Лучшие друзья навеки.

      Детям часто снятся сны, но большинство их просто не помнит, проснувшись утром, слишком уж маленький разум впечатлителен, а душа ранимая. У всех детей так? Возможно бывают исключения, факт остаётся неизменным — дети слишком хрупкая натура. Конечно, бывают хулиганы, но даже они умеют чувствовать, ведь неокрепшие умы видят мир по-своему.       Тому было всего пять, когда его отца убили. Некогда пухлые щечки, раньше расплывающиеся в улыбке, сейчас слишком часто бывали в разводах соли. Веселые глаза потускнели, превратившись в бездонные дыры тоски. Мать пыталась что-то сделать, но сама изрядно страдала, наскрябывая последние деньги на пачку макарон. Им было тяжело — это точно. Финансы изрядно пустели, а кошелек покрылся, кажется, пылью, в то время, как женщина с утра до вечера проводила время на работе, оставляя сына в детском саду. Маленький Томас раньше туда не ходил, только общался с некоторыми мальчиками со двора, но те куда-то исчезли или просто убегали при виде Риджа. В саду было не лучше. Люди, которых называют воспитателями, совершенно не следили за детьми, лишь изредка рассаживая хулиганов по углам. Но даже это не спасало Тома от издёвок.       "У тебя черные глаза! Дьявол!"       "Ты такой странный, настолько часто плачешь, фе противно"       "Я думал это ананас, а это всего лишь его сынок ха-ха"       Он часто это слышал, также четко слышал перешептывания за спиной. Если сначала Том пытался это остановить и подружиться с другими ребятами, то сейчас просто смирился с тем, что в его двор бросают такие камни. Было очень сложно, но он понимал — маме сложнее, ей не обязательно знать об этом, она и так часто плачет по ночам, укутавшись в рубашку папу. Как-то раз он застал ее плачущей, и больше чужих слез видеть не хотелось — особенно маминых. Путь лучше Том сам будет плакать.       Думал, справится сам, глупый Том.       В один день к ним пришел новый мальчик — Торд. Он редко разговаривал, а мужчина, который привел его, сказал, что они из какой-то другой страны, название мальчик забыл. Торд был другим, он тоже сидел один, а когда к нему подходили, то громко ругался на непонятном языке. И ещё эти его рожки, за которые его назвали чертёнком, они были очень забавные и милые. Так думал Том, мнения других не знал — с остальными он все равно не общался. Настало время отдыха, так называемый — досуг, и все дети играли со своими игрушками, принесенными из дома, а у черноглазика их просто не было. Денег и без того еле хватало, не то что игрушки покупать. И Тому приходилось просить игрушки у других (все детсадовские игрушки были сломаны, их специально ломали старшие дети), но ему никто не разрешал — вот и приходилось сидеть за столиком, болтая ножками, рисовать каракули маленьким карандашиком, который он однажды нашел на дне сундука. Иногда он поглядывал на новенького, который сначала сидел один, а потом исчез, или нет? Вот он — стоит у своего шкафчика и берет оттуда что-то, что Томас разглядеть не мог. Ему стало крайне любопытно. Только страх отбивал все желание познакомиться и мальчик продолжил старательно рисовать ананас — он любил рисовать папу, а потом просить маму отправить рисунок отцу (ему наверняка одиноко в командировке, а таким образом будет вспоминать о сыне и меньше скучать).       Аккуратно выводя линию, он прикусил язык, но рука предательски дрогнула и вывела некрасивую черточку, когда его окликнули за спиной. Это был старший мальчик в зелёной кофте, кажется Эдуардо? Очень уж сложное имя, поэтому Томас предпочитал не говорить с ним.       — Эй, дьяволенок, почему не хочешь подружиться с чертёнком? Уверен, вы найдете ОБЩИЙ язык       Он опять рассмеялся своим противным голосом, забирая рисунок из рук Тома. Смяв листок бумаги он хмыкнул, кидая рисунок в сторону шкафчиков.       — Поверь мне, червяк, ты рисуешь отстойно. Тебе никогда не занять первое место, так что угомонись и перестань тратить мое время зря.       Черноглазик вжал голову в плечи, он очень боялся Эдуардо, особенно когда тот грозно подходил к нему, заставляя каждую клетку в теле замереть в ужасе. Его карие глаза смотрели с презрением и раздражением, будто бы Том сам заставлял его делать все это. Он вообще не понимал толком ничего, тем более мотив старшего. Позлорадствовать? Высмеять? Просто вылить злобу? Приходилось терпеть это изо дня в день. Это стало привычкой — сдерживать слезы в груди, а потом спрятаться где-нибудь и плакать, надеясь что мама скоро придет и заберёт его.       Но сегодня все было по-другому.       — komme bort fra ham*, — немного грубый и необычный голос раздался со стороны. Там стоял тот новенький мальчик, в черных джинсах и мешковатой красной кофте, прижимал к себе листок, ещё немного мятый, но расправленный.       Томас замер, не зная что делать. Он не до конца понял смысл реплики рогатика, видимо как и Эдуардо, который уже отпустил недо-художника, направляясь к новому участнику стычки.       — Что ты ляпнул, чертёнок?       Кажется воздух накалился между этими двумя так, что скоро начнёт испускать искры. Если бы началась драка, то новенький явно бы проиграл. По сравнению с Эдуардо он выглядел в разы слабее и меньше, но все же получше Тома. А зелёная рубашка никак не хотел уходить. Мог бы уже давно убраться, выполнив свою задачу — унизить черноглазого и убить все его желание жить.       — ikke ta på ham, du avskum**, — снова никто ничего не понял, но по победной ухмылке и серым глазам, настроенным явно со злобой, Торд только что хорошенько оскорбил провокатора.       Можно было буквально увидеть, как Эд забегал непонимающими глазами, весь насупился и запыхтел. Дальнейшие действия были вполне ожидаемы — тот просто дал пощечину рогатику, как бы на прощание, и ушел к своим дружкам. Чуть потирая красную щеку, новенький наконец посмотрел на Тома и приулыбнулся, протягивая хозяину рисунок. Вот теперь черноглазик ничегошеньки не понимал. Руки мелко дрожали то ли от страха, то ли от переполняющей его радости, что не придется объяснять маме новые синяки. Но такие дружелюбные действия в его сторону он совсем не понимал. Резко выхватив рисунок, юный Томас осмотрел его — помятый листок бумаги, карандаш в некоторых местах стёрся, а края были надорваны. Такой подарок он точно не мог отправить отцу, поэтому печально вздохнул. К нему уже подсел норвежец с интересом изучая такое поведение. Всё ещё боясь, сын ананаса с недоверием вглядывался в серые глаза мальчика, что не осталось незамеченным.       — б..боишься я.. меня?       Из-за причудливого акцента, до младшего не сразу дошел смысл фразы, но разобрав все по деталям, он отрицательно замотал головой, заметно расслабляясь. Тот же его спас, так? Даже пожертвовал своей щекой, можно не бояться.. может это будет его первый друг! От таких мыслей сердце затрепетало, начиная биться с огромной скоростью.       — ты умееть.. раз..говорить?, — неуверенно спросил новенький, сомневаясь в правильности своих слов, к тому же он ещё ни разу не слышал даже звука от черноглазого, это немного пугало. Вдруг тот правда немой?       — умею, — хриплым от долго молчания голосом сказал Том. Он тут же вспомнил, что так и не представился новенькому. А вдруг это невежливо и он перестанет с ним разговаривать? — Я Томас.       Мальчик осторожно протянул ужасно маленькую руку, возможно так казалось из-за жёлтого свитера на пару размеров больше нужного, явно купленного на будущее, а может он сам был просто очень хрупким. Обладатель серых глаз весело улыбнулся радостно пожимая руку, с силой треся ими ещё минуту, лишь потом отпустил и сказал:       — Я Торд, — эта фраза звучала очень уверенно, видимо тот ее хорошо выучил, как стандартную. Рогатик посмотрел на рисунок ананаса, довольно хороший рисунок, и наконец решился спросить, — зачем.. почему ты рисовать один?       — ну.. у меня нет игрушек, а с другими я не особо.. дружу, хах, — Том печально улыбнулся, складывая листок пополам, спрятал его в карман комбинезона.       А вот Торду рисунок очень понравился, поэтому он не понимал, за что Эдуардо так плохо сказал о нем. Мальчик молчал, что-то обдумывая, а потом достал плюшевого медвежонка — самую любимую игрушку. Рогатик протянул ее Тому со словами: „подарок”. Ему она нужнее. Ведь у норвежца есть ещё много игрушек дома, даже те игрушки лучшее и новее! Черноглазик странно нахмурился, оценивая данный поступок. Проявление дружбы или несмешная шутка?       — с-спасибо       Смущённо пролепетал мальчик, принимая медвежонка. Как же он ошибался, думая что норвежец такой же, как все.

×××

      Прошло много лет с того момента, а плюшевый медведь до сих пор хранится у гитариста, как напоминание о Торде. Только сейчас, когда красный благополучно съехал от них на поиски лучшей судьбы, эта игрушка заменила бывшего лучшего друга. Между ними произошло многое: ссоры, драки, глупые поцелуи и объятия. Их взаимоотношения слишком сложные. От ненависти до любви. И теперь черноглазый плачет по ночам, обнимая старого Тедди, порванного в некоторых местах, защитного пару раз и с разными пуговицами-глазами. Никому не обязательно знать о его слезах — разрушить маску безразличия будет сложно, если не невозможно.       Он ненавидит Торда за "предательство", хочет вмазать ему по роде, а потом крепко обнять и бесшумно зарыдать в плечо.       Но Том скучает, как бы он не пытался это скрыть. Ведь Торд его первый лучший друг. А медвежонок — единственное напоминание об этом.