***
Чонгук, казалось, умел расставлять точки над i, в постели Тэхёна или вне её, до того, как он успеет принять душ, но это первый раз, когда у Тэхёна есть друг с привилегиями. У него были свидания на одну ночь или две, но единственным человеком, с которым у него была связь более одного раза, была его бывшая. Он и Чонгук не встречаются, поэтому метафорическая линия того, что они не должны пересекать, немного неясна. К счастью, Чонгук обязательно напоминает ему об этом с помощью небольших жестов (то есть никогда не проводит ночь, даже когда Чимин этого просит; говорит «нет» каждому приглашению на кофе; пытается и преуспевает в уклонении от единственного прощального поцелуя Тэхена, который он когда-либо пытался ему дать - он не пытался с тех пор). Но сегодня, замечает Тэхён, все по-другому. Движения Чонгука медленнее, его руки на бедрах ощущаются мягче, и он тихо вздыхает ему в рот вместо своих обычно болезненных (хотя и приятных, Тэхен признает) укусов. Часть Тэхена задается вопросом, так ли трахается Чонгук, когда влюблен, но он проглатывает свое эго и кладет руку на плечо Чонгука. Его пальцы упиваются ощущением мягкого, теплого хлопка, и он почти забывает, чем занимается. — Хей, — начинает он, мягко отталкивая Чонгука назад. — Хей, ты в порядке? Губы Чонгука сжимаются в тонкую линию, брови слегка хмурятся, пока он подыскивает слова. — Да, — он облизывает свои распухшие губы, и Тэхен думает, что наконец-то понял, где сталкиваются рай и ад. — Просто устал. Он почти чувствует себя виноватым и собирается предложить им остановиться, но, внезапно, губы Чонгука оказываются на его губах и все надежды на то, чтобы составить связное предложение тают в жаре его рта. Его здравый смысл смывается волнами, приковывая все сильнее, с каждым прикосновением языка Чонгука к его нижней губе. Теперь, когда они сняли рубашки, Тэхен сумел расцеловать половину туловища Чонгука, оставляя дразнящие поцелуи и покусывания, пока его подбородок не коснулся пупка и он был готов — — Ох, Чонгук? Тэхен поднимает голову и недоверчиво смотрит на него. Это был храп? — Ты это серьезно? Он толкает Чонгука в подтянутый живот и не слышит ничего, кроме сонного ворчания. Не зная, что делать, он отползает назад и садится на край кровати, почесывая щеку. — Ох… Обескураживающая цепь событий оставляет Тэхена озадаченным, недовольным и (если быть честным) слегка смущенным. У него мелькает мысль позвонить Чимину и рассказать ему о нынешнем затруднительном положении, но он уже слышит смех своего друга, звенящий в глубине его сознания. Он решает, что это не вариант. Он молча встает и плюхается в кресло перед их с Чимином общим столом, положив подбородок на ладонь, и поворачивает голову в сторону, чтобы посмотреть на Чонгука. Требуется судорожный вздох и нерешительное прочищение горла, чтобы понять, что мальчик заснул, и теперь нужно как-то осторожно справляться со своей скукой. Час спустя он (почти) преодолел стыд от того, что Чон гребаный Чонгук заснул из-за поцелуев в животик. Топленный зефир, как правило, делает все лучше. Он жует одну штучку и пытается слизать липкие остатки на губах, пока тщательно вращает другую зефиринку, проткнутую карандашом, над жалким, но вполне приемлемым пламенем свечи. Он тихонько шипит, когда снимает зефир слишком рано, пепел и зефирная жижа размазываются по его пальцам, когда он пытается вытереть все остатки со стола. И вот от чего просыпается Чонгук — Тэхен поёт колыбельную своей суперлипкой руке и чему-то, что напоминает комочки зефира, прилипшие и к столу, и к рубашке Тэхена. — Какого хрена? Голова Тэхена поворачивается так быстро, что он может поклясться, как почувствовал треск своей шеи по меньшей мере в тридцати семи разных местах. Ладно, он немного драматичен. В свою защиту, у него была тяжелая ночь. Слияние зефира и собственной плоти — лишь малая часть его нынешних забот. Взгляд падает на Чонгука, волосы которого спутаны, а отдельные пряди прилипли ко лбу. Он выглядит странно потным для того, кто определенно не трахался сегодня вечером, с горечью думает Тэхён. — Ты заснул и мне стало скучно, — просто говорит он, прежде чем начать обсасывать пальцы. Он наблюдает за тем, как Чонгук хмурится, поднимая дрожащую руку, чтобы потереть один глаз. Мальчик медленно моргает, на его лице читается замешательство, но его выражение сменяется чем-то таким, от чего кровь в жилах Тэхена стынет. Его нос морщится, глаза щурятся, губы дрожат, и он клянется, что Чонгук вот-вот запла — Чихает. Чонгук чихает. — Знаешь, у тебя такой вид, будто ты вот-вот заплачешь, прежде чем чихнуть, — Тэхен мстительно ухмыляется, высовывая язык, чтобы попытаться слизать немного липкости, все еще остававшейся на его пальцах. — Да. Именно тогда Тэхен замечает хрипотцу в его голосе, видит, как он вздрагивает, будто ему действительно больно говорить и это не просто грубость ото сна. Он опускает руку и внимательно изучает состояние Чонгука. Трудно сказать в тусклом свете настольной лампы, но щеки Чонгука, кажется, покраснели. В сочетании с потом, прилипшим ко лбу, он выглядит больным. — Эй, ты в порядке? Он вскакивает со стула. Едва вопрос покидает его рот, как колени уже опускаются на матрац кровати, а пальцы проскальзывают мимо челки Чонгука, чтобы он смог потрогать его лоб. Чонгук морщится, вероятно, от ощущения липких пальцев, но Тэхен волнуется. Он поддается прикосновению нехарактерно легко. Податливый. Этот момент отличается от того, как он обычно реагирует на отсутствие границ у Тэхена. — Я ... э-э ... не знаю, — смущенно говорит он. Тэхен тихо присвистывает. — Ты такой горячий. Не в чертовски сексуальном смысле, а в смысле горячих микробов. Чонгук не знает, должно ли его волновать, что бред Тэхена сейчас действительно имеет смысл, но у него едва ли есть время, чтобы серьезно обдумать это. Он отталкивает Тэхена назад и поднимает руку, подавляя два чиха тыльной стороной ладони. Он замирает на мгновение и жалобно шмыгает носом, пытаясь придумать, как выбраться из этого затруднительного положения, но, когда он поднимает глаза, Тэхёна нигде нет. На мгновение, благодарный самому себе, он ложится обратно на кровать и борется с желанием натянуть одеяло на свое замерзшее тело. Он весь день чувствовал себя неважно, но надеялся, что усталость была просто результатом стресса. С жжением в горле и лихорадочным туманом под глазами он стонет и поддается этому состоянию. Это всё дерьмово, и он проглатывает еще один стон (о чем сожалеет, потому что у него чертовски болит горло). Он даже не замечает спину Тэхена, пока одеяло осторожно не накрывает его подбородок и что-то прохладное не ложится ему на лоб. Это рассеивает туман в его голове. Или что-то ломается в нем. В любом случае, его грудь сжимается, заставляя его кашлять. — Мне пора, — выдыхает Чонгук. Он отодвигается, чтобы сбросить одеяло, сильно вздрагивает и с трудом приподнимается на локтях. Тэхен смотрит на него с приподнятой бровью, словно призывая продолжать. Борясь с лихорадочной сонливостью, Чонгук заставляет свои ноги соскользнуть с кровати. Тэхен со скоростью света толкает его назад и снова укладывает на постель. — Я не могу здесь оставаться. — Да, можешь. И ты останешься. Чонгук сонно моргает и пристально смотрит на Тэхена, пока тот возится с одеялом. Он выглядит сосредоточенным, кусочек его языка выглядывает из уголка рта и Чонгук протягивает руку, чтобы убрать остатки зефира, прилипшие к его щеке. — Идиот. — Я произведение искусства. И мастер по перекусам. Это как две величайшие вещи в мире, объединенные в одном наборе, — улыбка Тэхена подобна солнечному затмению. Это дерьмовая метафора, но она кажется достаточно обоснованной. Смотреть на него стало больно и Чонгук отвел глаза. — У тебя к лицу прилип гребаный зефир. Тэхен беззастенчиво смеется и нежно гладит Чонгука по щеке. Чонгук закрывает глаза, наслаждаясь ощущением прохладной кожи Тэхена на своей. Дрожь пробегает по его спине, но он все равно поддаётся прикосновению. — Ты очень горячий. — Ты тоже, — бормочет Чонгук, уже наполовину засыпая. Тэхен сидит на краю кровати, все еще обхватив рукой щеку Чонгука, и шепчет: «Как мило». Он знает, что Чонгук просто бредит, но всё равно подыгрывает ему. В конце концов, он решает, что не обращать внимания на весь этот беспорядок – хорошая идея. Обычно к защитным механизмам относятся не очень одобрительно, но самые успешные люди, как правило, хуже всего заботятся о себе. Он решает ещё поиздеваться над собой. Он опускается вниз, чтобы лечь рядом с Чонгуком, обхватив его рукой. Он чувствует, как сердце глухо стучит у него в животе, когда Чонгук поворачивается к нему и с дрожью прижимается. Лицо мальчика утыкается ему в шею, рука сжимает рубашку и он, наконец-то, выглядит на свой возраст. Тэхен винит их близость и горячку (потому что Чонгук, на самом деле, ощущается как пламя прямо сейчас) в том, как он прижимается поцелуем к макушке его головы. — Спокойной ночи, Чонгук.***
Чонгук выздоравливает быстрее многих. Он благодарит за это тренировки и здоровое питание (эй, есть рамен только четыре раза в неделю — это подвиг, о котором большинство первокурсников могут только мечтать). Возможность дышать через нос — это роскошь, о которой он никогда не догадывался, и он молча клянется никогда больше не принимать это благословение как данность. — Ты выглядишь лучше, - ухмыляется Чимин. Он скользит на сиденье рядом с Чонгуком и делает глоток холодного кофе. Хорошее настроение: убито. — Мне уже лучше, — ворчит Чонгук и его уши розовеют. — Не благодаря тебе. Ты должен был просто позволить мне остаться. Клянусь, Намджун-хен и Сокджин-хен чуть не утопили меня в NyQuil*. Я не знал, что выздороветь почти равнозначно тому, чтобы словить кайф. — Ты буквально приказал мне вытащить тебя оттуда, чтобы тебе не пришлось слушать, как Тэхен поет тебе очередную колыбельную, — невозмутимо произносит Чимин и Чонгук потирает переносицу, словно от одного воспоминания у него начинает болеть голова. — О пожалуйста, я знаю, что тебе понравилось. Ты продолжал обнимать его во сне. — Проверь свои глаза. Я не обнимаюсь, — выплевывает он, но в его словах нет злобы. Поэтому позже, на той неделе, когда Чимин небрежно упоминает, что Тэхен полночи не давал ему спать своим кашлем и сопением, Чонгук связывает тяжесть в животе со своим неудовлетворенным сексуальным желанием. Беспокойство для влюблённых, а он определенно не влюблен. Он повторяет это про себя, пока тащится через весь кампус, хотя знает, что Чимин сегодня идет в кино с Юнги. Костяшки его пальцев натыкаются на твердую поверхность двери, пока он все еще пытается придумать оправдание, но его разум пустеет, когда он видит лихорадочно блестящие глаза Тэхена. Они изучают его лицо, как будто ищут ответы. — Чимина здесь нет. — Я знаю, — вот что хочет сказать Чонгук. — Ты выглядишь ужасно, — это то, что он, наконец, придумывает. Тэхен застенчиво улыбается. — Я имею в виду, ты выглядишь больным. — Я не болен, я просто вышел из строя. — Вышел из строя, да? Похоже на тебя. Тэхен закрывает глаза. Он выглядит измученным, фиолетовые круги поселились под глазами, будто его тело отчаялось и хочет продемонстрировать на себе сразу все годы бессонницы. Чонгук всегда думал, что золотистая кожа Тэхена пахнет солнцем, но теперь она пахнет грустью и вишневым ментолом. Нервирует то, как розовеют его щеки и как причудливо они выделяются на фоне бледной кожи. — Который час? — хриплым голосом прерывает густую тишину Тэхен. Голос у него усталый. — Э-э, десять часов, я думаю. — Приляжешь? Внезапная просьба лишь наполовину осознается Чонгуком, но Тэхен уже крепко обхватывает его запястье своей липкой рукой. Он подумывает отказаться, но парень, похоже, нетвердо держится на ногах. Чонгук решает для себя, что кровать, вероятно, лучше, чем развлечение нежданного гостя, который вообще не понимает, зачем здесь находится. Он ловит себя на том, что забирается на кровать, прежде чем приходит к осознанию того, что уйти было также возможным вариантом. Он чувствует себя неуютно, зажатый между Тэхеном и стеной, но все равно просовывает руку под его плечи. Когда он обнаруживает, что задремал от тепла, исходящего от тела Тэхена, то заставляет себя резко вдохнуть, чтобы проснуться. Он купался в уютной тишине и лучах заката, но комфорт — опасное дело. Он с минуту прислушивается к затрудненному дыханию Тэхена и ощущает, как чувство вины поселяется в его груди, подобно тому, как в груди Тэхена ощущается болезненная тяжесть. — Мне пора идти. Его встречает сдавленное фырканье, которое могло быть почти милым, если бы он позволял себе чувствовать такое дерьмо. Горячее дыхание, которое он ощущает на своей шее, указывает на то, что Тэхен все еще крепко спит. Ему удается отползти в сторону и медленно, осторожно вылезти из постели с едва заметным сожалением. Тэхен просыпается через несколько часов в пустой постели с туманными воспоминаниями о прохладных руках на его потной спине и черных волосах, щекочущих его лоб.***
— Похоже, тебе уже лучше. Тэхен сгорбился на своей кровати, ноги согнуты в коленях и раскинуты, демонстрируя боксеры, которые он надел задом наперед. Он возится со своим телефоном, застенчивая улыбка мелькает в уголках его рта. — Держусь на все 100, как и всегда. Я просто хорош в этом, — не отрывая взгляд от телефона он наклоняется и чихает в сторону. Чонгук морщится. — На какие 100? Ты о своей температуре? — он садится на край кровати и похлопывает Тэхена по голому колену. Его кожа все еще горячая на ощупь. — По крайней мере, ты выглядишь лучше, чем звучишь. Это заставляет Тэхена поднять глаза и пошевелить бровями. — Хочешь сказать, что я сексуальный? Чонгук пытается выглядеть раздраженным и закатывает глаза. — Поговорим, когда ты не будешь обливаться соплями, — он натягивает рукав на свой кулак и грубо проводит им под носом Тэхена. Тэхен издает застенчивый смешок и хватает запястье Чонгука, удерживая руку на месте и сморкаясь в его рукав. Чонгук настороженно смотрит на него, но не произносит ни слова. Они погружаются в естественное молчание. К лицу Тэхёна вернулась большая часть его цвета, лихорадочный оттенок все еще виден на его щеках, но он хорошо сочетается с кожей, снова ставшей золотистой. Это напоминает Чонгуку летний закат. Это вполне уместно, думает он. — Земля вызывает Чонгука. Земля для маленького землянина, — Чонгук моргает. — Ты так смотришь. — Ты просто ужасно выглядишь, — он одергивает руку, и нижняя губа Тэхена выпячивается так, что он не может её не поцеловать. — Фу, ты на вкус как горячка. — Значит, я горячий на вкус, — намекает он с дерьмовой ухмылкой, которая заставляет Чонгука хотеть ударить его. Это также заставляет хотеть поцеловать его снова. Тэхен драматично откидывается на кровать, откидывая телефон на простыни, и раскидывает руки, словно молча приглашая Чонгука лечь рядом с ним. Чонгук не клюёт на приманку, но все же пользуется случаем, чтобы поднять одеяло, которое было брошено у подножья кровати. — Отдыхай, любовничек. — Значит, ты любишь меня? — Тэхен слегка приподнимает голову, глядя на Чонгука круглыми, как зимняя луна, глазами и дрожащими розовыми, словно весна, губами. Чонгук глумится больше из ненависти к себе, чем из-за дерьмовой игры слов Тэхена. Он сравнивает Тэхена с гребаным календарем. Его внутренний диалог нуждается в серьезной чистке. — Я думаю, все наоборот. Ты просто одержим мной. С фырканьем, прерываемым грудным кашлем, голова Тэхена снова откидывается назад. — Как же! Это ты постоянно приходишь ко мне. — Просто хочу убедиться, что ты жив. Ну, знаешь, делаю то же самое, что ты делал для меня. Помнишь, как ты в первую очередь заболел? — Я бы делал это снова и снова и — — Ты несешь какую-то чепуху. Иди уже, на хрен, спать. Он глубоко засыпает и просыпается только час спустя, когда Чонгук заставляет его принять лекарства от простуды. Он снова засыпает прежде, чем Чонгук успевает выбросить пустые пачки из-под таблеток. Его легкие потрескивают при каждом вдохе и Чонгук кладет ему руку на грудь, просто чтобы почувствовать, как она вздрагивает. Ему понадобится больше лекарств, возможно, что-то против отёков. Чонгук идёт в магазин, списывая все на то, что он не хочет, чтобы его обвинили в смерти Ким Тэхена. Здесь не нужно читать между строк. Вот что он говорит Чимину и Юнги, когда сталкивается с ними. Буквально. Ручная корзина и ее содержимое — салфетки, термометр, чай — с грохотом падают на землю, и он уже подумывает о том, чтобы отшвырнуть их подальше в надежде избежать очень неловкого разговора. Он ждет клоунады, но вместо этого чувствует на своем плече теплую руку. — Ты опять заболел? Уже? — Чонгук удивленно моргает и видит, как мягкие глаза Чимина смотрят в его собственные. — Вы двое станете причиной смерти друг друга. Чонгук сбрасывает руку с плеча и борется с желанием закатить глаза. — Я не болен. Это для Тэхена, — он демонстративно игнорирует то, как приподнимается левая бровь Юнги. — Как ты вообще проверял его температуру без термометра? У вас там, ребята, совсем ничего нет. Он наблюдает за тем, как шок расцветает на лице Чимина, прежде чем он медленно сменяется понимающей улыбкой, и, внезапно, Чонгук обнаруживает, что хочет провалиться сквозь землю. Он делает это для Тэхёна не просто так и Чимин понимает это. — Покупаешь все это для него, да? — Да, иначе он не оставит меня в покое, — ему кажется, что он слышит, как Юнги бормочет что-то типо «как скажешь, малыш», но не обращает на это внимания. Он хорошо умеет игнорировать Юнги. — И ему, на самом деле, не становится лучше. — Я знаю. Когда он заболевает, это не шутки. — Ты его сосед по комнате. Ты должен заботиться о нем, а не я. Очевидно, это даёт Юнги сигнал сваливать и Чимин одаривает Чонгука озорной улыбкой, прежде чем броситься за ним. — Извини, я тааак занят! Нужно кое-где быть сегодня! Я вернусь сегодня вечером, так что позаботься о нем как следует! Почему-то Чонгук не думает, что Чимин очень занят. Он с отчаянием смотрит на корзину, прежде чем поднять ее и сложить все вещи обратно. На всякий случай, он хватает еще одну коробку салфеток и изо всех сил старается не чувствовать себя таким заботливым и домашним, как это, определенно, выглядит. К тому времени, когда Чонгук возвращается, Тэхен, очевидно, не там, где он его оставил. Он находит его развалившимся за кухонным столом (карточным столом, если быть точным, но это всё равно больше, чем есть у Чонгука), одеяло обернуто вокруг его тела так, будто он пытался и преуспел в перевоплощении в человека-буррито. Он ставит сумку с продуктами на пол и опускается на колени рядом со стулом, легонько встряхивая Тэхена за плечо. — Моррисси*? Ты пришел забрать меня отсюда? Чонгук закатывает глаза так сильно, что практически чувствует, как они задевают его мозг. — Нет? Сегодня был хороший день. — Ну конечно, — саркастически говорит Чонгук. Он проводит пальцами по волосам Тэхена, не обращая внимания на их влажность. — Было бы лучше, если бы ты остался в постели, как нормальный человек. Требуется много уговоров и немного криков, чтобы, наконец, вернуть Тэхена в постель. Он почти теряет терпение, когда Тэхен начинает ныть о каком-то шедевре, который пришел к нему во сне, что-то о чесночном молочном коктейле с целебными свойствами, который может посоревноваться только с самим иммунитетом. Он ненадолго задумывается, не слишком ли поздно вернуться обратно в магазин и потребовать, чтобы Чимин и Юнги взяли на себя эту ответственность. Так и есть, и они все равно не захотят. — Могу я на этот раз быть большой ложкой*? Чонгук уже собирается протестовать, спросить его, когда это они вообще обнимались, но Тэхен уже приклеивается к его спине, обхватывая руками и ногами так, будто он чувствует, что Чонгук собирается удрать отсюда прямо сейчас. Но затем он чувствует, как сопливый нос прижимается к его затылку, и слышит (и чувствует) тихое «спасибо», выдыхаемое в кожу, которое его останавливает. Чонгук вздыхает, позволяя Тэхену делать все, что ему заблагорассудится. Лихорадочный жар Тэхена душит, влажный нос заставляет его кожу покрываться мурашками, горячее дыхание вызывает дрожь по спине, но он закрывает глаза и старается игнорировать все это в надежде на то, что Тэхен получит, наконец, столь необходимый ему отдых. Дело не в том, что ему нравится Тэхен, по крайней мере, не в том смысле, когда люди пишут имена своих возлюбленных в блокнотах или, когда чувствуют бабочек в животе, находясь рядом с ними. Тэхен немного ребячлив, немного неординарный и немного манипулятор (много, если быть честным, но он считает, что это, в основном, непреднамеренно). Так что нет, он ему точно не нравится. Он действительно поворачивается, как только Тэхен засыпает. Чонгук обхватывает его лицо руками и прижимается губами ко лбу (это не поцелуй, это потому, что термометр, который он купил, слишком далеко, а Тэхен все равно спит). Он чувствует, как у него перехватывает дыхание, когда Тэхен прижимается щекой к его плечу. Но он ему не нравится.***
Чонгук воспринимает это как шутку, когда Чимин звонит ему поздно вечером в пятницу, прося его пойти проверить, как там Ким блять Тэхен. — Я не его парень. — Я уже слышал это, — Чонгук слышит фырканье на заднем плане, похожее на фырканье Юнги, — около трех тысяч раз. Может, ты просто сделаешь мне одолжение? Я твой хён. — Если бы рост был достоверным доказательств — — Заткни свой чёртов рот, чайка, — он слышит вздохи, крики и приглушенный шепот. — Слушай, он написал мне час назад, что снова чувствует себя паршиво, и с тех пор не отвечал. Я бы пошел домой прямо сейчас, но я в двух часах езды отсюда. — Он, наверное, спит. — Клянусь всем, что ты когда-либо любил, если ты не — Чонгук знает, что он уже проиграл, но он спорит еще некоторое время, просто для вида. Он надевает ботинки, прежде чем звонок заканчивается, удостоверяется, что дверь заперта, и кладет телефон в карман. Через секунду раздается звук сообщения, в котором, как он полагает, содержится подробное объяснение того, где спрятан запасной ключ Чимина. Чонгук уже знает, где он (Тэхен сказал ему вчера), но не говорит ему об этом. Он в двадцати пяти минутах ходьбы до общежития Тэхена (потому что, конечно, ничто не может быть просто), и он сожалеет, что не взял свой скейтборд. Земля скользкая от вечернего ливня, но он упрямо думает, что одна-две царапины на его коленях лучше, чем полчаса ходьбы. На самом деле, просто остаться дома было бы еще лучше. Он вспоминает об этом, когда видит, что Тэхен растянулся на диване, нахмурив брови, что может означать только одно - боль. Он выглядит несчастным, волосы прилипли ко лбу, а дрожащие руки обернуты вокруг его собственного тела. Чонгук снимает обувь и садится на подлокотник дивана, как раз вовремя, чтобы почувствовать, как хлипкий предмет мебели сотрясается от хриплого кашля Тэхена. — Эй, э-э..... Тэхен поднимает глаза и моргает так, будто вообще не заметил, как вошел Чонгук. Он, вероятно, не увидел, учитывая, как далеко ушёл его взгляд, это почти похоже на то, что он смотрит мимо него, прямо в измерение, которое Чонгук еще не открыл. Тэхен открывает рот, чтобы ответить, но отворачивает голову, прежде чем у него появляется шанс что-то сказать, утыкаясь лицом в подушку дивана он издает горловой режущий чих, который заставляет Чонгука вздрогнуть от сочувствия. Чонгук наблюдает, как Тэхен тает на диване, будто чихание лишило его жизни, наблюдает, как он жалобно всхлипывает и закрывает глаза, будто он сможет исчезнуть, если достаточно сильно постарается. Он никак не может набраться сил, чтобы ответить, и это первый раз, когда Чонгук хочет, чтобы Тэхен заговорил. — Я не врач, но ты выглядишь неважно. Лицо Тэхена морщится, как будто он вот-вот заплачет. Он шмыгает носом так, будто уже это сделал. Одна половина Чонгука считает, что Тэхен действительно плачет, но у него не осталось слез, чтобы дать им волю. Он помнит, как учил на медицинских уроках в старших классах, что тело может потеть до полного высыхания. — Тэ... — он соскальзывает с подлокотника и опускается на колени перед диваном, прижимая тыльную сторону ладони к щеке Тэхена. Он обжигающе горяч, слишком горяч, чтобы это было комфортным. Он убирает руку и чувствует странное облегчение, когда из уголка глаза Тэхена вытекает настоящая слеза. По крайней мере, он не слишком обезвожен, чтобы суметь заплакать. Он поит Тэхен лекарствами и таким большим количеством воды, что даже замечает, как она удерживается в его животе. Для парня, который религиозно питается в Бургер Кинг, он слишком худой. Чонгук делает мысленную пометку заставить Тэхена (что на самом деле означает заставить Чимина заставить Тэхена) есть правильную пищу чаще, потому что белок в виде жирного гамбургера, вероятно, так же эффективен, как глотание тарелки свиного сала. Тэхену требуется почти час, чтобы начать составлять связные предложения. Чонгук с ложечки кормит его целой тарелкой супа и морщится от того, насколько довольным тот выглядит. Если бы не потные спутанные волосы и руки, которые дрожат всякий раз, когда пытаются сделать что-либо самостоятельно, Чонгук предположил бы, что Тэхен чувствует себя здоровым как огурчик. Позитивность Тэхена действует ему на нервы, потому что иногда это нормально — быть не в порядке. Чем больше он думает об этом, тем больше раздражается. — А почему ты не позвонил? — это звучит гораздо мягче, чем он думал, и он благодарен за это. — Знаешь, Чимин волновался. Тэхен проглатывает еще одну ложку супа и испускает дрожащий вздох, губы беззвучно произносят слова, как будто он изо всех сил пытается их выдавить. Чонгук прищуривает глаза и сжимает подбородок Тэхена, большой палец прижат слишком сильно, но прикосновение все еще достаточно нежное, чтобы заставить Тэхена посмотреть на него. — Это нормально, ты знаешь, — успокаивает Чонгук. — Это нормально просить о помощи, когда она тебе нужна. — Я не знаю, — наконец бормочет Тэхен, слова застревают у него в горле как плоть, натянутая на колючую проволоку. Чонгуку больно даже слушать, поэтому он качает головой и кладет руку на щеку Тэхена, оглаживая большим пальцем фиолетовый круг под его глазом. — Все в порядке. Температура Тэхена спадает где-то посреди ночи, и он просыпается таким же неловким и сонным, каким и чувствует себя. Чонгук наблюдает за тем, как Тэхен натягивает рубашку, замечая, как он морщится от липкой и ужасной сырости. Он предлагает Тэхёну принять душ, потому что это единственное, чем он точно сумеет помочь. Тэхен выглядит слегка удивленным, когда Чонгук присоединяется к нему, но он молчит, пока Чонгук помогает ему смыть пот, будто он смывает и болезнь тоже. Чонгук винит в этом теплый душ, потому что душ ощущается хорошо и Тэхен тоже чувствует себя хорошо. — Я чувствую себя лучше, — говорит Тэхен. Его голос хриплый от сна, но звучит значительно менее засоренным, будто его горло наконец решило, что воспаление не является ключом к выздоровлению. — Похоже на то, — шепчет в ответ Чонгук и целует Тэхена в место, где соединяются плечи и шея. — Ты хорошо выглядишь. Тэхен замирает от его прикосновения. — Чонгук, я ... — он замолкает, чтобы кашлянуть, и Чонгук убирает руки. — Я не... я хочу сказать ... я устал. Я чувствую себя лучше, но все еще не могу — — О, — он считает это справедливо, что Тэхен предположил, что он захочет заняться с ним сексом сразу же, как только тот почувствует себя лучше, будто всю последнюю неделю, в течение которой он ощущал беспокойство и чувство вины, он провел лишь в ожидании вознаграждения. Его послужной список — это, в конце концов, его рук дело, но боль от этого не становится меньше. — Ничего страшного. — Я... Он борется с желанием снова заострить свои углы и закрыться от Тэхена. Старые привычки трудно побороть, но он считает, что немного прогнуться, в любом случае, является частью успешной сделки. — Все в порядке, — повторяет он и это правда. Он выдавливает немного шампуня на ладонь и начинает распределять его по волосам Тэхена. — Тебе нужно еще немного отдохнуть после всего. — Ты останешься? Пальцы Чонгука замирают на долю секунды, но этого времени достаточно, чтобы напряжение стало плотнее, чем пар от душа. Вопрос Тэхена звучит достаточно невинно, но он несет в себе больше подтекста, чем Чонгук готов принять. Но то, как плечи Тэхена ссутулились, а спина изогнулась, будто это все, что он может сделать, чтобы не рухнуть, заставляет его выглядеть так, будто у него больше нет сил мириться с сомнениями Чонгука. На самом деле, ни у кого нет энергии для этого, но Тэхен уже зашёл так далеко. Одна только мысль об этом успокаивает, пусть и незначительно. Так что Чонгук нежно целует Тэхена в спину и выдыхает еще мягче. — Да, я останусь. — Хорошо. Но я буду большой ложкой.