останови меня / let me down slowly

Концерт уже давно закончился, но сон так и не идет. Марк старается изо всех сил, повторяя про себя, что важно отдохнуть, если он хочет быть в форме завтра, но его голова, кажется, отказывается прислушиваться к доводам разума. Бессмысленно проворочавшись на кровати два часа, от чего у него потом будут болеть все конечности, он обнаруживает себя в комнате Ендже — стоящим на коленях. Ендже хватает одного взгляда, чтобы скомандовать ему опуститься на пол. Приказ ударяет Марку прямо в голову, и ковер под коленями он чувствует раньше, чем до него доходит смысл сказанного. Лишние мысли лужицей вытекают из его головы, а сам он становится мягким, как мед. У них с Ендже договоренность. Правила. Это происходит уже какое-то время, но Марка все равно каждый раз восхищает подготовленность Ендже. Стоит задуматься, знал ли тот заранее, что Марк постучит в его дверь после полуночи. Жужжание вибратора в его заднице мешает сосредоточиться и додумать эту мысль Когда Ендже растягивал его, Марк сидел прямо, держа руки на коленях, до тех пор, пока тот не вставил игрушку до конца, проверяя, что пробка хорошо держится и не вываливается. В комнате все это время не было произнесено ни слова. Обычно Ендже мягко подготавливает его к сцене. Но сейчас Марку нужно далеко не это. Не сегодня, нет. Ендже не устанавливает определенный ритм. Он включает и выключает вибратор без предупреждения. Повышает интенсивность, а потом ставит на самый слабый режим, а иногда на средний — когда ему кажется, что Марк уже близок к краю. Согласно их правилам, все это время Марк должен сидеть неподвижно. И все так же покорно. — Разве во время концерта ты не называл себя хорошим мальчиком, а, хен? — спрашивает вслух Ендже, стоит Марку покачнуться, практически выронив вибратор. — Что ты классный парень? Ну, если это правда, докажи мне. Ендже не дотрагивается до него, просто как бы лениво обходит его кругами. Гладит по волосам, поит водой с рук, утирает пот со лба — всегда дразнит и не дает того, что Марку так сильно хочется. Стоит только Марку вернуться в позу, Ендже без лишних слов врубает на максимум. Марк орет, но вовремя обрывает себя на полувскрике, вспоминая Правило №4: никакого шума, если они не дома. Зажав себе рот ладонью, Марк второй пытается найти нечто, на что можно было бы опереться. Он натыкается на бедро Ендже, все еще одетого в те рваные джинсы с концерта. Пальцы цепляются за дырки в штанинах, он сжимает в руке ткань, как будто от этого зависит его жизнь, а его ногти впиваются в гладкую кожу. Ендже кладет свою руку поверх его, медленным, нежным, но по-прежнему уверенным жестом переплетает пальцы со своими (пока его кольца больно впиваются в костяшки пальцев Марка), а потом той же рукой хватает Марка за волосы и оттягивает его голову назад. — Правило №5? — лениво спрашивает он. Таким же тоном уточняют погоду на завтра. Марку требуется какое-то время, чтобы ответить. — Не прикасаться без разрешения. Ендже хмыкает. — Посмотри-ка, помнишь все правила как настоящий отличник. — Он отпускает волосы Марка из хватки, но его руку со своей ноги не убирает. — Но даже хороших мальчиков нужно наказывать. Ендже замедляет вибрации игрушки, теперь та работает практически незаметно. И именно в этот момент Марк роняет первую слезу. Ендже замирает. Дает Марку шанс произнести стоп-слово. Решить, хочет ли он остановиться или продолжить. У Марка затекли колени. Ноет член. Естественная смазка капает на полотенце, которое Ендже предусмотрительно постелил под него. Марк просит поменять позу. Ендже соглашается, помогает встать с колен и лечь на спину на кровать. Слезы продолжают стекать по его щекам, и Ендже, отбросив свою роль на мгновение, слизывает одну из них языком. Марк не произносит свое стоп-слово. — Хочешь, чтобы я держал тебя крепче? — спрашивает Ендже, когда Марк более или менее успокаивается и готов продолжать. Марк прикусывает губу в задумчивости. Соглашается: — Да. Только этого Ендже и ждет. Вибратор снова включается, сотрясая его изнутри, и создает ровное напряжение, которое поднимается в нем, как ртуть в термометре жарким день. Легким движением одной руки Ендже сжимает запястья Марка над его головой. Марк, может, и больше качается, но сила Ендже всегда была внутри, молчаливая и неумолимая. Сила, которая, если понадобится, могла бы укротить даже Югема. Ендже садится на бедра Марка, и плавным движением кулака проводит по головке его члена. Марка трясет, как от удара электричеством, от одного только этого прикосновения. Сперма выплескивается из него, пачкая кожу Ендже между указательным и большим пальцем и на запястье. Марк открывает рот, чтобы извиниться за то, что случайно нарушил еще одно правило, но сквозь слезы, стоящие в глазах, видит, как Ендже улыбается ему и качает головой. — Которое это было уже по счету правило? Но знаешь, на этот раз я тебя прощу, — Марк смаргивает слезы, оставляющие дорожки на его щеках, немного даже благодарный за беззаботное отношение, проявленное Ендже сегодняшней ночью. Благодарность в нем умирает примерно тогда же, когда руку Ендже сменяет его рот. Многие таланты Ендже не являются достоянием общественности. Например, тот факт, что он может отжать от груди больше, чем Джексон и Джинен вместе взятые. Или что лосьон после бритья, которым он пользуется, на самом деле принадлежит Марку. Что он плакал во время просмотра “Головоломки” и продолжает плакать каждый раз, стоит им посмотреть этот фильм. Эти вещи знают только они семеро. Но во всем мире один лишь Марк знает, что у Ендже отсутствует рвотный рефлекс. Он редко пользуется этим талантом. Во-первых, стоит учитывать его голос, а во-вторых, многие вещи теряют свою новизну, если пользоваться ими постоянно, поэтому когда Ендже прибегает к этому секретному оружию, Марк может быть уверен, что ему конец. Когда его член упирается в горло Ендже, ощущение тесноты переполняет Марка, и он вскрикивает и дергается в попытках ухватиться хотя бы за что-то. Руки Ендже давно спустились с запястий Марка на бедра, чтобы крепче прижать его к кровати, а сам Ендже двигается вверх и вниз, не останавливаясь и не давая Марку шанса сделать хотя бы вздох. Марк плачет, не сдерживаясь, словно ничто больше не останавливает хныканье и перемешанные с полувсхлипами стоны, рвущиеся из его груди. Он жестко, до боли в пальцах, вцепляется в простыни и одновременно чувствует острую резь от ногтей, вцепившихся в его бедра, и Марк уже не может, он просто не может- Когда он кончает (когда он наконец-то, наконец-то кончает), его рот открыт в беззвучном крике, а зрение расфокусируется. Очнувшись, Марк еще какое-то время пытается нормально прийти в себя. Ощущение, будто его только что разобрали на части, а потом сложили заново. Будто он Шалтай-Болтай, подсказывает мозг, и отчего-то сравнение кажется Марку смешным. — Добро пожаловать обратно, — мурлычет теплый, хриплый голос. Марк оборачивается на звук, вяло моргая. Ендже улыбается ему, его челка прилипла ко лбу, а в глазах блестят смешинки. Сахарная вата, которая в данный момент заменяет Марку мозги, не может не восхититься его сиянием. — Добро пожаловать в мир живых. Марк открывает рот, чтобы сказать что-то, собрать звуки в слова, но его голова все еще витает в сладких облаках. В горле пересохло, как в пустыне Сахара, но он все равно доволен, как никогда в жизни. Ендже призывает его помолчать, подносит стакан воды к губам. Марк пьет жадно, но Ендже следит, чтобы глотки были ровными и Марк не поперхнулся, придерживает его затылок рукой. На его пальцах больше нет колец. — Спасибо, — шепчет Марк, когда гаснет свет, он вымыт и высушен, а Ендже лежит рядом с ним и дышит с ним в унисон. — Для тебя — все что угодно, хен. Что угодно.