ни было, что-то всё же принимает обличье в этом подвале. Создаётся внутри вопреки всей нелицеприятной наружности. Поначалу разные просьбы вроде «купи молока» были слишком чудные; со временем это и другое по особому списку стало привычным. Возня на импровизированной кухне, взаимные возможности друг другу облегчить жизнь, подбивая необходимым нижние блоки пирамиды Маслоу. Либерман выучил бытовые пристрастия Касла, тот в свою очередь поит бывшего аналитика АНБ ромашковым чаем и никак не дождётся, когда от этой цветочной воды Дэвид в конечном итоге перестанет сидеть с глазами на мокром месте от хлестающего слишком сильно стресса. Если ваша первая встреча началась с раздевания догола как попытки вывода на чистую воду − в дальнейшем места стеснению не особо и остаётся. Дэвид может творить что угодно, снимать с себя шмотки и тереться в разных местах: Касл сидит спокойно, смотрит только втихую и выражение лица мужчины бессловесно гласит о том, что он всё уже повидал и ему, стало быть, плевать на голого Либермана. На проверку хакер составляет неплохую компанию, спасает от ощущения одиночества, не признанного Карателем вслух. Иногда, не слишком уставшие, они болтают и шутят дурацкие шутки, делятся кусками историй из жизни. Каждому находится, что поведать другому. Слушать чужие откровения, как ни крути, занятие вполне себе располагающее − так возникает доверие. Помимо трепания языком есть гитара. Фрэнк даже отчасти горд, что Либерман с ходом времени чаще и чаще присасывается к инструменту. Перебирает струны, не играет: просто бездумно бренчит, лёжа на простыне. Снимает своё напряжение, глядит в потолок. Тогда Касл чувствует себя немного живее, чем обычно. Дэвиду есть, что терять, Каслу нечего. Практически. − Ты мило во сне бормотал. Что тебе снилось? Фрэнк выглядит жалеющим, что проснулся. Отводит глаза, будто думает, стоит ли дать ответ. − Танцевал со своей женой. − Хороший сон, − Дэвид улыбается и мягко, задумчиво произносит: − Хочешь, я потанцую с тобой? Любишь Майкла Болтона? − Да пошёл ты, Либерман, − маленькая усмешка касается обезвоженных после сна, усеянных трещинами губ Фрэнка. Для обоих происходящее стало некой игрой в семью. Ничего не попишешь, если у одного вся она на том свете, а у второго потому лишь жива, что пришлось умереть самому, так сказать, официально. Игры полезная штука. Куда бы Фрэнк не отправился, он где-то внутри себя знал − его в укромном жилом подвале ждёт Дэвид. И не просто ждёт, а подобно полевому медбрату без лишних указок подлатает увечья, даст воды, сердобольно введёт через полую трубку лекарства и обезболивающее. Зубами Касл показушно скрипит от такой заботы, однако внутри себя он благодарен безмерно. В облегчении лицо Либермана светлеет, глаза блестят каждый раз, когда злой и страшный Каратель (если верить новостным репортажам − Дэвид, конечно, не верит) приходит в себя. Для него Фрэнк не такой. Фрэнк это тот, кто притащился телом в пусть иллюзорно, но мирную жизнь, при этом душой всё ещё оставаясь в зоне военных действий. Кроме идущих извне угроз, жестокая бойня с самим собой топит Касла, ранит, стачивает ежедневно. От этого хакеру горько.***
− Что случается с тобой, случается и со мной. Реплика, застрявшая между страхом перед последствиями и чистой эмпатией. Фрэнк плюётся кровью, боль такая, что еле выходит стоять, не говоря уже об обработке ран. Больно и от предательства Билли Руссо, вскрывшего Касла, как рыбу, из которой валятся потроха. Его пробивает дрожь от эмоций, бурлящих внутри, в новую реальность он никак не может толкнуться разумом и осознать совершившееся. Дэвид тихо подходит ближе, так подступаются к зверю, измученному долгими пытками злобных хозяев. Даёт понять, что рядом, что хочет помочь: моет руки, берётся за нитки. Каратель глядит затравленно, устало и полубезумно, прежде чем позволяет дотронуться до себя. − Потерпи, хорошо? Я всё сделаю. Стоять спокойно трудно. Шумное дыхание заполняет комнату, капли крови с плеском разбиваются о кафель, нить шуршит, следуя за иглой через плоть. От боли темнеет в глазах, Касла качает. − Молодец, вот ты умница. Немного осталось. Совсем, − голос хакера сипит и сбивается отчего-то. Фрэнк видит лицо Либермана в грязном забрызганном зеркале, эти глаза напуганного зверька снова на мокром месте. Брови изогнуты вверх, а рта уголки опущены − такой вот печальный Пьеро. Точно шьёт не Касла, а себя. Точно больно в одинаковой мере с ним, хоть под затёртым халатом нет ни царапины. − Ты меня предал. Получается, что и я тебя должен? Дэвид странно смотрит на Фрэнка, он этот вопрос принял то ли на свой личный счёт, то ли в качестве начавшегося внезапно бреда. Молчит, продолжив через пару секунд дальше возиться с нитками. − Предательство не бывает взаимным, Фрэнк. Как не могут предать посторонние. Руссо ведь семьёй твоей был. В интонации хакера слышится сожаление, оно проявилось отчётливо после упоминания Билли. Латая очередную рану на Касле, он не понимает, как до такого дошло. Его подозрения к Руссо смывались картинками светлого прошлого, о котором рассказывал Фрэнк, мол, они пережили столько всего − сомнениям нет причин. Касл стонет, терпение его на исходе. Наскоро цепляясь зубами над узелками швов, Дэвид не замечает, как шмыгает чаще носом и как замыливает его взгляд. Нечто в нём поглощает обида не за себя. Уткнувшись слабо в окровавленное плечо, он поскуливает, мычит, русые кудри потряхивает от дрожи тела, страдания за другого. − Не могу я, когда тебе больно так. Не могу. Прости. Либерман продолжает трястись, уверяя, что возьмёт себя в руки прямо сейчас. Фрэнк наблюдает за ним и собой в отражении чуть растерянно: на игру это больше не слишком-то и похоже.