how couples are supposed to be

У нас был хороший день, у меня с Виктором. Классно было провести с ним немного времени отдельно от работы. Это было более… искренне. Не так вынужденно. Конечно, если бы он не хотел со мной разговаривать, он бы просто не делал этого, но впервые я почувствовал, будто мы были друзьями, которые, так случилось, работали вместе и никак иначе. И, по правде говоря, я совершенно забыл о дурацкой машине, пока телефон Виктора не зазвонил и он с грустью в глазах не сообщил мне, что сегодня ее не починят. Я знал, что он так себя чувствует. Я имею ввиду, он должен был познакомиться с отцом своей девушки, а вместо этого застрял тут со мной. Если бы мне пришлось пропустить свидание с Дереком из-за работы, я бы тоже бесился. Хотя я был счастлив, что он никуда не поедет. Я точно не знал почему, но в глубине души я просто не хотел, чтобы этот день заканчивался. Я хотел, чтобы Виктор продолжал мерить странную одежду, которая каким-то образом все равно хорошо на нем смотрелась. Хотел, чтобы мы продолжали веселиться, вдали от наших жизней дома — вдали от ответственности, от репутации, от наших образов — вдали от родителей. Я хотел, чтобы мы продолжали быть одни, потому что чувствовал, что только в это время, проведённое вместе, мы оба наконец были самими собой. Или, может быть, был только я. Скорее всего, только я. Естественно Виктор, должно быть, чувствовал себя собой с Мией; иначе, зачем бы они встречались? Да, Бенджи, зачем бы они встречались? Пары должны чувствовать себя комфортно друг с другом, они должны быть самими собой, полностью и абсолютно, потому что пары должны принимать личности друг друга без жалоб, без осуждения, без насмешек. Такими должны быть пары. Я не мог не вспоминать об этом весь оставшийся день. Виктор, казалось, не заметил, что что-то не так; а если и заметил, то не спросил меня об этом — за что я был ему благодарен. После такого количества времени, что я был ним, слова вылетали из моего рта, не ожидая разрешения. С ним было так легко говорить, что я в конце концов рассказал ему о своём каминг-ауте — о чем я очень редко говорю — прямо там, на нашей кровати. Мне, наверное, не стоит называть ее нашей, потому что, во-первых, она принадлежала отелю, и, во-вторых, Виктор даже не желал на ней спать. Он не желал спать рядом со мной. Хотя я не был уверен почему, я не мог не думать, что это было, из-за того, что я гей, и из-за этого ему было не по себе. Глубоко внутри я знал, что это неправда. Виктор просто не был таким, в этом я был уверен. Но глубоко внутри я также знал, почему продолжал настаивать, пока он не уступил. Не важно, насколько неправильным это было. Я просто… я чувствовал себя хорошо рядом с ним. Он заставлял меня чувствовать себя хорошо. Тихий, как будто мог вытащить любую мысль из моей головы. Надежный. Чтобы избежать осознания того, что я итак уже понял, я лёг спать. Я ждал, пока Виктор уляжется рядом со мной, прежде чем закрывать глаза, просто, чтобы убедиться, что он не уйдёт от меня, но я ничего не ощущал. Я ждал, и ждал, и ждал, но матрас оставался полностью неподвижен. Потом рука накрыла мое плечо. Его рука. Я замер под его прикосновением, неуверенный, как на это реагировать. Я позволил теплу его пальцев пройти немного сквозь мою футболку и повернулся к нему лицом. Виктор смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и я почувствовал какое-то жжение в груди. Прежде чем я смог что-то сказать, он меня целовал. И, прежде чем я смог понять, что происходит, я целовал его в ответ, положив ладонь на его руку. Я мог чувствовать, как он дышит в мои губы, пока мое тело заполняло облегчение. Облегчение, потому что я наконец знал, из-за чего он не хотел спать со мной в одной кровати. Облегчение, потому что он наконец отвечал на все вопросы, которые я вынуждал оставаться без ответа. Облегчение, потому что, хотя в комнате было темно, все было ясно — никогда не было яснее. Я подумал о том, как мы могли бы продолжать так целую вечность. А потом подумал, как скоро мы должны были вернуться домой, обратно в эту искривлённую реальность, в которую я действительно, действительно не хотел возвращаться. Тогда то я и остановился. Что я делал? Что я чувствовал? Почему… Я отодвинулся назад, почти к краю кровати. Моя кожа кричала, она нуждалась в большем, но мозг кричал громче — НЕПРАВИЛЬНО! У Виктора была девушка, у меня был парень. Чем мы занимались? Что с ним — со мной — было не так? Внезапно я понял, почему не хотел признавать то, что в сущности знал. Потому что осознание сделало бы это реальным. А если это было реальным, оно повлекло бы за собой последствия. Виктор, казалось, понял все так же, как и я, потому что поспешно покинул комнату, в панике бормоча извинения. Я хотел, чтобы он остался и прекратил извиняться — но не сказал ему. Я его отпустил, закрыв за ним дверь. Я остался наедине со своими мыслями, уронив голову на руки. Может быть, мои отношения не были точно такими, какими отношения должны быть, но я мог сделать их лучше. Мне нужно было сделать их лучше. И я сделал бы. Начиная с этой секунды. Мне нужно было держаться подальше от Виктора Салазара. Каким бы неправильным это не казалось.