Весбекс. День 240.

      — И тут… Тра-та-та-та-та! — резко повысил Эдди тон голоса, чем вывел Катю из некого транса.       Ему снова удалось ее загипнотизировать: он обладал настоящим талантом рассказчика. Эдди любил начинать истории издалека, не забывая и о мелких деталях, так что ей стало казаться, будто она переживает день заново. И как он попал под обстрел крупнокалиберного пулемета, Катя прекрасно помнила: она страховала его и видела все в прицел винтовки. Эдди успел спрятаться за бетонным блоком, перекрывавшим улицу, но оказался в ловушке. И девушке оставалось лишь наблюдать. Только если бы на него побежали враги, она, открыв огонь, хоть как-то смогла бы ему помочь. Но противник не торопился, а потом пулеметчик дал еще одну длинную очередь по блоку и решил, что этого достаточно, пожалев гранат.       — Да ну! — возразил Бишоп, пока Эдди прервался на глоток пива. — Эй, там что, были двадцатки? — выкрикнул он уже в сторону Захри.       Но ответа сержант Захри не дал, что Эдди не сильно заботило. Он уже вовсю начал доказывать свою правоту, ведь помимо Бишопа в этом усомнились и Гомер с Олли. В маленьком подвальчике, их временном расположении, начался громкий спор, но сегодня можно было позволить себе пошуметь.       И потому мужчины, как и Катя, наслаждались предоставленными возможностями, удобно расположившись вдоль стен на уцелевших стульях и креслах. Кроме Захри, занятого подсчетами у импровизированного склада, и Гомера, получившего пулю в бедро и отдыхавшего лежа на софе. Пришлось повозиться, спуская ее, но находиться наверху было опасно, так что теперь она разделяла подвал на две половинки. Также сюда провели свет, обустроили небольшую кухню и сколотили стол из ящиков для боеприпасов.       Это было, наверное, самым комфортным местом за последнюю неделю. Палатка, пещера, окопы, руины, и вот наконец — хоть какое-то подобие жилой комнаты. Да еще с картами, алкоголем, закусками и музыкой! А ведь недавно никто и мечтать о таком не решался. Но сегодня им все-таки удалось войти в город, с боями полностью выбить неприятеля и укрепиться по всему периметру. А в довесок сюда быстро прислали резерв, причем не скрывая. Так, чтобы отбить любое желание контратаковать их позиции, позволив всем хоть немного расслабиться.       — Вон! — Эдди увидел, что Катя, сидевшая в сломанном кресле у дальней стены, делает глоток пива. — Катюха все видела! — он уже указывал на нее пальцем, как на главное доказательство.       — Да-да, — ленивым тоном отозвалась девушка. Он говорил правду: она видела, как легко крошилось укрытие, закидывая Эдди осколками и пылью, и вопрос о вооружении противника у нее тут же отпал. — Жалею только, что пушку не подкатили, — добавила Катя под хриплый смех отдыхающих.       И мужчины продолжили общаться между собой: пить, курить, ругаться, спорить, обзываться, при этом постоянно что-то жуя. Но Катя не влезала в их диалог, периодически лишь коротко отвечая на обращения или вставляя какую-нибудь шутку. Ей не хотелось нарушать ту своеобразную идиллию и уют, который они создавали в этом мрачном месте. Девушке просто нравилось видеть, что все они живы. Все, кто остался.       — …разорвало прямо в клочья! — закончил Эдди фразу, и тут же заткнулся, осознав, что произнес.       Продолжая историю сегодняшних похождений, он не обошел стороной то, как живописно Честер оставил кровавый след на стене какого-то дома. Повисло молчание — с его похорон прошло всего лишь несколько часов.       — Ага, — наконец нарушил тишину Олли. — Так оно и случается, — резюмировал он, приподнимая банку пива.       Отряд последовал его примеру и молча выпил. Не все знали, как именно Честер погиб, а Эдди по привычке красочно описал случившееся — Катя и этот момент видела своими глазами. Он лишь немного увлекся и не заметил, как уже записал бывшего товарища к остальным простым бедолагам, нашедшим печальный конец. Без этого нельзя: просто не выдержать, если скорбеть по каждому. Но вот Эдди опять открыл рот, и все вернулось на круги своя. Мат со смехом наполнили помещение, заиграла следующая песня, за окном раздался шум мотора и крики: тащили пушки со снаряжением. Катя сделала еще несколько глотков пива и решила закурить. К ней наконец пришло то приятное чувство расслабления, когда сигарета не заглушает стресс, а дарит спокойствие. Только огня у нее не было.       Девушка с усилием встала со своего места, глянув на часы. Да, нужно было еще проверить, как там парни на посту: она обещала сменить кого-нибудь, так что расслабляться не стоило. Никто не отреагировал на ее движение, продолжая обсуждать последние события дня. Ну как «обсуждать», скорее, слушать поток мыслей Эдди, пытаясь вставить слово. Но один из выпивавших, Каспер, не участвовал в разговоре — к нему она и направилась. Он был уже вусмерть пьян и очень медленно курил, сидя на импровизированной кухне. С ним всегда так было после тяжелых боев. Он выпивал сразу всю флягу и тупо смотрел в одну точку, отвлекаясь, только чтобы прикурить очередную сигарету, когда окурок уже обжигал пальцы, или чтобы выпить еще. Да, это его лекарство: до беспамятства напиться, когда есть возможность. И никто его не винил, даже сержант, несмотря на свое отношение к алкоголю.       Обойдя стол, слегка разминая затекшую шею, Катя подошла к Касперу. Легко и аккуратно, так что тот и не заметил, она вынула у него сигарету из рук и, прикурив свою, вернула обратно.       — Эй, ты как? — чуть нагнувшись, тихо спросила она, поводив рукой перед его лицом.       Каспер очнулся и поднял взгляд, а Катя, как всегда, двинув бровью, задала молчаливый вопрос: «Баиньки?» В такие моменты он, бывало, просил ее сделать укол: спасти от кошмаров, что часто мучили его. Но Каспер лишь слегка помотал головой. Девушка кивнула, выпрямилась и сильно затянулась.       Тут все понимали друг друга и не задавали лишних вопросов. Сержант Захри вечно считал: патроны, пайки, медикаменты и прочее пересчитываемое. Олли не отлипал от музыкальной колонки, Бишоп обязательно вырывался на свежий воздух, Гомер не расставался с винтовкой — каждый приводил себя в норму по-своему.       А Катя не могла ничего с собой поделать: не заснет, пока не позаботится обо всех и не будет уверена, что каждый из ее отряда в порядке. Поэтому она продолжила стоять спиной к Эдди, который, помимо того, что каждый раз, переживая сильный стресс, без умолку болтал, никогда не упускал шанса насладиться видом ее задницы. Как он сам любил повторять: такое средство помогает в разы лучше морфина, к тому же, отлично сочетается с выпивкой.       Она курила и слушала, как смягчается тон его голоса: пропала легкая хрипота, паузы стали короче, а слова начали тянуться, будто в печальной песне. Эдди знал, что это завораживает ее, и она решила ему подыграть. Словно не замечая, на что он уставился, девушка подошла к небольшому окошку рядом с ним и, задрав голову, посмотрела на звездное небо.       Затягиваясь, Катя отчетливо видела в отражении разбитого стекла, как он не отрывает взгляда от ее филейной части. В его голосе появились нотки напряжения, когда она сделала вид, что хочет увидеть больше: чуть развернулась и встала на носочки, покачав бедрами. Это было неким поощрением для него. Эдди часто вспоминал о гражданской жизни, скучая по холостяцким приключениям, что иной раз походило на нытье. Но в бою он никогда не боялся идти вперед, из-за чего уже был седым в свои двадцать с небольшим.       — И… и… — у Эдди оборвалась мысль, он замечтался и теперь не знал, что сказать.       — И-и-и? — тут же протянула Катя, моментально повернув голову в его сторону.       Шлеп!       Как только он поднял взгляд, девушка сочно, но не сильно дала ему пощечину под звонкий хохот наблюдавших. Пусть все-таки не забывается — свою минутку счастья он получил.       — Эй! — возмутился Эдди, потирая щеку, когда Катя отправилась обратно за недопитым пивом. — Вот так, значит, ты относишься к своему спасителю!       — Да! — дерзко бросила ему Катя, опустошая банку. — Я, по-моему, уже сказала тебе «спасибо», — продолжила она, и жестом отказалась от новой, предлагаемой Гомером.       Она стала застегивать и заправлять рубаху, пока Эдди озвучивал очередную претензию в ее сторону. Да, однажды он спас ей жизнь, хоть сам висел на волоске, но повезло. А Катя, обладавшая неплохими медицинскими навыками, выхаживала его целую неделю. Тогда она даже всерьез подумала, что Каспер так напивается, только чтобы стерпеть его постоянную болтовню. Но ее это никогда не задевало: она любила поддержать перепалку, соревнуясь в угрозах, дерзости, оскорблениях и прочем.       — Ты чего? — ворвался Бишоп в подобие диалога, заметив, что Катя надевает китель и проверяет оружие.       — Поднимусь к Сукиному Сыну Диллону, — ответила она, уже догадываясь, что никуда не пойдет. — Обещала сменить кого-нибудь.       — Да сиди. — Бишоп решил воспользоваться шансом насладиться прохладным вечерним ветром и заодно избавить себя от необходимости слушать Эдди. — Пригляди лучше вон за ним, — указал он на Гомера, поспешно одеваясь, пока Катя не начала возражать. — И как там Томас? — это был еще один повод уступить ему.       — Спит, — ответила Катя, которая была не против остаться. — Попозже проверю, пусть отдохнет, — кивнула она Бишопу, и тот ушел.       — А меня, может, тоже проверишь? — не унимался Эдди. — А?       Девушка нашла, что ответить, вызвав хохот у остальных. Все-таки взяв у Гомера банку пива, она плюхнулась в кресло и еще немного позубоскалила с Эдди. Но он сменил тему разговора, когда Сукин Сын Диллон спустился к ним. Вечер плавно перешел в ночь, раздали карты, и сержант, закончив подсчеты, присоединился к игре за столом. Но Катя осталась в стороне.       Понаблюдав за ними еще немного, снова прикурив сигарету от Каспера, она предпочла продолжить наслаждаться их компанией. Ведь они, несмотря на то, чем занимались, были неплохими людьми, хоть сразу этого и не скажешь. Но в обычном обществе их бы боялись: одного внешнего вида достаточно, не говоря уже о манерах, а тут они не были изгоями. Каждый из них со своей историей, и у всех свои причины, чтобы идти воевать за деньги. И неважно, какие они, пока есть то, что их объединяет — простое отношение к такой сложной штуке, как смерть. Она может нагрянуть когда угодно, и у каждого за спиной она держит в замахе свою косу. Но не стоит переживать на этот счет.       Многие тут осознают: возможно, лучшее, что однажды у них получится — оставить после себя кровавый след. Славно, если это приведет к чему-то большему, чем просто гибель, но любой исход будет принят. Даже если останется только труп, напоминающий остальным, что деревянные доски плохо останавливают пули.       Хршц!       Катя смяла пустую банку, на этот раз твердо отказавшись от еще одной. Она собиралась покинуть компанию, аргументируя тем, что больше не может выносить болтовню Эдди и вот-вот пристрелит его. Девушка отправилась в глубину подвала, туда, где они обустроили спальные места и небольшой лазарет.       Совсем небольшой: всех тяжелораненых увезли, а Томас с Гомером пострадали несильно, и их вполне можно было оставить с отрядом. К тому же, не хотелось перегружать полевой госпиталь. Сержант не возражал, и Катя подтвердила, что несколько дней постельного режима, и оба будут как новенькие. Хирургических операций больше не требовалось — осталось подождать, пока заживут швы, и синтезированная кожа полностью приживется. Тем более, перебрасывать их на новую дислокацию пока не планировалось.       Пройдя практически в самый конец подвала, где уже не было слышно голосов, она тихо пробралась в небольшую каморку. Там на раскладушке Томас мирно спал на спине, как ему и было велено, и Катя, осторожно повесив фонарик на стену, внимательно осмотрела повязки. Свежей крови не было: рана хорошо срослась по краям. Она аккуратно потянула за краешек бинта на руке, чтобы убедиться в этом наверняка.       «Дурак, конечно, — думала она, трогая кожный покров пальцем: совсем недавно там была обожженная плоть. — Полез в пекло».       Девушка принялась снимать ремни, которыми Томаса пристегнули к раскладушке. Покой в первые часы был особенно важен, а во сне он мог начать ворочаться, и даже сильно дергаться. Поэтому пришлось повозиться, и Катя невольно стала вспоминать, как все произошло.       Сегодня утром Томас очень вовремя оказался рядом, и реакция не подвела его. Они продвигались внутри, как думалось, покинутого противником здания, проверяя каждый угол, дабы потом укрепиться и оборудовать опорный пункт. Но враг отдавать территорию не собирался: затаился и ждал удачного момента для нападения. И когда Катя вошла в очередную комнату, Томас оттолкнул ее в укрытие, закрыв от коктейля Молотова. Он принял на себя все горящие брызги — его одежда вспыхнула, словно спичка. Тут же началась неразбериха: пальба, крики, взрывы гранат, а объятый пламенем Томас, сделав еще пару шагов, упал. Катя хотела подтащить его к себе, но он корчился и извивался от боли, так что все попытки были напрасны. Тогда она прыгнула на него, пытаясь потушить своим телом. Она не знала, видит ли их противник, смогут ли товарищи отвлечь его, обеспечив прикрытие, и есть ли у Томаса шансы выжить. На все это девушка только надеялась, проклиная себя за очевидную глупость — в любой момент враг мог открыть по ним огонь…       Но обошлось. «На этот раз» — печально добавила про себя Катя, уже расстегивая его рубаху и прикладывая ухо к груди. Она вколола ему много обезболивающего: он так орал, особенно, когда она стала срезать броню с ошметками кожи, как только смогла дотащить его в безопасное место. Но пули Томаса не задели, ожог оказался не слишком большим, и к прибытию санитаров она уже остановила кровь.       «Хорошо» — думала Катя, слушая, как спокойно бьется его сердце, и работают легкие. Организм уже пережил стресс, но ей нужно было проверить кое-что еще. Она зажала ему пальцами нос, так что Томас начал дышать ртом, и продолжила внимательно слушать, что творится в его груди.       — Что? — раздался гнусавый голос Томаса. — Катя? — спросил он, когда девушка подняла голову.       Катя кивнула ему, тем самым ответив на глупый вопрос, и задумалась, все еще не отпуская его нос. А Томас ждал, что она скажет. Он не понимал, что происходит, и начинал бояться.       — Все плохо? — серьезно спросил он, но гнусавость лишь придала паники его голосу. — Катя? — а теперь еще и отчаяния.       Но она быстро вернулась к реальности и, улыбнувшись, покачала головой.       — А… почему…? — все так же гнусаво, но уже спокойнее произнес он, указав на свой нос.       — Да так, размышляю, — честно ответила Катя.       — О чем? — она вновь услышала нотки страха, но Томас даже не шелохнулся.       А Катя тогда думала о том, что смерть это не страшно. Совсем. Но только своя. Томас кинулся сегодня за ней, хоть знал, к чему это может привести. Но он спас её, едва ли не ценой свой жизни. И Катя могла остаться в укрытии — позволить огню доделать свое грязное дело. Но она боялась, что может упустить шанс, и не думая рискнула. Катя бы не простила себя, если бы не попыталась сделать все, что в ее силах. Как, была она уверена, не простили бы себя и Томас, и Эдди, и другие, с кем ей пришлось делить близость смерти. Ведь тогда они могли оставить не просто мокрое место или остывающий труп, а память о себе. Хоть, возможно, и ненадолго.       — Э-э-эй! — Томас переживал, что Катя пытается подобрать слова для печальной вести.       — А? — резко вышла Катя из ступора. — Я просто думаю, что…       «Живем один раз!»       — …что тебе нужно срочно сделать искусственное дыхание! — с задором выпалила она и тут же поцеловала его.       Катя все-таки обязана Томасу жизнью, и она не сможет сегодня спокойно спать, если не подарит ему в ответ приятное воспоминание.