расскажи мне о чувствах на языке звёзд.

тот, кто терял, будет снова любить за рассветом близится вечное лето ночь до зари ты в душе береги свою птицу не дай ей разбиться

Восход второй луны окутал Санктум холодным светом. Далекие, манящие звезды уже покрыли небо молочной россыпью. Тишина. Словно вся Вселенная по щелчку чьих-то пальцев провалилась в глубокий сон. Джон неспешно, пытаясь не нарушить эту идиллию, подсел на старый, иссохший ствол упавшего дерева, рядом с Рейес. Молчание. Казалось, в них самих потух огонек жизни — лишь пустой взгляд в горизонт, в леденящую бесконечность. — Как думаешь, Рейвен, — почти прошептал Мерфи, не решаясь взглянуть в сторону девушки. — Все сказки заслуживают счастливый конец? Он улыбнулся своим словам, осознав, как глупо это прозвучало, но все же замолк, ожидая ответ. — Не знаю, — от ее спокойного, бесстрастного голоса по спине побежали мурашки. — Думаю, дело не в самих сказках, а в их героях. Разве злодеи хорошо заканчивают? Не припомню ни одной такой истории. Мерфи задумался. Злодеи... Должно быть, он мог бы отнести себя к их числу — герой из него не выходил, сколько он ни пытался. С раннего детства каждый его шаг, каждый вдох были всем только в тягость, будто он — болезнь, гниющая рана на теле и без того разрушенного мира. Отец умер из-за него... Есть ли смысл жить, когда ты потерял то, что так отчаянно любил? Мерфи не знал ответа, лишь покорно продолжал делать то единственное, что умел, — выживал любой ценой. И ведь ни одно оружие не причиняло ему такую боль, как воспоминания, по сей день пожирающие его отравленное сердце. — Столько лет прошло, а я не могу забыть ряд пуль, которые пустил тогда в пол челнока, — слова с неистовой силой рвались наружу, но застревали где-то в горле. — Я ведь не хотел. Мне было страшно, пути назад не было. Я собирался всего лишь припугнуть вас... Но это не стоило твоей разрушенной жизни. — Я простила тебя, Мерфи, — ее голос потеплел. Джон не мог понять отчего, ведь эти воспоминания, приходившие к нему в кошмарах, были ее явью. — Лаборатория Бекки, помнишь? Он помнил. Помнил, как бились в отчаянии ее крепкие кулаки о его грудь. Помнил, как она кричала, выплескивая все свое бессилие перед страхом смерти... Помнил, как ее руки так непривычно нежно обвивали его шею в момент прощания. Уходя, он не хотел оборачиваться: за его, тараканьей, спиной девушка вычерчивала на белых листах бумаги свою смерть. Ему не дано было понять ее. — Я ведь думал, что вижу тебя тогда в последний раз. Заставил себя запомнить твою улыбку, чтобы мысли о ней заглушали чувство вины. — Улыбку? — она засмеялась. — Значит мне было под силу заставить самого Джона Мерфи начать все с чистого листа?.. Как жаль, что для этого в моей жизни было слишком мало хорошего. Финн. Синклер. Шоу. Эбби. Она несла их усопшие души на своих вороньих крыльях, полагая, что старушка-смерть, зловеще хрипящая за ее спиной, будет следовать за ней по пятам вечно. Сколько боли она могла выпустить из израненного сердца, если бы хоть раз решилась обернуться... Она бы осознала, что позади нее — никого, что смерть — не болезнь, ею невозможно заражать. Это безвыигрышная лотерея: сегодня она может забрать твоего врага, завтра — друга, а после — тебя. — Все бы сложилось иначе, если бы там, у ядра реактора, приказы отдавала не ты, — Мерфи устало потер глаза, смахнув предательскую слезу. — Если бы я не решил читать тебе морали о том, что хорошо, а что плохо... Да что я вообще могу об этом знать?! — голос задрожал, сорвавшись на крик. — Мерфи, хватит, — ноты безмятежности лишь с новой силой воспламенили отчаяние в груди. — Если бы я тогда не позволил своему ущемленному эго ликовать, если бы я разделил с тобой эту ношу, все было бы иначе! Джон подскочил, хватаясь за голову. Пелена слез скрыла от него звезды — только белоснежная Луна горделиво надвисавшая над ним, напоминала о его ничтожности и поселившемся в нем мраке. Крик рассекал тишину, возвращаясь ответным ударом, пока силы не иссякли, а внутри не осталась лишь гулкая пустота. — Если бы я взял на себя хоть часть вины... — его лицо исказила усмешка, граничащая с гримасой безумца. Он медленно повернулся к месту, где совсем недавно предавался воспоминаниям. Затем — огляделся по сторонам. Под ребра пробралась щемящая тоска, смешивая кровь с ядовитой болью. Мерфи упал на колени и бросил еще один взгляд на поваленное временем, гниющее дерево. — Может, тогда ты была бы сейчас жива. Он заплакал. Впервые потеря кого-то заставила его почувствовать нечто большее, чем слепую злость и одичалую обиду. Смерть Рейес была чем-то неправильным. Чем-то, чего она точно не заслужила. Мерфи знал это. Он не мог поверить, что девушка, подарившая ему веру в искупление, добровольно упала в объятия смерти, будучи не в силах справиться с удушающим чувством вины. Да, они все несут за собой бесконечную череду грехов, все слепо верят в существование всепрощающего Бога. Может даже, они все должны понести наказание... Но не она. Рейвен умерла героем. Возможно, она думала, что так смоет запекшуюся кровь с вороньих крыльев, подарит свободу своей изувеченной душе. Ах, если бы только она имела возможность взглянуть на себя глазами Джона — она бы наконец увидела, что за ее спиной, куда она так боялась посмотреть, замерли два белоснежных ангельских крыла... *** Всегда ли сказкам положен счастливый конец? Я не знаю. Так уж в них заведено: добро одерживает верх, а злу остается горестно собирать осколки непростительных ошибок прошлого. Так разве Рейвен Рейес не должна была оказаться среди тех, кто получил то самое «долго и счастливо»? Разве нет? А может, все это — ничто иное, как заслуженный финал Джона Мерфи... Его личный ад на земле. Вот и все, что уготовано злодеям.