Огонь внутри.

Он в полном порядке, в конкретный момент так точно. Он всегда чувствует себя лучше, когда пьет вместе с друзьями, причем не какое-нибудь изысканное вино, а что послаще и покрепче. Веселая компания часто провоцирует его на необдуманные поступки разной степени глупости, и он даже в какой-то степени привык идти на риски, когда кровь разбавлена тремя-четырьмя коктейлями, а по ушам бьет громкая, навязчивая музыка. Джо помнил, как Гвил подбадривает его, пытается переорать музыку и сообщить что-то, но не слышно ровным счетом ничего. Также он помнит, как Бен и Люси, ошалевшие от виски, склоняют его к употреблению еще одного коктейля, за что Гвил спешит надрать им задницы — но Маццелло так плохо соображает, что наблюдает за плавающей перед глазами картинкой с громким смехом без капли обиды. Любит ли он вот так зависать с друзьями каждые выходные в разных клубах Лондона, убивать организм, с каждым новым разом выпивая все больше? Очевидно, да. Даже в саморазрушении безумец найдет что-то приятное. Счастлив ли он? Скорее нет, чем да. Прилива эндорфинов хватает на шесть-восемь часов, а впереди всегда ждет хмурый понедельник, горький кофе и головная боль на всю неделю вплоть до самой пятницы. Так что пока ребята готовы веселиться вместе, Джо будет не против поучаствовать. Головная боль не отпускает его, пока он снова не выпьет, а вызвана она не столько адским похмельем, сколько человеком, маячащим перед его носом, пока он топит свое здоровье в стакане. Как навязчивая идея, как мечта, которую не догнать. Как пурпурный сон, настолько несбыточный, что хочется, чтобы он, все-таки, оказался правдой. У Джо есть несколько стадий сна после жуткой попойки: сначала беспробудный сон на часов пять-шесть, а потом начинается чуткая полудрёма, в которой ему смертельно необходима тишина — иначе будет просыпаться и засыпать обратно, что гарантирует и быстрое пробуждение, и головную боль. На второй фазе, в этот раз, его разбудило шуршание и ворочание по правую сторону. Тут сердце Джо мгновенно ушло в пятки; он же живёт один. Понимая, что лежит в кровати с кем-то, он поднялся медленно и аккуратно, лишь бы не разбудить, и так же медленно повернул голову. Под белым одеялом он разглядел смуглое плечо и до боли знакомую черную, кудрявую макушку, и этого было достаточно, чтобы его сразила настоящая паника. Он что, переспал с Рами Малеком? Во рту запершило; он принялся растирать кожу головы сухими подушечками пальцев с особым нажимом, ведь головная боль только усилилась. Было одновременно и страшно, и больно, и ненормально радостно. Именно ненормально. Состояние, полное контрастнейших противоречий: «наконец-то в постели с Рами», и «о, Господи, неужели в постели с Рами?!». «Наконец-то!» и «Так скоро?». А главным все равно оставался другой вопрос — почему? Он же всего лишь фантазер. Глупый мечтатель, уже привыкший просто наблюдать, а не действовать и применять на практике. Джо будто стал совсем другим человеком за одну ночь. Хотя, что именно произошло ещё предстояло выяснить. Рами снова зашевелился, вместе с этим у Джо участилось сердцебиение. «Снова даёшь заднюю, а, Маццелло?» — всплывают у него в голове чьи-то слова. Кажется, вчера кто-то это произнес, кто именно — он вспомнить не может, но сейчас эти слова очень точные. Хочется убежать, но он себя останавливает. Разговор должен состояться, здесь и сейчас. Разговор, который он сознательно откладывал уже почти целый год. Оказывается, что Рами тоже уже проснулся. Немигающим, ещё сонным взглядом осматривает Маццелло, а его губы медленно растягиваются в довольной улыбке. Джо готов душу продать за это выражение лица. Наконец-то он смотрит так на него, только на него. — Ты весь бледный. Как голова? Джозеф непроизвольно содрогнулся и отвёл взгляд. Слишком страшно смотреть ему в глаза. — Разболелась жутко. — Ну, неудивительно. Ты слишком много накатил вчера. — Сколько…? — Слишком много. — Ясно, — Джо усмехнулся и понял, что голос совсем сел. Прокашлялся. — И что теперь? — Предлагаю сходить в душ и выпить кофе. А там посмотрим, — тихонько произнес Малек, скидывая с себя одеяла. Встать на ноги ему далось с трудом; он тут же зашипел и принялся потирать висок. Тоже перебрал, видимо. — Приходи в себя, сержант! Я первый в ванную. — Да пожалуйста, — и дверь в спальню закрылась, заглушив неловкий смешок Джозефа. Он даже хотел отдать честь, но вовремя передумал. Оставшись наедине с собой, он снова погрузился в состояние замешательства. Все ещё ничего непонятно, даже поведение Рами было каким-то сумрачным и неясным. Он, видимо, никогда не снимал свой плащ загадочности: ни в повседневной жизни, ни в постели; всегда оставался полон тайн и хранил в себе кладезь вопросов, которые только предстояло разгадать. Оказавшись в положении, в котором Джо, как воздух, необходима простая, человеческая искренность, Малек крепче сжимал руки на горле и не давал вдохнуть. Ничтожно беспомощный перед ситуацией, Джо разминал затёкшие конечности, стараясь отвлечься на это дело, не дать мыслям выбить шаткие столбы душевного благосостояния из равновесия. Он спустил ноги на темный ковролин, и заметил темнеющее пятно на внутренней стороне бедра. Засос. Он выдохнул так громко, будто его ударили под дых. Сам себе он такое поставить не смог бы. Метка некрасиво выделялась на бледной коже; Маццелло когда-то мечтал получить такой, но теперь, когда недалекая мечта сбылась, результат нисколько его не обрадовал, только сильнее испугал; вызвал отторжение от самого себя и своих желаний из прошлого. Вот они, случились на его глазах, и он все равно недоволен. Они молча пили кофе. Джо несколько раз неловко перебивал тишину, чтобы попросить сахар и сливки. Рами, конечно, все приносил, но взгляд говорил за него сам: «как ты можешь пить такую сладкую бадягу». Джо бы объяснился, что любит кофе и без сладких добавок, но всё-таки учтиво промолчал. Кухня у Рами была холодная и неприветливая, вся выполненная в серых, металлических тонах, дохера технологичная, но ни капли не уютная. Внутренний эстетик Джо тихо паниковал, сковывал ему движения и вынуждал поджимать под себя замёрзшие ступни — холодный кафель в рисунок шахматной доски не щадил. Холодный свет лампы, низко нависшей над столом, не вызывал чувства домашнего комфорта, а мелкий, Лондонский дождик, нашептывающий свои секреты за окном, ощущался на собственном теле. Маццелло замечал, как покрывается гусиной кожей, а по спине чаще обычного бегут мурашки. Все в этом доме неприветливо, и он чувствует, что не принадлежит этому дому. Он уже собирается заговорить, но какая-то страшная, внутренняя сила насильно останавливает его. Они действительно переспали. А Джо все ещё мечтатель, и ему до внимания Рами, все ещё, как до луны. Крупные, выразительные глаза обращены в смартфон, бегают по строчкам какого-то текста под бессмысленным постом в Инстаграме. Улыбка, обращённая в экран, убивает так же, как и молчание. У Рами, кажется, появилось занятия поважнее, чем то, что произошло между ним и Маццелло. …Джо делает последний, тяжёлый глоток кофе, опустошая чашку. Его все ещё тошнит, но он сидит с умиротворенной маской, вместо того, чтобы пялиться в стену или в окно, тоже достает телефон и начинает отвечать на сообщения, ставить лайки, репостить; ещё никогда это занятие не было настолько болезненным. На очереди — бессмысленный Инстаграм, обитель самолюбования и эгоцентризма. В верхней части экрана — истории Люси, Бена, Гвила… Даже Рами. Становится интересно. Он предусмотрительно выключает звук и смотрит видео. Вот он видит знакомую барную стойку, те самые слепящие светодиоды зелёного цвета — по инерции в голове возникает гул хит-парада девяностых и херовый клубняк, когда нормальная музыка закончилась. Пара крышесносных коктейлей и нескончаемый поток виски обжигает все внутри. И вот он, попадает в кадр, когда Люси разворачивает камеру — пьет залпом какой-то шот, и, судя по оживлению Бена рядом, его взяли на слабо. Джо не помнил, почему ввязался во все это, но Бена все равно уделал. От следующей истории его пробил озноб. На видео он, совершенно вмазанный и явно не соображающий, пел какую-то песню, устроив голову на плече Рами. Тот улыбался, разговаривал с Люси напротив, шутил — настоящий актер перед объективом, моментально начинал работать «на зрителя». И вроде поддерживает Джозефа, приобнимает, показывает на него пальцем и смотрит в камеру, что-то говорит, но в этих движениях читается актерская работа. Какая-то отстраненность, как в сценах секса в фильмах — вроде все реалистично, а вроде как замечаешь, что химия между этими людьми существует только в пределах сцены и съемочной площадки, а после съёмок они — разные люди, без общего будущего так точно. Джо опустил телефон на стеклянный стол. Они с Рами пересеклись взглядами. Маццелло пытался высмотреть в его больших глазах что-нибудь теплое и приветливое, но чувствовал один только холод и дистанцию, настороженность и опасность. — Рами… — Я закажу тебе такси. Сказал, как отрезал. Наверное, Рами тоже боится разговаривать. Не хочет это обсуждать. Может, ему совестно, а, может, просто страшно. Джо поторопился скрыть подступающий ком в горле смехом, как обычно. — Зачем? Я сам могу. — Не стесняйся. Ты вчера за меня оплатил выпивку… Возвращаю должок, — и снова улыбка. Красивая, великолепная, но холодная, искусственная. Они разыгрывают друг перед другом театр теней, Джозеф понял это. Ни один, ни другой не показывает сейчас настоящих эмоций, потому что обоим одинаково неловко. Пока Маццелло надеялся, наивно верил и хотел любить, Рами зажимал в зубах сигарету и начинал курить прямо на кухне, снова утыкаясь в смартфон, избегая и не отвечая ни на один вопрос, который также сильно волнует его самого. Теряется, смаргивая непрошенную серую пелену перед глазами, тяжело вздыхает, меняет положение ног, и снова делает вид, что все хорошо. Чувствует кожей волны тепла от огня, который сжигает Маццелло изнутри, а сам источает настолько колючий холод, какой только возможно, чтобы потушить этот огонь и не дать им двоим сгореть.

~*~

Осень в Лондоне — это что-то с чем-то. Как говорится, выживет только сильнейший. Городские пейзажи, неизменно выполненые в серых тонах, уже даже не удивляли — у Джо выработался иммунитет к такому. Однако гнетущая атмосфера, которую довершал моросящий дождь, порывы колючего, северного ветра и бесформенные толпы безликих людей, не щадила даже самых закалённых англичан — куда там Джозефу до них. Возможно, он бы не вздохнул так тяжело, зачем-то картинно поднимая глаза в небо — будто бы в сплошном сером одеяле туч есть что-то интересное; возможно, он бы не зажал в зубах сигарету и не щёлкнул зажигалкой, спасая слабый огонек от порыва ветра; возможно, утро понедельника не давалось бы ему настолько тяжело, если бы на душе не было так же скользко и противно, как и на улице. Джо вообще не курит, разве что для роли в фильме; даже после нескольких долгих лет съёмок с толстой папиросой или той же табачной трубкой, зависимости не сформировалось. То же самое с алкоголем, но он уже понял, что это скоро будет опровергнуто самым жестоким способом. Под гнетом подавленных внутри эмоций — иначе он просто не переживет и одного дня — хотелось и курить, и пить. Пусть уж формируются зависимости от алкоголя и сигарет. Все лучше, чем зависимость от человека. И не какого-то там, а от того, кого ты хотел всем сердцем и душой и которого тебе посчастливилось почувствовать близко к себе в окружении накрахмаленных, пахнущих свежестью простыней. Только вот ваш момент единения не стоил и ломаного гроша. Отчего становилось ещё больнее, так это от осознания, что то, что произошедшее ничего не значит — это негласно принятый вывод, на котором любые разговоры на эту тему были пресечены. Ещё тогда, сидя в холодной кухне, Джо чувствовал, что не он один недоволен таким выводом, но это был единственный выход (если ты трус, конечно). Проникнуться сущей ненавистью к Рами было легче легкого — от мыслей о нем внутри начинала бушевать неистовая негативная буря, мешанина из обиды и нереализованных мечт. «Ты иногда слишком наивен, Джо, — думал он. — Зря убиваешься. Точка была поставлена.»

~*~

>Джоуи, ты жив вообще?

Спешу тебя расстроить — да. Как жизнь? <

>У тебя очередная эмо-фаза? >А нет, черт, прости. Я все понял. Ты все убиваешься по тому привлекательному актеру из «Богемской Рапсодии», сыгравшему Фредди Меркьюри?

Бен, твои шутки испортились! Нам надо встретиться, чтобы ты взял еще несколько уроков у гуру (меня)! <

>Да, обязательно приходи в эту субботу.

Очередная попойка, а? Я в деле.<

>Да… Джо, я так понял, что ты все это время в соцсети не заглядывал.

А что я пропустил? <

>Я уезжаю обратно в штаты на следующей неделе. Новый проект, они пришли по мою душу…

У меня опять отбирают Бенни!!! <

Значит, ты свалишь в теплый Лос-Анжелес, а мне тут с ребятами еще неделю самим торчать?! <

>Джо, откуда мне-то было знать, что все так обернется?

Да расслабься, я все понимаю. Значит, еще недельку позависаю с Карди.<

Постарайся не завидовать.<

>Очень постараюсь… >Но ты ведь придешь, да?

Еще спрашиваешь.<

Конечно я буду. <

~*~

— Бенни, — сразу выцепляя нужного человека в толпе, Джо трагически вешается ему на шею. Друзья вокруг, конечно, усмехаются — невозможно злиться на Джо. Рами должен скоро объявиться, и от этого знания колотится сердце. — Джоуи… Мне так жаль… — Бен охотно продолжает глупые актерские забавы, крепко обнимая и жалобно похныкивая. — Как дети, ей-богу, — смеётся Гвил. Ему помогает подобное — он успешно абстрагируется от реальности на пару секунд. Но, возвращаясь, чувствует себя ещё хуже, чем раньше. — Предлагаю начать пить, а то Джо мне сейчас слезами всю рубашку зальёт! — Соглашусь, — кивает сам Джо, моментально выходя из образа «плакальщицы на похоронах», отчего все вокруг снова смеются. Снова алкоголь — весь примерно одинакового градуса, но можно попросить бармена принести покрепче. Это Джозеф и делает — заказывает двойной. Когда все берут по первому стакану, они все ещё стоят на ногах и активно обсуждают детали предстоящей поездки Бена. Вот незадача — только они собрались на месяц в Англию всей компанией, как вдруг Харди уезжает, по иронии судьбы — обратно в штаты. «Ещё целую неделю торчать здесь,» и Маццелло больше пугает перспектива остаться без защиты в виде Бена перед Рами, или перед остальными, которые наверняка полезут с расспросами. Внезапно, в поле зрения появляется Малек. Шкала паники у Джо начинает сходить с ума. Он извиняется за опоздание, пламенно обнимает Бена, целует в обе щеки, хлопает по плечам. Неожиданно для самого себя, Джо испытывает ещё и укол обиды. «Уверен, он в ту ночь меня даже в одну щеку не поцеловал.» Благо, этот парень торопился взять свой напиток, и не пришлось пожимать ему руку с фальшивой улыбкой. Никто больше и не обратил внимания на кислую мину Мацелло — Рами успешно перетянул одеяло внимания на себя, и Джо был сейчас только рад стать тенью. Разочаровывало, что именно его тенью. Где-то на третьем стакане — или, в некотором случае, ядерном шоте, — компания захотела переместиться за стол и продолжить беседы там. Джо было все равно, где перекрикивать музыку — за столом или в коридоре — но само собой так получилось, что он медленно и незаметно уединился за барной стойкой, стремительно вливая в себя алкоголь. Вскоре с непривычки начало тошнить. Содержимое желудка стало проситься наружу, и он поспешил в сторону уборных, где и облегчил эту неприятную ношу. Уже умывая лицо, он заметил, как сильно изменился за последнее время; осунулся, ещё и позеленел от тошноты. В общем, был похож на труп, который вынесло на берег морскими волнами. Бен уловил множество его невербальных сигналов, указывающих на то, что внутри у него происходит тотальный перестрой, но только сейчас выдался момент уединиться и выяснить, в чем проблема. Даже если это не совсем гуманно, —настигать пьяного, только что опорожнившего желудок, человека с серьезными расспросами, которые заведомо его ранят. — Ты совсем осунулся, — Бен притворился, что ему очень интересно мыть руки. — Да ладно. — Уставший сарказм. Бен с усилием засмеялся, но позитививно все равно не получилось — скорее, натужно. — Рассказывай, — и Джо тяжело вздохнул, пьяным сознанием понимая, что ему это необходимо. — Не могу перестать думать о том, что между нами произошло. Повел себя, как мразь, а алкоголь не помогает мне избавиться от ложной надежды на совместное, счастливое будущее. Сечешь, о чем я? — после этого он сразу набрал в рот воды, чтобы вновь прополоскать. — Я не думал, что все может быть так… — Запущено? Я тоже, — и грустная усмешка. — Бро, возьми себя в руки. Ещё ничего не потеряно. — Да? А мне кажется, что уже все. — Ты разговаривал с ним об этом? — Боже упаси, нет, — отрезал Джо. — Поверить не могу, Джо! — Бен возмущённо всплеснул руками. — Ты устраиваешь себе интоксикацию, выглядишь как труп на прощальной встрече, и вы ещё даже не поговорили?! — Черт, прости меня, Бен, — произнес второй. — Я не хотел, чтобы ты участвовал во всем этом. — Уже поздно, я влез в это дерьмо, и ты будешь слушать, что я скажу — поговоришь с ним сегодня же. Маццелло отпрянул от мраморного края раковины, скрещивая руки на груди в защитном жесте. Его все ещё штормило и слегка покачивало из стороны в сторону. — Да, поговоришь. И не смотри на меня так, — Бен был настроен очень серьезно. — Я подойду к Рами и скажу ему, что ты хочешь с ним кое-что обсудить. — Ради всего святого, Бен… — Так! Я ебнусь, если ещё раз услышу от тебя что-нибудь о нем. Нет, я люблю тебя слушать, и готов выслушать что угодно, но такая ситуация станет только хуже, если ждать и терпеть. — …Это как убийство из пистолета или утопление? — очевидно, Джо пытался пошутить, но его снова сильно замутило, и он обратился обратно в одну из кабинок. Благо никого, кроме них в уборной не было. — Ты чистись, а я скоро буду, — Бенджамин тут же метнулся к выходу, — все ведь для тебя делаю, ещё спасибо скажешь! — Обязательно… — промямлил Маццелло, когда дверь уже захлопнулась. Вымыть руки, слегка сполоснуть лицо, вытереться бумажным полотенцем. Эти действия зациклились, сменяя друг друга — надо же чем-то занять себя, пока ты жутко пьян и не можешь далеко отходить от белого принца из соображений безопасности. Джо отказывался от мысли, что это все — глупые отговорки, и ему просто страшно выходить туда, где его, возможно уже ждут. Хотелось притвориться вдрызг пьяным и отказаться от ответственности за свои поступки, но, как назло, сознание постепенно прояснялось (ещё бы, когда он под холодной водой себе, наверное, уже все поры на коже прочистил, так часто он умывался последние три минуты), а вместе с ним и липкий страх. Да, он бы сейчас с куда большим удовольствием задвинул Рами по лицу или вроде того, а потом спихнул бы на алкоголь и не извинился. — Ты хотел поговорить? Джо как гром сразил. Это голос Рами. Стоит, пижон, в своем светлом клетчатом костюме, закинул ногу на ногу и смотрит. Как он вообще не теряет равновесие в такой позе? И гнев, и обида отступили, давая путь тупой неопределенности. Что вообще делать? Наверное, нужно начать. — Да, хотел. — Ты… в состоянии разговаривать? «Ищешь поводы не начинать? Гениальный ход.» — Вполне, — Джо демонстративно выпрямился, поправляя помятый ворот своей рубашки. «…Просто нужно начать, Маз, а дальше — как пойдет.» — Тогда пошли, выйдем? В ночь. В темноту, слушать, как подземные бары и клубы зажигают ее огнями и заставляют землю дрожать. Они зашли в тихий и очень темный закоулок из кирпичных, слегка поросших мхом стен. В холодном воздухе витал тяжеловатый запах мокрого асфальта. Совсем недавно шел дождь. Рами тут же зажёг сигарету — огонек из зажигалки возник ровно на одно мгновение, и тут же потух, так быстро, что Джо не успел толком разглядеть, как выглядел Малек в свете огня. А смотреть было на что. С тонкой струёй дыма вышел и тяжёлый выдох. Джо, не думая, прислонился к холодной, кирпичной стене и тут же пожалел, чувствуя, как ткань тонкого пальто тут же намокает и прилипает к телу. — Я знаю, что ты сейчас скажешь, — хрипит Рами, что вызывает у второго только смех. — Да? Удиви меня. — «Эгоистичный идиот, поматросил и бросил, вообще никого, кроме себя не любишь»… — Почти попал, только вот интонация другая и слова пожестче. И побольше. — Вот, пожалуйста, — от его улыбки у Джо тут же отказали тормоза. — Осторожнее, Рами. Улыбка стремительно сползла. — Ты думаешь, я идиот? Не понимаю, что происходит? — Да, я был уверен, что ты идиот, и попробуй доказать обратное! — У меня тоже есть чувства, Джо, ты не можешь этот факт игнорировать. — Это значит, что можно плевать мне в душу и не объяснять причину?! У него снова закружилась голова. Болючий ком в горле он попытался проглотить или откашлять, но сильно это не помогло. Он отпрянул от стены, медленно расхаживал из стороны в сторону, пытаясь сообразить, что сказать дальше. Тишина неприятно давила. — Это все случилось так… внезапно. — Знаю. И для меня тоже. — Я пытался с тобой поговорить. Ты не хотел разговаривать. — Знаю. — Как хорошо, что ты это знаешь. Блять, раз у тебя есть, что сказать, так выкладывай! Чего я опять один тут распинаюсь? Огонек сигареты зажёгся особенно ярко — это Рами сделал особенно длинную затяжку. Он смотрел теперь в лицо Джо, почти не мигая. — Как часто ты оказываешься в постели со своими друзьями, Джо? Ты думаешь, мне было похуй? Джо показалось, что он слегка улыбается. — Я трус. Я испугался. Понял? Относись к этому, как хочешь, но мне все равно не станет лучше. Я просто поджал хвост. — Я знаю, что ты трус. — Он испытал настоящее облегчение. Бушующее внутри море подуспокоилось, а в голову наподдал осенний, морозный ветер. — Ты просто… горишь таким огнем, Джо, что я охуеваю. Боюсь обжечься. — В тебе проснулся пьяный поэт, а? — усмехнулся он саркастично. Рами подхватил и уже тушил сигарету. По дороге, совсем рядом, проносились редкие машины — в основном такси, разбрызгивая грязную воду из луж по сторонам. Осень в Англии — зрелище явно на любителя. В голову Джо будто заново ударил алкоголь, а перед глазами расстилался туман — они уже с минуту молчали, вынуждая тишину стать комфортной, и все чаще обменивались взглядами. То любопытными, то изучающими, то всем вместе. — Ты все ещё боишься огня? — Слегка. — А если у меня есть противопожарная сигнализация в квартире…? Рами согнулся пополам от смеха. — …Блять. Извини, это было ужасно тупо. — Джо! Твою мать, я тебя обожаю… И не грех уже посмеяться вместе с ним, над своей же глупостью. Вдоволь отсмеявшись, Малек выпрямился и подарил ему ещё один оценивающий взгляд. — Если это было предложение, то, думаю, я согласен.

~*~

Джо хочет закрыть дверь, но Рами делает это за него, прижимая его спиной к этой самой двери, и она с грохотом захлопывается. В полутемноте, серой и безвкусной, Рами кажется одиноким, мерцающим огнем, вовлекающим в свой пылающий жаром мир. Он сминает губы Джозефа своими, продолжая с грубой силой вжимать в дверь, не отпуская и не давая выдохнуть скопившееся в лёгких напряжение. Кажется, что даже сердцебиение у Маццелло сбивается. Все происходит так быстро и с таким безумным накалом, что он не успевает на все реагировать, лишь оглаживает смуглые плечи, пробираясь к оголенной коже под курткой и костюмом. Дыхание спирает, когда Малек начинает спускаться ниже, по-хозяйски вылизывая и прикусывая кожу на шее, играя на чувствительных струнах его тела, натянутых до предела. Если огонь, полыхающий внутри, не найдет себе выхода, то они оба сгорят к чертям изнутри. Кто бы знал, что этот огонь может быть заразен? Единственное спасение от выжигающего изнутри чувства — настойчивые прикосновения, влажный язык, вылизывающий все доступные участки кожи, тяжёлое дыхание прямо над ухом. Малек тянет его за собой — Джо не видит ничего вокруг, кроме Рами, и, продолжая неистово краснеть, следит за своими немеющими ногами — чтобы ненароком не упасть. Снова та же постель. Те же пахнущие исключительной свежестью простыни. Все какое-то жесткое и неуютное, но Джо уже понял, что его партнёр — настоящий нон-конформист, когда дело касается атмосферы и уюта; а вот на деле — настойчивый и дьявольски нежный. Он вжимает Джо в постель, та отзывается недовольным хрустом пружин и затихает. Одному вечно мало, и он горит огнем. Другому — лишь бы не сгореть дотла и в то же время ухватить себе жгучий, лакомый кусочек этого тела. Один — вечно голодный и нетерпеливый. Второй любит доводить начатое дело до конца с толком и с расстановкой, но в такой атмосфере получается с натяжкой. Хотя в глазах Малека и плещется жадность, он растягивает прелюдии, хотя Джо и чувствует себя неуверенно, он с каждым толчком все сильнее подаётся навстречу и насаживается уже самостоятельно, да с таким рвением, что самому Рами приходится отступать под таким неудержимым напором. Поцелуи — беспорядочные. Дыхание — сбитое. Темнота поглощает звуки, пошлые и не очень, создаёт своеобразный вакуум, в котором Джо и Рами не жалеют голоса и сил. Температура тела, по ощущениям, переваливает за сорок. Пот солёными каплями стекает со лба, впитывается в не менее влажную кожу. Поцелуи то прерываются, то возобновляются, а движения — энергичные и полные самоотдачи — не прекращаются. Джо срывается на хрип, так много кричит, что голосовые связки не выдерживают и повреждаются. Их почти не жалко — ведь, как говорится, время, проведенное с удовольствием, не считается потерянным. Стоны, всхлипы, пошлые шлепки горячей плоти и шум машин за окном слились в одну симфонию звуков. Джо впервые уверен в том, что когда проснется, то увидит рядом с собой спящего Рами. И он непременно будет держать его за руку. Ему часто говорили — мечтать не вредно. И он мечтал.