Killing it

— Ах, — протяжно стонет Хисока, вдыхая душный воздух в комнате отеля, несмотря на то, что та была довольно просторной, а в самом помещении никого не было. Казалось бы, никого. — Ты скрываешь своё присутствие, но ты здесь.  — Сильная аура для человека, который находится на грани смерти, — Иллуми появляется буквально из ниоткуда, встаёт перед Моро, что продолжает лежать на удобном футоне, сам поправляет свои длинные чёрные волосы. Невольно вспоминается, какими короткими они были раньше, и как страшно он тогда выглядел.  — Находился, — поправляет он старшего из детей семейства Золдик. — Сейчас я в полном порядке. Прекрасно себя чувствую, — и действительно выглядит так, словно это не он минутами ранее во всю выкладывался против Куроро, шёл против своего главного на данный момент соперника и им же контролируемой толпы, словно не его тело пережило мощнейший взрыв, а душа — унижения. Иллуми мысленно отбрасывает эту глупую и ни ему, ни Хисоке несвойственную мысль. Его трудно как-либо оскорбить. — Жаль, что нельзя вернуться туда снова. Дурацкие правила, да?  — Обычные, но разве им кто-то следует? — Золдик подходит ближе, прикасается к раненной руке, чувствует не только жар, исходящий от неё из-за чужого возбуждения, но и силу, не прочувствовать которую невозможно, даже если испариться на ровном месте. Есть, что чувствовать — потому что там, на месте бойни, он этой руки лишился. — Твой нэн силён, но тело ослабло. Выйдешь — убьёт.  — У тебя странное проявление заботы.  — Это факт, а не забота, — и слегка улыбается. — Киллуа также говорил, — улыбается из-за мыслей о брате. В комнате повисла тишина. Иллуми всё также сидит рядом, сканируя Хисоку взглядом, как бы оценивая чужие шансы — выстоит или нет, умрёт при схватке или чуть позже, когда из одиннадцати оставшихся членов (за исключением Каллуты, естественно) Геней Рёдана выстоит только один. Думает, что тот вряд ли будет вступать в бойню с остальными, когда тому не выгодна ситуация, да и не будет он тратить чужое личное время, иначе бы Иллуми здесь сейчас не было. Он пришёл бы, но позже, возможно, встретились бы где-нибудь случайно, пусть их завсегдатые случайные встречи таковыми не являлись, это было что-то на подсознательном уровне. Не высокие глубокие чувства, к которым ни один из них не был приспособлен, не дело привычки, ведь виделись они не так уж и часто. Чаще, чем Хисока мог увидеться с Куроро, — а он всегда умел находиться в нужном месте в нужное время, — но это, пожалуй, и правда, чистая случайность и интуиция. Несмотря на достаточно за жизнь увиденное и будучи уверенным в своих знаниях, Иллуми не знает, почему так происходит. Всегда. «Это же очевидно, почему я думаю об этом?». Очевидно — правда. Иллуми бы не пришёл точно, если бы не знал, о чём тот его попросит, и пусть Хисока пока не озвучил мысль вслух, он знает просто наверняка. Пожалуй, это тот момент, когда он действительно трезво оценивает свои силы и понимает — не сможет. Он, в общем-то, сколько Иллуми его знает, никогда своей силой не кичится, понимая и силы, и возможности соперника, наоборот — его никто не может понять, потому бои с ним либо очень быстро обрываются, либо затягиваются. Как ни крути, всё зависит именно от Моро, будет он использовать все сто двадцать процентов своей силы или шестьдесят. Никогда не хвастается своими силами и способностями — он просто их показывает на конкретном примере, и противник сам понимает, что не выстоит, даже если тот использует только эти самые шестьдесят процентов. Но там, минутами ранее, на Небесной Арене, был предел этим ста двадцати — и он проиграл. Проиграл, но не умер.  — Ясно, — кивает сам себе Золдик, удобнее устраиваясь на футоне, заставляя Моро подвинуться. — И какую клятву ты дал?  — Секрет, — улыбается, чувствует себя ребёнком, который утаивает от родителей что-то нечто важное. Только родителей у него не было, а сама клятва была не так уж и важна, главное — действовать ей.  — Ты не ставил свою жизнь в качестве условия, — не вопрос, а факт. Факт на то и был фактом — неоспорим.  — Нет, конечно, я ещё пожить хочу, — и делает вид, словно он действительно обижен чужими словами, дуёт губы и отворачивается. Через пару мгновений бледное лицо рассекает прежняя похотливая улыбка, которой он так любит одаривать врагов перед их смертью. Иллуми догадывается, о чём тот думает сейчас. — Я ведь ещё не убил тебя, — и оказывается прав. У них были странные отношения, но ни одного, ни второго они не удивляют и не заставляют немного о них задуматься — странные, но очень свойственны им обоим. Хисока не его друг — по многолетним и верным правилам у их семейства просто не может быть друзей, а Киллуа просто был ожидаемым исключением, Иллуми не мог повторить подобную оплошность, разочаровать своих родителей он не имеет права. И, тем не менее, было что-то между ними, и каждый это осознавал, но, опять же, это было настолько обычно и естественно — словно это Хисока был его мучителем в раннем детстве, или Иллуми был тем, кто так повлиял на его жизнь, сделав из когда-то милого мальчика чудовище. Наверное, опять же, простая случайность.  — Побудь со мной немного, мне скучно, — а говорит так, как будто ему весело настолько, что он еле сдерживает в себе смех.  — Скучно? Разве к тебе не должна была прийти девушка под номером три?  — О-о, так ты и номер знаешь, — но тут же догадывается, кто является его информатором, и смеётся. — Ах, да, у тебя же там брат. Брат ведь, да?  — В семье Золдик нет детей женского пола.  — Как у вас всё серьёзно, — он прикрывает глаза, расслабляясь и позволяя ауре Иллуми проникать внутрь, словно что-то тёмное, острое, но до того приятное входит в его раны и закрепляется где-то под кожей. Ощущения были прекрасными и до черта знакомыми. — Мачи. Серьёзная девочка, помогает мне, продолжает убеждать себя, что всё равно по-прежнему верна своему Боссу. Обычная тупая девчонка, хотя, стыдно признавать, но толк от неё есть. Да, она должна прийти, лечить меня, а лечить нечего, представляешь, как она будет удивлена? Они все думают, что я умер. Ну, кроме неё.  — Интересно, — и его лицо было такое задумчивое, негодующие, почему же именно такой расклад вещей они имеют на данный момент. — Убеждает себя же в верности? По-моему, она не врёт. Просто испытывает к тебе что-то.  — Ты и правда веришь в это? — одним глазом смотрит он на Иллуми, и его улыбки становится шире, а жёлтые глаза сверкают точно звезда в небе, желать которой можно только смерть.  — Да, но считаю, что это глупо. У неё сильная аура, она точно скоро придёт.  — Тогда нам надо поскорее закончить.  — Ты не скажешь свою клятву?  — Только после всех событий, иначе ты не согласишься. И он подумал, что и правда может не согласиться, если узнает условие, потому решил не продолжать. В конце-концов, у Хисоки получалось хорошо провоцировать, а времени у них, в самом деле, было не так уж и много. Иллуми наваливается сверху, берёт иглы со своей же одежды и быстро, точно язык молнии, вонзает их в чужое тело. Хисока смотрит жадно, похотливо, с сияющими глазами и улыбкой, рассекающей чужие шеи, не может двинуться — или просто не хочет, киллер не до конца понимает, насколько у того стала сильнее способность. Но он не двигается, тело было парализовано, из-за игл или возбуждения Иллуми не знает, но в своих способностях не сомневается, решив действовать. Смотрит своими чёрными бездонными глазами в его живые, и нижнего будто что-то бьёт прямо под дых, из головы тёмным облаком выходят все лишние мысли, а тело по-прежнему остаётся неподвижным. Аура, до того тяжёлая, неприподъёмная, вгоняющая в ужас проникает в чужое тело, и фиолетовый дым контрастирует с его розовым, таким ярким, как и сам хозяин. Ложь в том, что розовый — цвет нежности, полевых цветов и детей, что, конечно, не имеют никакого отношения к Хисоке, и тем не менее именно этот цвет прекрасно отражает чужой нрав и характер. «Он точно стал сильнее». И ещё одна игла вонзается в бедро. На белой одежде появляется красное пятно, прямо на месте попавшей в тело иглы.  — Ну-ну, чего злишься? Будь аккуратнее, я же всё чувствую. И он полностью вгоняет ещё одну иглу в ребро. Немного поддавшись чувствам, он тут же успокаивается, понимая, что к чему. И вонзает ещё одну иглу куда-то в шею, ниже артерии — у него не было цели убить его, хотя, стоит сказать, идея казалась заманчивой, для них же обоих. Но слова по-прежнему оставались на языке, которым Хисока подцепил кончики прядей чёрных волос. Хватает зубами и дёргает на себя.  — Тебе это не поможет, я не парализован, — и дотягивается губами до его лица, проводит ими по холодной щеке, но не целует, не заставляет вздрогнуть от столь интимных действий. — Ты делаешь мне больно, — и стонет с неким придыханием, в котором кроются обожание и дикое, горячее возбуждение. — Это заводит ещё сильнее, чем когда ты злишься, — он умеет провоцировать, наверное, эта именно та черта, которая неоднократно помогает ему победить, но сейчас в голосе ничего этого нет, кроме как свойственной ему усмешки. Ему нравится, и Иллуми, по правде, прекрасно его понимает. Тёмный сгусток энергии, бежащий по венам, как страшная неизлечимая болезнь, приводит Хисоку в восторг, и он невольно поддаётся внутренней темноте, взмыв вверх бёдра. Иллуми чувствует, как член упирается в бедро через плотную ткань, готовый её порвать — а он действительно может это сделать.  — Сделаешь так, — в голосе не чувствуется угроза, как минимум, не такая серьёзная, какой могла бы быть, и он снова достаёт иглу, предупредительно направляя её в самое сокровенное место, — и я воткну её.  — Страшно, — и смеётся. — Давай лучше в другое место. И действительно вонзает иглу, действительно в другое место, чуть выше пупка.  — Больше одолжений от меня не жди.  — Это было одолжение? Я думал, ты просто пожалел меня. Предупреждай о подобном, я бы о чём-нибудь другом попросил.  — Например? — Иллуми, если честно, не особо интересно, потому что не понимает, что может быть важнее торчащей иглы в члене. Думает со стороны Хисоки, не своей. И всё же в терпении ему было не занимать, и Моро знает это, потому его слова были лишены изощрённого сарказма.  — Я же не могу так сразу, дай подумать. Иллуми не даёт. Он нагибается ближе, переводит бездушный взгляд чёрных глаз на острый нос, на губы, они притягивают его, почему-то кажутся такими аппетитными, что хочется съесть, вгрызться в них зубами и попробовать на вкус чужую плоть, ведь именно этот вкус продолжает быть ему незнакомым. Хисока, возможно, и заурядный парень, а также любитель посмотреть на детские задницы, сам он никого к себе не подпускает, мол, нет, ты не достоин, а тебя я вообще хочу убить прямо сейчас, и только Иллуми удостоен эдакой чести быть с ним так близко. Не то, что бы ему это как-либо льстило, завидовать тут явно нечему, но своя выгода всё равно была — быть на одной ноге с тем, кто готов убить по одной твоей просьбе, а ты отплачиваешь тем же. Врагу не пожелаешь, и правда. Он не кусает, не берёт иглы, половина из которых уже были в чужом теле. Только как-то очарованно выдыхает в губы напротив, проводит по ним языком, и тёмная дымка немым отпечатком остаётся на нежной коже. Хисока тут же облизывает собственные губы, как бы сильнее впитывая его ауру, прикосновения, спонтанно оставленные отпечатки. Золдик чувствует всем своим нутром задорность и возбуждение — и уже не со стороны Моро.  — Ты угадал, что я хотел попросить. Умеешь гадать на картах? И картон с нарисованным Джокером рассекает щёку. Несильный порез кровоточит, кончики волос лепестками опадают рядом. Сдерживаться было незачем. Иллуми целуется грубо, так, чтобы до крови, до бешенного биения холодного сердца, чтобы вены на лбу вздувались, а под нежной тонкой кожей трещали кости. Игла гнётся под длинными пальцами, карты превращаются в конфетти. Хисока снова пробует, делает толчок бёдрами, заставляя Иллуми вжаться в тело ближе, а поцелуй углубить до боли во рту и чувства приближающейся гипоксии. Никто не жалуется на боль, что ощущают оба, никто не поддаётся, просто думая, как бы успеть за такое короткое время многое сделать. Не дают друг другу передышку, воздух стал до того давящим и душным, а кровь, перемешанная со слюной и оставленная на губах клеймом такая тёплая, что если бы они могли в ней захлебнуться, то попробовали рискнуть. И каждый гадает, кто же умрёт первым. Жаль, что умереть им обоим было непросто, хотя и это предложение было не менее заманчивым. Хисока картой разрывает чужие элементы одежды, на картоне цифра семь — удача. Аура, до того немного померкнувшая из-за длительного поцелуя, вновь усиливается, и он вновь начинает наседать, а бездонные глаза прожигать дыру в районе сердца, это ощущалось физически до дрожи в теле — так болезненно и резко, с нарастающей болью колит его сердце. В свете полной луны сверкает игла, Хисока видит фиолетовую ниточку ауры, исходящей от неё. Кажется, ещё немного, и он его добьёт. И ошибается, когда лицо напротив остаётся по-прежнему безэмоциональным, а остриё входит не в глаз. Ладонь немного дёрнулась из-за нервов, рука буквально приколочена к полу. И вновь то чувство разливающейся по крови темноты, которым он питался и которое так обожал. Иллуми пользуется тем, что за него половину работы уже выполнили, одежда вместе с отрезанными кончиками волос падают вниз. Тело бледное, точно белое, и чёрные волосы с такого же цвета глазами прекрасно контрастируют на общем фоне. Фокуснику хочется прикоснуться, провести счастливой семёркой червей по рукам, прочувствовать силу и одновременную уязвимость чужого тела. Талия узкая, а изгибы такие, словно он, тот самый единственный, руки для которого были предназначены. Но он ничего не делает, только облизывает губы и подрагивает от внутренних ощущений — его тело было слабо, а игла, которой Золдик приколотил ладонь к паркету, кажется, сейчас станет единой вместе с кожей. Хисока, в любом случае, готов противостоять и этому, чувствуя, как новая обретённая сила вместе с возбуждением его переполняют. Но он решает отложить этот момент, прикрывая от удовольствия глаза и полностью отдавая себя на растерзание убийце. Момент был — и его стоило использовать. Чуть приподнимается над бёдрами, обхватывает член крепкой холодной ладонью и тут же насаживается, полностью, чтобы не только поддаться счёту времени, но и вспомнить ненадолго забытое чувство. Плоть внутри — хуже ножей, хуже игл, ударов тока, к которым он успел привыкнуть ещё в раннем возрасте, и он невольно выгибает спину. Боли нет, но есть удовольствие — именно то оставленное позади чувство, которое он получал из-за ранений. И двигаться начинает быстро, рвано, тяжело — желание ощущать и телом и душой пульсацию внутри себя ведёт им, значение «не сдерживаться» обретает ещё один смысл. Хисока, конечно, из этого исключения не выбивается. Наплевав на возможную боль, на нарастающее с каждым движением тела напротив пожирающее внутренности чувства, Моро дёргает зафиксированной иглой ладонью, кладёт обе руки на бёдра и тянет вниз так сильно, как только может. Хочет развести на эмоции, чтобы тот хоть звук издал, чтобы умолял и просил, заставлял двигаться быстрее. Но это — не игра и, к сожалению, победителей и проигравших здесь нет. Хисока бы поспорил, но сейчас, именно в этот момент осознаёт — проиграл. Он не хочет поддаваться — и это было взаимно. Всё заканчивается быстро, и не сдержать вздох разочарования, как и стонов от высшего чувства восхищения невозможно. Аура двух душ, путешествуя где-то внутри по кровотокам, словно высвобождается из заточения, и подкидывает уже обоих. Хисока кончает внутрь, сгусток двух энергий бьётся о стены сильным напористым потоком, и это ощущение, от чего тела рвёт на части, по-настоящему восхитительно.  — Готов кончить второй раз, — довольно улыбается фокусник.  — Будь добр, воздержись, — и смотрит на разбитое от давления окно. Время идёт медленно — и это хорошо, учитывая, как его мало осталось для обоих. Моро быстро принимает душ, смывая с себя запах секса и кровь, наблюдает, как тонкие красные струйки вытекают из маленьких ран, а вместе с ней и будто чужие остатки ауры уходят в слив. Думает, что сегодня Иллуми был особенно жестоким, и пусть данный факт никак не удивляет — потому что меньшего от киллера ожидать не стоит, но от этого не меняется и данность, что тот, возможно, немного перестарался. Хисоке не больно, ему не на что жаловаться, и всё равно, рассматривая себя в зеркале, отмечает, как этих ран от острых и переполненных зловещей аурой игл стало больше. «Пятнадцать». И похабно улыбается, а извращённое желание, чтобы это количество перевалило за сотню разгоралось в нём пурпурным цветом. Он голый выходит из душа, ничуть не стесняясь своей наготы, ветер приятно охлаждает тело, а раны будто стали больше и болезненнее ощущаться. Наверное, дело было в чужом присутствии.  — Тебе идёт фиолетовый, — довольно протягивает фокусник, щёлкнув пальцами. Он мог легко изменять свой облик на тот, который захочет, и внешний вид не был исключением.  — Спасибо, — и не сказать, что он действительно благодарен, сказал из вежливости — издержки воспитания. — Но я не за комплиментами сюда пришёл. Я догадываюсь, зачем ты позвал меня, но объясни нормально.  — Что? Как грубо. Я хотел увидеть тебя, но ты сам пришёл ко мне, и в чём моя вина? — но, в противоречие своим словам, голос его звучит довольно — ему нравится эта игра между ними, это неприметная война, провокация, ложь. И пусть они спали, помогали друг другу в трудный момент, а один мог смело рассчитывать на другого и наоборот, всё равно продолжали друг друга ненавидеть. Соперники, ничего лишнего.  — Хисока, время. И на сей раз он ничего не говорит. Иллуми догадывается, зачем он ему понадобился, — нет, это не случайность, и нет, это не Золдик резко захотел его увидеть, — и его, в самом деле, ничего не смущает, просто нужно больше уточнений. Хисока, как показывает практика, объясняет хорошо, но через раз, по большей степени отвлекаясь на свои собственные высказывания. Для Иллуми, в общем-то, нет ничего невыполнимого, и он знает, зачем пришёл сюда — и явно не из-за переживаний за чужую жизнь, они оба это понимают. О любви песни никто не пел, а Хисока не сомневался, что сможет выжить. Пришёл просто понять, стоит ли. Иллуми всё знает, прекрасно понимает, осознаёт, и даже та задача, перед которой Хисока его поставил, кажется невыполнимой. Кажется, опять же. Он просто ни разу не пробовал.  — Я открываю сезон охоты на Пауков.  — Это я понял, — Иллуми вздыхает, подходит к окну и высматривает в разбитом стекле поплывшее отражение мужчины сзади. Открыть-то он откроет, а кто его закрывать будет? — И я должен тебе помочь.  — Бинго! — довольно улыбается Хисока. — А так как я особый клиент, мне полагаются свои привилегии.  — Впервые о подобном слышу.  — Брось! Просто помоги мне, — и подходит ближе, встаёт сзади него и прижимается всем телом, но руками не трогает, просто наслаждаясь интимной близостью тел и аурой, исходящей от убийцы.  — Ты с ним не справился, думаешь, у меня выйдет? На самом деле, этот вопрос довольно спорный. Потому что, опять же, Иллуми в своих силах не сомневается, он уверен в себе настолько, сколько ему позволяет гордость, а её у него хоть отнимай. Он ни разу не сталкивался лицом к лицу с любым из членов группировки, знает о них только с рассказов отца и наглядного примера недавней бойни. Думает, что их лидеру, Куроро, была просто выгодна ситуация, его способности позволили ему завладеть не только людьми, но и местом, он просто не мог не победить. Прискорбно. Наверное, Хисока сейчас в состоянии противостоять ему — его сила возросла в разы, это признаёт даже Иллуми, который на подобное пытается вообще не обращать внимания, да и сильные соперники его не пугают. Полагает, что его слова, до сего были только честны, сейчас лживы, и он может справиться с ними. «Он там будет в любом случае и не станет стоять в стороне», — и, кажется, действительно рассчитывает на его помощь.  — Я соврал, — опускает Золдик голову. — Я справлюсь. Ранг силы?  — Девять.  — Ладно. Буду не один, точно справлюсь, — и успокаивается. Его не так возбуждают мысли о сильном сопернике, как Хисоку, и всё же мысленно он радуется, что его сил достаточно для сопротивления. — Что насчёт оплаты?  — Заключим брачный контракт. А ты в выгодном положении, Иллуми, разве тут откажешь?  — Я и не думал, — улыбается. — Отлично.  — Приличную сумму получишь.  — Отец с матерью будут рады, — и поворачивается лицом к фокуснику. — Хорошо, заказ на твоё убийство принят.  — Ну-ну, Иллуми, чего ты такой жестокий? — чужая рука проводит по лицу, подцепляет пряди чёрных шелковистых волос, не сдерживается и вдыхает запах. Пахнет сыростью и лесом — родной средой Иллуми. — Так хочешь убить меня? Ничего, успеешь, в первую очередь подумай о них. Ты когда-нибудь принимал несколько заказов?  — Да, из-за близкого местоположения.  — О, да, я буду очень близко. Между ними нет расстояния. Близки друг другу настолько, сколько этого позволяли тела, кожа к коже, глаза в глаза. У одного — блестят и горят адским жёлтым пламенем, готовый сжечь человека перед собой, у второго — бездна, которой он поглощает этот огонь. Руки вдоль тела, никто не делает ещё один шаг, и всё равно каждый чувствует на подсознательном уровне, почти физическом, как тонкое остриё пронзает кожу, а карта отделяет голову от тела. Мысленная битва, в которой Хисока почему-то побеждает.  — О, — как-то наивно говорит Иллуми, прикладывая палец к своим губам. — Ты победил.  — Ты же не убиваешь, пока тебе не заплатят, не так ли?  — О, и правда, — и отстраняется от Моро, а сам он почему-то жалеет, что оказывается прав. Золдик уходит, оставив после себя остатки ауры где-то на губах, ранения по всему телу и открытый счёт, который Хисока в скором времени должен будет пополнить.

***

 — Привет, я Иллуми, старший сын семейства Золдик. Он не обговаривал мысль вступить в группировку Пауков, но она до того была очевидна, что именно поэтому они это не обсуждали. Сам он их не знает, имеет какие-то представления со слов отца и Каллуты, — который, кстати говоря, тоже о подобной авантюре ничего не знает, но точно решит поучаствовать, — и этого вполне достаточно. Их знакомство всё равно будет недолгим.  — Ещё один, — усмехается сзади Финкс, пятый номер. Иллуми игнорирует чужие эмоции, но одаривает сканирующим взглядом, оценивая. Сильный. — А вашу семейку прямо-таки к нам и тянет.  — Так сложились обстоятельства, это не семейные дела.  — И с какой целью сложились данные обстоятельства? Куроро Люцифер. Он видел его — вот, буквально недавно, пару дней назад, на Небесной Арене, и даже с малым количеством о нём информации понимает, как тот силён. Выглядит добродушно, даже, кажется, улыбается искренне, но аура от него исходила животная и дикая, что, конечно, Иллуми вовсе не пугает — просто наталкивает на определённые мысли. Но он уверен, что им уведенное — не вся его сила, и он был способен на большее, и это тоже не пугает, а даёт повод чуть больше подумать. Так можно было сказать и о Хисоке. Знают друг друга больше десяти лет, три из этих спят, и если фокусник знает об убийце всё — силы, манеру движений и общения, он не мог сказать того же о нём. Загадка, было ли дело в том, что Хисока сражается просто ради развлечения или в тонкости характера, по которому он мысленно делает отбор на сильных врагов, — ведь именно эта причина даёт ему повод жить, — но факт остаётся фактом — истинного потенциала Хисоки не знает никто. И теперь Иллуми не уверен, сражался ли он тогда в полную силу. Возможно, он использовал свои данные силы по максимуму, но он обрёл новые, о которых не знает даже Золдик.  — Хисока нанял меня убить его. Он сказал, что Пауки тоже заинтересованы в его смерти, поэтому попросил присоединиться к вам, — и не врёт. Единственное, пожалуй, Хисока ни о чём его не просил, но Иллуми сам всё прекрасно понял. Наверное, он избежал этого разговора в качестве осторожности — оба осознают, с кем имеют дело.  — Заказчик просит убить самого себя. Это странно? — на удивление, его голос не искажают усмешка и какая-то злоба, и ему правда интересно.  — Мы заключили брачный контракт, по которому после его смерти я всё равно получу деньги. Хотел спросить, — он сразу переводит тему — не потому, что он этого как-то стесняется, или чувство неловкости готово застать его врасплох, нет; просто не хочет вспоминать довольную рожу Хисоки, когда он надевал кольцо на его палец, пока сам Иллуми говорил, что это не обязательная процедура. — Вы серьёзно настроены идти против Хисоки. Он уже успел что-то сделать? Вы бы не стали мстить ему за случай такой давности.  — Он убил двух членов два дня назад. Мразь, — номер один, Нобунага, сплёвывает где-то в стороне, скрипя зубами. Чувствительный и физически слабый, думает убийца. — Сначала эта тварь с цепями, теперь этот клоун. Чёрт, Шалнарк, Кортопи… Убью, когда увижу. Иллуми почему-то хочется смеяться.  — Два дня назад? Я тогда встречался с ним. Он стал сильнее, но физически был ослабшим, так быстро восстановился?  — Когда я пришла к нему, — голос подаёт третья, Мачи, и выглядит она крайне раздражённой. Возможная досада, ведь именно она могла поймать его, задержать процессом лечения, как будто знала, что он её не убьёт, и всё равно упустила свой шанс, — его там не было, номер был пуст. Скорее всего, выполнил условие клятвы. Иллуми, ты не знаешь?  — Я его спрашивал два раза, но он мне не ответил.  — Ты бы очень нам помог узнать его нынешнее местоположение.  — Его можно найти только тогда, когда он сам появляется. Его местоположение мне тоже неизвестно.  — Тц, — и она отворачивается от него, как бы теряя к нему весь свой интерес. Но Иллуми знает, как она зла сейчас.  — Я верю тебе, Иллуми, — потому что есть, чему верить, Иллуми, говоря подобные слова, которые должны быть похожи на оправдание и ложь, не врёт. Но, пожалуй, о многом умалчивает, например, что его заказом является не только Хисока, но и вся группировка. В конце-концов, этого Куроро уточнять не стал, а наёмнику ни к чему разбрасываться лишней информацией. — Только, один момент, — вставляет своё слово Иллуми. — Хисока — моя работа, мой заказ, и я обязан его выполнить. — Не беспокойся, я не жадный, — улыбается лидер, а сама улыбка искренне коварная — кажется, его устраивает подобный расклад вещей, просто интерес со стороны. Порой наблюдать за процессом гораздо интереснее, чем участвовать в нём, а особенно интересно это тогда, когда в этом замешан один из сильнейших им встреченных людей. — Я учту твоё желание, можешь его добить. В другой бы ситуации Иллуми, может, и обрадовался — потому что их игра в салки порой не столько заводит, сколько утомляет по причине того, что он не мог убить его так просто. Дело не в дикой жажде крови и извращённом желании пытать того до последнего издыхания, — хотя Иллуми думает об этом слишком часто, что оно того не стоит, — или, возможно, в досаде от потери такого полезного союзника. Последнее не стоит рассматривать, как даже самую незначительную причину. Просто Хисока ему не по зубам, и из-за этой чёртовой истины он хочет убить его ещё сильнее. Но сейчас, к сожалению, не он является его первостепенной задачей, и всё же стоит отдать ему должное за то, что тот обеспечил ему предстоящий интересный момент, о котором он успел позабыть с этими второсортными убийствами.  — Найдите его и приведите живым. И все члены группировки в одно мгновение исчезают, отправляясь за целью. Стоит сказать, что тогда Иллуми действительно не врал, как и сейчас — не знает, куда стоит сделать шаг, местоположение его цели ему было неизвестно. Зная азартность Моро, тот мог быть где-нибудь на видном месте, наблюдать за мельтешащими по городу членами Геней Рёдана и смеяться. Золдик готов поклясться — плюнет на правила и убьёт, если тот действительно сейчас над ним смеётся.  — Братик, а это обязательно? Члены Пауков действовали парами — потому что так, пусть и медленнее, но куда эффективнее найти Хисоку, при этом не пострадав. Они понимают — если он жив, значит, стал сильнее, и все те, кто ниже третьего ранга силы, вряд ли смогут справиться с ним в рукопашном бою, а его нынешняя сила нэн никому не была известна. И неосознанно Иллуми улавливает мысль, как же ему сейчас спокойно, когда под боком его родная кровь.  — Это заказ, Каллуто, — после слов младшего брата он немного напрягся. Чёрт, нет, нет, нет. — Тебе их жаль? Привык к ним? Младший останавливается, Иллуми тоже.  — Иллу…  — Выбрось эту дурную мораль из головы, Каллуто. Я не смог защитить Киллуа, позволил ему слишком много вольностей, и где он сейчас? — аура вокруг старшего из семейства резко изменилась, мысли, что он упустил возможность вправить Киллуа мозги раздражают сознание и болезненно саднят. Прошло много времени, боль затупилась, переживания тоже, он давно не видел своего младшего брата, а из-за резкого возвращения Хисоки в его мирную жизнь и вовсе успел о нём забыть. Но сейчас, когда он видит, как ещё один брат идёт той же дорогой, то состояние дикой злости ощущается снова. — Ты вошёл в состав Геней Рёдан, чтобы найти и спасти Киллуа, это была единственная твоя обязанность. Не нашёл, не спас, так что ты там продолжаешь делать? Поверить не могу, ты правда до сих пор находишься среди них.  — Они сильны, — как-то на грани отчаяния выдыхает младший Золдик, как бы осознавая, насколько глупо звучат его слова, при всём этом будто пытается убедить в этой правде старшего брата. — По сравнению с ними, моя сила ничего не весит. Номер два, Фейтан… Он сильный, Иллу, очень. Я даже не видел, как он сражается, потому что Финкс увёл меня за собой. Знаешь, что он мне сказал? «Не оставайся, не смотри, умрёшь».  — Не расстраивай меня раньше времени, Каллуто. Иллуми пытается сдержать раздражение от слов младшего брата — потому что они звучат так, словно он сомневается в его способностях, а недооценивать его даже сильному сопернику является чрезмерным риском. Не хочет понимать, входить в чужое положение, он никогда не понимал Киллуа и его желание иметь друзей — вот и сейчас он не хочет понимать сочувствие Каллуто по отношению к Паукам, возможность продолжать находиться в их составе. В аргумент хочется сказать, что он знаком с Хисокой явно дольше, чем Киллуа с Гоном или Каллуто с членами Геней Рёдана, — он тогда даже не родился, — и при этом у него ни разу не возникала и вряд ли возникнет какая-то к нему привязанность из-за возможного отсутствия Моро. Иллуми готов был убить его, это — его работа и жизненный принцип, можно сказать, искреннее желание, которое он не может осуществить на протяжении всего их знакомства. Но, к сожалению, и в этом есть свой минус — станет скучно. Как ни крути, именно Хисока был человеком, который разбавлял его монотонную скучную жизнь.  — Не стоит торопиться. Его план, который и планом-то вряд ли можно назвать, был довольно прост — не найти Хисоку первым. Слишком подозрительно и слишком хорошо пошло бы дело, а члены группировки дураками точно не были, догадались бы сразу. Он уверен, что и сейчас ему не все доверяют, несмотря на уверенные взгляды в его сторону и слова верности их лидера. Иллуми, в общем-то, всё равно, он не добивается их доверия, просто хочет сделать всё чисто, а значит, менее подозрительно. И было бы крайне странно, найди он его первым, да ещё так быстро, сам же сказал, что не знает его местоположения. «Излюбленных» мест у Хисоки было много, он не любит сидеть на ровном месте, будучи постоянно в движении, и Иллуми не спешит проверять всё и сразу, без цели прыгая по крышам домов и наблюдая за выражением лица младшего брата. Оно изменилось ровно в тот момент, как ему на сотовый пришло сообщение. С момента начала поисков прошло около часа.  — Фейтан нашёл его, он направляется к боссу.  — Убери эту эмоцию со своего лица, Каллуто. И они вдвоём направляются обратно в убежище. Иллуми думает, что тот, возможно, и правда не пытался где-нибудь спрятаться, будучи у всех на виду. Хисока просчитал и этот шаг — потому Иллуми не нашёл его первым. И только на обратном пути он всё же прибавляет шаг — зная отчаяние некоторых членов Геней Рёдана, те могли напасть на него сразу или, как минимум, ранить его, убить-то не убьют, но намеренно ослабить вполне. Он — цель не только Иллуми, но и босса, и ему стоит поспешить к тому моменту, как он покажет свою настоящую силу. Просто интерес, не более того. В конце-концов, ему суждено умереть от рук убийцы, и Иллуми должен знать, с чем имеет дело. Сколько бы его не учили быть готовым к атаке, даже не зная силы своего врага, сейчас был явно другой случай. Они возвращаются обратно в убежище одновременно вместе с некоторыми членами группировки. Номер два, Фейтан, кажется, пришёл первым, так как вид у того был скучающим и уставшим, и Иллуми становится интересно, как вообще в присутствии рядом Хисоки можно заскучать. Сам объект общего раздражения спокойно стоит рядом с Франклином, седьмым — самый спокойный из них, в драку нарочно не полезет, а разница в телосложении помогла бы его задержать. Спокойный, не нервный, даже не возбуждённый от такого количества потенциальных жертв вокруг, просто стоит, держа руки за спиной и немного улыбаясь. Ситуация накаляется.  — О, вы нашли его. Быстро, — говорит Иллуми, конечно, притворяясь. Ожидаемый исход событий.  — Он не пытался спрятаться, — голос у Фейтана сиплый, слабый, тихий, но угрожающий — видно, давно не взлюбил Хисоку, возможно, ещё тогда, когда он был одним из членов Геней Рёдан. — Ты мне никогда не нравился.  — У тебя совсем нет вкуса, — говорит Хисока, улыбаясь шире. — Я же такой хороший. Ты же любишь сильных и опасных, разве нет? Тогда мы идеально подходим друг другу.  — Сдохни, — он достаёт свой зонт, который отличается от настоящего зонта остриём внутри, но его останавливает Финкс, положив руку на плечо.  — Ты убил Шалнарка и Кортопи, — говорит блондин, а по нему самому видно, как он хочет сейчас убрать руку с чужого плеча и дать его убить. — Это слишком даже для такой мрази, как ты, Хисока. Они были совсем беззащитны, и ты всё равно сделал это.  — Да, это было довольно просто, — довольно протягивает фокусник. — И многие из вас поделились силами с боссом? Интересно узнать. Иллуми знает про это — то, что некоторые члены группировки отдали свои силы боссу, чтобы он не только смог противостоять Хисоке, но и стать сильнее, враги у них были на каждом углу. И ему почему-то хочется разразиться в мерзком смехе от простого понимания, на какие они крайние меры пошли, чтобы их лидер просто сразился с отбитым на голову фокусником. Данность, которая раздражает не меньше, чем существование его самого — Хисоку боятся. И Иллуми, к сожалению, с этой данностью был отчасти согласен — его желание убить его как можно скорее приравнивалось с его же отсутствием с ним бороться, и прочие угрозы с провокациями так ими и оставались. Но сейчас у него нет выбора, и он убьёт его — потому что уже не дело принципа, а работа. Пока Хисока тихо смеётся себе под нос, а остальные пытаются спокойно и без кровопролития дождаться босса, Иллуми осматривается, сканирует их всех взглядом. Навыки убитых Шалнарка и Кортопи были полезны — копирование и возможность манипулировать людьми, и он пытается понять, кто мог ещё отдать свои силы на их сохранение в бумажных страницах, те двое были не единственными. Мысленно отсекает ту розоволосую девчонку, Мачи — её силы могли бы понадобиться боссу, но они по-прежнему были при ней, и потому не рассматривает, как даже возможный вариант. Из списка исключает и этого Фейтана, Финкса, Боноленова и Шизуку — у первых двух сила мощная, она нужна им самим, они, можно сказать, были самыми выдающимися бойцами среди всех одиннадцати человек, а у последних двух она была просто ни к чему, да и физически они были слабы, подобная потеря тяжело сказалась бы на них. «Первый и седьмой». Шум из-за тихих переговоров и громких ругательств в сторону Хисоки стих, как только появился Куроро. Такой же спокойный и расслабленный, под стать своему оппоненту, но чувствуется, как минимум, это чувствует Иллуми, как Моро мысленно сгорает от нетерпения снести тому башку, а Люцифер насторожен, не предполагая, чем тот мог ему ответить.  — Давно не виделись, босс, — довольно протягивает фокусник. — Пару дней прошло, а я уже соскучился.  — Даже после своей смерти ты продолжаешь доставлять нам проблемы. У тебя удивительное умение раздражать людей, Хисока.  — Ну почему вы все такие грубые? Это так давит на меня, — бесстыдно плюётся он сарказмом, хотя, стоит признать, напряжение стоит такое, что его можно трогать руками — до того оно было ощутимым. — Вы должны быть мне благодарны, босс, я поспособствовал тому, чтобы Вам вернули нэн.  — Я благодарен тебе, — и вздыхает. — Но в качестве благодарности, видимо, должен отплатить своей же смертью.  — Вы так умны, босс, много книг за эти дни прочитали? Куроро продолжает держать спокойное лицо, но все, не только Иллуми чувствуют, с какой скоростью наравне с ненавистью растёт его аура. Против чувств не пойдёшь, и Хисока выводит его из себя, как только может, при этом не прилагая особых усилий — это получается само собой, он буквально отработал навык разводить людей на эмоции за столь долгое время, он помогал ему побеждать. И неясно, в чём именно дело — в том, что это люди такие глупые, прогибаясь под давлением; или в том, что сам Хисока никаких чувств не имеет, и потому ему легче обманывать в них людей. Иллуми больше склонен ко второму варианту, хотя и отрицать наивность людей не менее глупо. Золдик, может, и не знает всего потенциала Хисоки, но его самого он знает достаточно — не так хорошо, как его Моро, и тем не менее, он имеет при себе нечто большее, чем простое представление. Хисока любит красный цвет из-за крови и убивать — это очевидно настолько, что даже не надо быть кем-то ему близким вроде Иллуми, чтобы это понимать; Хисока тонок в выборе одежды, но он не боится пожертвовать своим образом в бою; Хисока любит свой макияж из-за воспоминаний о детстве, о котором он никогда не рассказывал, Иллуми знает просто наверняка; а ещё Хисока грёбаный социопат, он совершенно не умеет общаться с людьми, из-за своей этой черты он не имеет под боком сильного союзника — кто-то больше, чем Иллуми за его спиной. У Золдика — семейное правило, и даже если он захочет найти кого-то близкого, то всё равно не сможет, не имеет права, его тут же выгонят из дома, а этого самого «друга» убьют. У Хисоки — просто мораль жизни, взаимное желание с другими людьми ни общаться, ни пересекаться. Иллуми тоже попадает под этот критерий, с Хисокой особо не поговоришь, и пусть у них был свой общий язык, по большей части они проводили время в постели и за обсуждением потенциальных жертв, они не говорили на повседневные темы и никогда не затрагивали свои собственные отношения. Но он сам не любит об этом говорить, поэтому, наверное, эта судьба их так удачно свела. И эту судьбу он, кстати, через раз посылает к чёрту.  — Я попробую расплатиться с тобой. Франклин отходит в сторону, и Хисока махает рукой в знак прощания, идя следом за лидером. Да, пора бы с ними попрощаться.  — Хочу посмотреть бой, — дует губы Шизуку, восьмая. — Сходите со мной кто-нибудь.  — О, я с тобой, — вставляет своё слово Иллуми. Возможность — есть, и её нельзя было опускать. Даже как-то всё слишком хорошо получается, но он не чувствует подвоха. — Работа, не смог посмотреть полностью бой два дня назад.  — Он же твой заказ, да? — уточняет девушка, смотря на него своими огромными карими глазами, которые казались ещё больше из-за таких же огромных очков. — Надейся, чтобы босс сдержался и не добил его.  — Он похож на человека, который держит своё слово. И они выходят из общего зала. Иллуми остался с ней наедине. Здание заброшенное, большое, надо пройти через пару коридоров, чтобы выйти на улицу. И это пространство, что ему было дано, надо использовать. Как только они заходят за бетонную обшарпанную стену, Иллуми использует зецу, чтобы скрыть своё присутствие от членов Труппы по ту сторону, но это не скрывается от девушки, что идёт впереди. И сразу понимает, что к чему.  — Блин. Больше — ни звука. Игла одним мгновением оказывается в горле.  — Используй зецу и иди за мной. И девушка идёт — не потому, что боится, они, уверен Золдик, смерти вообще не сторонятся и идут к ней напролом, просто у неё нет выбора, она находится под чужим контролем. Но смотрит она трезвым, здравомыслящим взглядом, а тело её двигается, как обычно — не может думать головой, но пытается противиться, она сильна, это становится понятно только по её ходьбе. И, возможно, в бою, где она могла бы использовать свои силы, всё было бы иначе, да и сейчас, если бы не растерялась, успела материализовать своё оружие — Иллуми сразу понял, что она материализатор. Но это создало бы много шума, потому приходилось действовать быстро и тихо. А ему, как наёмному убийце, была посильна эта задача. Направляя девушку вниз, в грязный и сырой подвал, — который, кстати, служит невольным воспоминанием детства, — он быстро, точно молния сворачивает ей шею. Приглушённый звук сломанных позвонков эхом отскакивает от стен. Какое-то время живые глаза со спины смотрят на него, а потом медленно, но верно гаснут. Она сильна — он знает это, даже не вступая с ней в драку. Но он, как минимум, старше, и опыта в убийствах у него больше также, как и в практике нэн. И главная причина — у него есть обязанность, а девушка не вовремя растерялась. Исход был очевиден. Вновь взяв в руки иглы, которые, как иронично, совсем недавно украшали подтянутое тело фокусника, он вонзает их в себя, в самые незаметные места — сзади шеи, в живот, рёбра, и тело трансформируется, приобретая облик уже убитой девушки. Иллуми чувствует себя отвратительно — тело маленькое, хрупкое и до хруста костей тесное. Как надвигающиеся со всех сторон стены с намерением раздавить.  — Эх, ладно, придётся потерпеть. И он выходит на улицу — посмотреть битву, как и сказал, встречает там Нобунагу, который не был впечатлён бойней. Иллуми понимает, почему — без разрухи, без крови, оба живы. Наверное, ещё не разогрелись, с начала их сражения прошло относительно немного времени.  — Я-то думал, босс его уже размазал, — слышится грубый голос справа, — а они даже не начали.  — Через десять минут можно будет заглянуть снова, — мысленно Иллуми даже удивляется, насколько пискляво и детско звучит его голос. Иллуми осматривает его. Он, в общем-то, без своего нэн ничего не весит, несмотря на то, что был хорош в рукопашном бою и, наверное, мастерски владел своей катаной, которую Иллуми увидел только сейчас. И всё равно, сканируя его и кивая, понимает — в физической силе он на пару уровней выше, при данном раскладе и их положении точно. И всё же есть вещь, которая движет им больше, чем превосходство в силе и дело принципа, которым он, честно, не всегда следует. Хисока смотрит на него. А кто Иллуми такой, чтобы проиграть прямо у него на глазах? Чёрта с два. Будто обретает новые силы, а скорость увеличивается в разы. Он быстро достаёт иглу из своей шеи и вонзает в чужую, делает быстро и за спиной, чтобы не попасться взгляду Куроро, а у него, — Иллуми знает, — хорошее не только зрение, но и чутьё. Дело привычки и доверия. «Какая глупость», — и хочет ударить себя за то, что и сам пожимает это проклятое чувство уверенности в чужом человеке. Как бы Хисока временами не был противен, а его юмор оставляет желать лучшего, Иллуми доверяет ему и верит в его силы. Мерзко — а правда. Ему, в любом случае, не привыкать чувствовать себя ужасно, это было обычное состояние, которое его преследует с самого рождения.  — Босс! — кричит Нобунага, находясь под чужим контролем. — Если что, мы рядом! А сам Иллуми под прикрытием машет рукой, невзначай оттопыривая два пальца, как знак. Первого он ещё не убил. Но и Иллуми, и Хисока знает, что шансов на жизнь у него точно также мало, как и у других членов за стеной. Они заходят внутрь здания, и все те иглы, что были в его теле, оказываются в чужой голове. Мужчина без сил падает, умирает почти сразу же. Жаль, что на Хисоке подобное не работает — тогда бы Иллуми не проводил вечера за долгими размышлениями, как бы того убить. Уже в своём привычном обычном облике он возвращается к группировке, но замирает на полпути, видя перед ногами китайца мёртвое тело своего брата. Каллуто лежит бездвижно, бумажный веер железной хваткой зажат в ладони, и будто на фоне чёрного кимоно виднеются пятна крови. Глаза, до сего горящие розовым блеском, потухли. «А ты быстро, Каллуто».  — Что случилось? — спокойно спрашивает Иллуми, рассматривая мёртвое тело своего брата. Не успевает сделать и шаг, как чувствует давление за спиной, а на шее тонкую острую нить. Опять эта девчонка.  — Не прикидывайся, — голос Мачи режет слух, и Золдик, честно, уже успел от неё устать. — Наивно с вашей стороны было думать, что мы ничего не поймём. Я ожидала подобного от тебя, но не от Каллуто. Он получил по заслугам. Слишком молод и неопытен.  — Ты так думаешь? — и застаёт подобным вопросом врасплох. По итогу, именно пауки находятся сейчас не в выгодном положении, и пусть убийца уверен, что Куроро успел почувствовать неладное, — да и, наверное, почувствовал это раньше, но был не до конца уверен, — они всё равно умрут. Умрут вместе с боссом. И существование Призрачной Труппы оборвётся, как и жизнь Хисоки. Подобный расклад устраивает его куда больше, чем он предполагал ранее. Пользуясь секундным замешательством, он быстро отходит от Мачи, чувствует, как тонкая полоса рассекает шею, кровь стекает вниз и пачкает одежду. Не больно и еле ощутимо — привычно. Ещё мгновение, и он остался бы без головы. Глупа, но быстра. А глупа потому, что не только не вовремя растерялась, но и то, что ей нравится человек, который никому не должен нравиться, особенно, — особенно сильно, — Иллуми.  — Наивно было полагать, что я дам ему умереть. Я не хочу совершить подобную ошибку снова, — и спокойно подходит к убитому брату, заводит ладонь за шею и достаёт иглу. Тело, меняя обличие, противно изгибается и как будто скрипит — звук разрывающейся кожи и растущих мышц, он просто не помещается в этом маленьком хрупком теле. Но проходит время, трансформация завершается, и на месте некогда убитого Каллуты лежит Франклин. Мёртвый.  — Какого… — слышится глухой голос Финкса, от неожиданного исхода слова остаются на языке, и он не озвучивает свою мысль.  — Одного желания убить Хисоку недостаточно, надо приложить к этому немало усилий. Я долго думал над этим, честно, — и вздыхает как-то устало, словно он вдалбливает самую что не на есть настоящую истину. А, впрочем, так оно и есть. — И не разбрасываться своими силами, — и ловко ловит иглу, брошенную со стороны. На месте седьмого, до того сидевшего смирно в стороне, появляется Каллуто. Живой и без ранений. Огорчённый и поникший. Иллуми раздражённо дёргает головой. — Просто отвратительно, Каллуто, не вздумай их жалеть.  — Когда ты…  — Я Золдик, — и этого достаточно. — Ах, да, забыл сказать во время нашей встречи. Вы тоже являетесь моим обязательством. Вызов брошен.  — Я убью тебя и всю вашу чёртову семейку! Вызов принят. И Финкс, видимо, не в силах сдерживаться, — потому что заметил отсутствие ещё двух людей и всё понял, — набрасывается первый, поднимая руку вверх и начиная отсчёт.  — Один. Иллуми чувствует ауру, исходящую от тела, то, как она скапливается в его зажатом кулаке. Это и есть его сила? Интересно.  — Два. Медленно, но сильно, точно, без шанса убежать, а если попытаться, то всё равно разнесёт ударной волной, здание полетит к чёртям вместе с частями тела. Иллуми не страшно, и он стоит, готовый как и к атаке, так и к смерти. Это их объединяет — безрассудство и обесценивание собственной жизни.  — Три. И, кажется, хочет продолжить, но замолкает, а потом исчезает из поля зрения. Понятно.  — А Вы схватываете на лету, Куроро. На месте блондина появляется лидер, а рядом с наёмником — всем ненавистный Хисока.  — Иллуми, ты что, раньше времени умереть захотел? — Моро беспардонно кладёт свою руку на его талию, притягивает к себе и утыкается носом в его чёрные шёлковые волосы. Резкое желание обрезать их к чёрту заседает в голове, смещая мысли об убийстве. — Ты бы успел его атаковать и лишить правой руки.  — Босс, что за дела? — недовольный голос Финкса разрывает тишину. — Он убил троих! Я бы смог покончить с ним!  — Я не видел его силу, хотел посмотреть, что из этого выйдет. И так всегда. Игнорируют чужое присутствие, так, будто не сейчас, в этот самый момент, на них могут наброситься, разорвать на части и убить, это всё кажется почему-то неважным. Чувствуют устремлённые в них напряжённые озлобленные взгляды оставшихся в живых пауков, где-то далеко впереди слышится крик, а сосредоточенные на их фигурах глаза Куроро ничуть не напрягают. Хисока что-то говорит о его волосах, Иллуми говорит о смерти — и ничего более. Ничего не замечают вокруг, не думают о чём-то большем, чем о темах, на которые они разговорились, и как будто та страсть свернуть горы и уничтожить мир как-то поугасла, всего на какие-то пару минут — именно этим временем, эти пару минут, они используют сейчас. Используют, чтобы поговорить. И говорят о волосах, о сексе и смерти, не обсуждают план действий, как поступить и куда бежать — потому что полагаются на гибкость ситуации, а бежать им некуда, выбора нет. Игнорировать присутствие друг друга невозможно — Хисоке весело, ему нравится не так сам убийца, как возможность пошутить над ним, а Иллуми чувствует лёгкое раздражение и имеет непосильное даже ему желание вонзить в глотку иглы. Но одновременно они чувствуют какое-то странное спокойствие от простого и беззатейного нахождения рядом, и это кажется таким же естественным, как сам факт их существования. Существование, которое может в любой момент оборваться, если они не прекратят разговаривать, но им почему-то плевать. Абсолютно. Иллуми, будучи до этого осторожным, сейчас готов использовать все силы, что у него есть, не боясь не за свою жизнь, не за чужую. Иллуми готов умереть вместе с ним. В конце-концов, его жизнь без причины, коей являлся Киллуа и цели в лице убийства Хисоки не имеет смысл. Но цель есть — вот, прямо перед ним, стоит справа и трогает его волосы, так что, к великому счастью их обоих и великому разочарованию остальных, умирать он пока не собирается.  — И подумать не мог, что вы работаете вместе, — спокойно говорит Куроро, но сам испытывает чувство высшего разочарования, которое, наверное, никогда ещё не испытывал. Три члена группировки умерли в один момент, как он мог подобное допустить?  — Ну мы же обручились, — и Хисока с гордостью показывает безымянный палец с кольцом.  — Мы заключили брачный контракт, а не обручились, — вздыхает Золдик.  — Аккуратнее, у тебя почти получилось меня оскорбить.  — Я этого добиваюсь на протяжении всего нашего знакомства, — и всё же переключает своё внимание на лидера и остальных пауков. Не чувство неловкости, просто хочет всё закончить. Просто хочет убить Хисоку. — Удивлены? Я тоже удивлён, как Вы быстро всё смогли понять. Интересно, как Вы чувствуете себя, Куроро Люцифер, когда, пока Вы сражались с этим ненормальным, — кивает в сторону Хисоки, на что тот только смеётся, — я убивал членов Вашей «семьи»? Не беспокойтесь, они умерли быстро и даже не мучились. Жаль, что времени было мало, — и переводит взгляд на того самого разгорячённого блондина. — Ну и, каково чувство, когда ты убил своего собственного товарища? Вы так злились на того несчастного ребёнка, а сейчас сами попали в такую ситуацию. Расскажите мне. Я хотел убить своего младшего брата, но у меня не получилось. Мне интересно, насколько это чувство омерзительно.  — Ублюдок, — шипит, плюётся слюной и готов нападать. — Босс! Дайте мне убить их! Отдайте приказ!  — Подожди немного, — и будто останавливает его жестом руки. — Перед нашей битвой, я хочу кое-что спросить. Ты не врал, когда говорил, что Хисока заказал сам себя. Ты правда убьёшь его? И Иллуми без раздумий отвечает:  — Да. Очевидный ответ. Хисока смеётся.  — Но он временно на моей стороне, — и улыбается, довольный, весь такой из себя. — А вместе мы представляем угрозу всему человечеству. Отложим наше сражение до загробной жизни, босс. Я хочу посмотреть хороший бой перед своей смертью. И почему-то это звучит, как признание в любви. И Иллуми почему-то его не отвергает.  — Хорошо, я понял. Бой начинается. Но они не отходят друг от друга. Члены Геней Рёдана окружают их, озлобленные лица каждого прожигают дыры, чувства и силы ощущаются физически, становится противно от чужих горечи и злости. Но сам Иллуми невольно ощущает пробуждающиеся чувства, когда Хисока не отходит, не нападает на Куроро, даже не провоцирует — оба варианта были у него в приоритете. Он стоит рядом, чуть нагибается в стойку, готовый нападать. Но он не нападает. Как будто ждёт чего-то от него, но он не знает, что.  — Я знаю, что не могу их убить, — слышится насмешливый голос сбоку, — только ослабить. Понятно.  — Используй все свои силы, Хисока, — и сам достаёт иглы из своей одежды, которые хочет вонзить в тело своего единственного главного врага. — Тогда мне будет легче тебя убить. Бесполезно. Он всё равно оставит силы для драки с ним.  — Рассчитываю на тебя. И Иллуми тоже на него рассчитывает. Странно. Грёбаное чувство доверия омерзительно, и тем не менее он не торопится от него избавиться — было выгодно ситуации.  — Хватит разговоров! Дыхание спирает, ситуация настигает свой предел. Все тут же срываются с места, бой идёт где-то в воздухе, слышатся звуки клинков и разрухи от мощных ударов. И Иллуми, и Геней Рёдан знают — против Хисоки надо сражаться в полную силу, без минутной слабости на разогрев и времени подумать, просто всё и сразу. Так и случается — Мачи, обороняющаяся позади, опутывает Моро нэн-нитью, а удар Финкса, когда тот только досчитал до пяти, лишает его кисти. Наверное, в намерения входило убить того сразу, ну или, как минимум, лишить всей левой руки, но против инстинктов этого безумца сражаться трудно. Золдик замечает это, тут же искусно точно бросает иглу, разрезая нить. Хисока спокойно опускается рядом с ним и притягивает свою отрезанную кисть руки с помощью Банджи Гам.  — Ну, зато не правая, — достойно похвалы — он не умеет находить в подобных ситуациях недостатки, даже если эта самая ситуация против него. — Иллуми, у тебя же есть Аллука, он вернёт мне её на место?  — Я ни за что не буду просить Аллуку о подобном. Они снова нападают. Движения рассекают воздух, раскаляют его до высокой температуры. Каллуто, смотрящий на сражение снизу, вытирает пот со лба рукавом кимоно. На какой-то момент бой прерывается, соперники смотрят друг на друга. Хисока без левой кисти руки, у Иллуми кровоточит бок, а члены группировки, пусть и менее раненные, чуть ли не задыхаются. Дыхание сбито. Каллуто смотрит и не верит. Думал, что вот оно — совершенство. Думал, что кто, чёрт возьми, может быть сильнее их? Профессиональные хантеры? Глупая мафия, которая может получить бешеное состояние за их головы? Те чёртовы химеры, обладатели нэн? Нет — потому что они всех их победили. Но их выводит из себя какой-то сумасшедший и помешанный на убийствах фокусник. «Что он… Такое?». Хотел бы и Иллуми это знать. Но он, к сожалению, знает — и не сказать, что известная ему данность как-то пугает. Раздражает, скорее. И восхищает. Бой продолжается. Хисока, увеличивая скорость, приближается к Боноленову, самостоятельно разматывая его бинты. В ближнем бою у него нет равных, кроме мёртвого Увогина и уставшего от постоянного быстрого перемещения Финкса. Ситуация выгодна, как нельзя кстати.  — Мне не нравятся звуки, которые ты издаёшь, — а голос всё равно звучит по-прежнему игриво. Иллуми уважает его за это — он не поддаётся панике и не следует чувствам. Действует так, как ему нравится. Иллуми, к слову говоря, нравится тоже. Используя нэн, он затыкает дыры в чужом теле розовой липкой материей, буквально лишая своего соперника сил. Его это восхищает — сам не догадывался, насколько быстрым он стал и как точны его движения. Это заводит.  — Иллуми! — звонкий смешливый голос отскакивает от стен. Как и сам Хисока, уворачиваясь от катаны Фейтана.  — Я вижу, — и также быстро и точно метает десятки игл в открытые участки тела. Даже больше, чем побывало в теле его партнёра, хотя он был удостоен явно большей этой участи. Противник падает замертво. Откуда такие уверенность и точность? Иллуми хочет похвалить сам себя.  — Красиво, — но Хисока делает это вместо него. Как всегда. Битва вновь немного замедляется, противников на одного меньше. Перед ними — сильнейшие члены группировки, самые быстрые, точные, опасные, грозные. Восстанавливают дыхание и стирают кровь с лица. Порезы от ногтей, игл и карт ощущаются болезненно. А сам Хисока не удивлён, что лезвие катаны смогло его достать и порезать щёку. Пожалуй, Фейтан — тот соперник, о силе которого он знает относительно немного, да и вид у него был неприятный, низкий и злой, а ещё голос, как у заядлого курильщика. Сразу вспоминаются те два несносных дитя, Гон и Киллуа — тоже низкие, тоже дети, тоже жестокие с кучей амбиций. Разница — Киллуа и Гон его забавляют, а Фейтан раздражает. Не так очевидно, естественно, Хисоке в принципе не свойственны злость и ненависть, но то, каким докучливым и серьёзным он бывает заставляет душу трепетать из-за мыслей об убийстве. Сильный — бесспорно, но характер отвратительный.  — Милый, доверяю тех двух истеричек тебе.  — Я тебя ненавижу, — и не врёт. Но к словам прислушивается и преграждает путь Мачи и Финксу. Хисока стоит перед Фейтаном и Куроро.  — Босс, отойдите, — сипит второй номер, одним быстрым движением взмахивая катаной. — Я быстро с ним справлюсь.  — Ну, не скажи, — игриво произносит Моро. — Я вижу все твои финты, я могу быть быстрее тебя. Надо быть менее самоуверенным, малыш.  — Сдохни. И срывается с места, нападая. Остриё меча разрезает воздух, Хисока царапается только о его потоки. Он ловко уворачивается от чужих атак, сам начинает немного уставать, но никто из них не замедляет свои движения — Фейтан продолжает искусно и на поражение наносить удары, Хисока пытается своими картами достать до чужой шеи. Из одного угла в другой, шум потрескавшегося бетона и стоящая в воздухе пыль от соседнего боя. Быстро, почти незаметно, соответствуя своему клейму убийцы, он прикрепляет Банджи Гам к щеке и притягивает соперника к себе, доставая ещё одну карту. Но не успевает ничего, картон рассекает воздух, а перед ним — разрушенная стена. Свет красиво падает в помещение через витражи, и он понимает, что произошло.  — Нельзя вмешиваться в чужое сражение, босс.  — Не надо, — Фейтан несильно отталкивает от себя Куроро, который вовремя успел схватить его, тем самым спасая от удара. Мысленно он благодарен, ещё мгновение — остался бы без головы, но то, что ему вынужденно оказали помощь, бьёт по гордости. — Я убью тебя, чёртов клоун.  — Фейтан, не стоит. Хисоку это забавит. Его уже их собственный лидер отговаривает от сражения, какой позор.  — Он не сможет мне противостоять. Сгори. И мощнейший поток ауры отталкивает на расстояние, стены не выдерживают и падают, осыпаются, как осенние листья, а органы как будто сворачивают в тугой узел. Сосёт где-то под ложечкой, но не от страха, Хисока не умеет бояться, ему не страшно. Аура, переполняющая тело, такая тёмная и мощная, такая большая и возбуждающая, что перекрывает характер её хозяина, ощущения фантастические. Невольно вспоминается его недавний секс, и он не сдерживает протяжного стона. Сильные соперники возбуждают. Наверное, это одна из причин его продолжительных компромиссных, казалось бы, отношений. Казалось бы — потому что трахались они явно чаще, чем помогали друг другу в убийствах. Мысль, не греющая душу, но чертовски возбуждающая. Его убьёт только Иллуми. Это — как клеймо, как отпечаток на линии его жизни, как задача, которую они поставили друг другу с самого начала, и чем ближе они становились друг другу, тем быстрее эта задача начинала решаться. Не сегодня, кажется, они найдут свой ответ — и это осознание по-настоящему приятно. Впрочем, его интуиция редко, но подводила, да и, честно, неважно. Хисока не хочет ему противостоять. А вот Фейтану — вполне.  — Пора бы попробовать что-то новенькое. И не успевает сделать что-либо ещё, как перед ним, буквально из ниоткуда, появляется Финкс. Спокойный и не напуганный, просто побитый и слегка взволнованный. Но откуда? Какого чёрта он к нему так близко? Замечает Иллуми позади него вместе с одной только Мачи, это правда он? Нет.  — Чёрт, расслабился. И рука пронзает грудную клетку, а вместо его партнёра появляется Хисока.  — Прости, но я не могу тебя убить, — он наклоняется над Фейтаном, который, несмотря на столь сильное и глубокое ранение по-прежнему жив, может даже двигаться и, кажется, встать. Он пытается. Пока на ногу не приземляется какая-то бумажка, спустя мгновение — взрыв. Хисока улыбается. — Вау, младшенький Иллу, спасибо. Каллуто плачет. Имея где-то глубоко внутри себя чувства, он целиком и полностью отдал их Паукам, думал о том, чтобы уйти из семьи, быть рядом с ними, делить одну жизнь. То чувство восхищения, заставшее его врасплох от чужих способностей, было для него чем-то новым, он был уверен, что после столь жестокого брата в лице Иллуми и безгранично талантливого Киллуа его невозможно удивить, что он не видел? Но они внесли в его жизнь что-то новое — не только приёмы и возможности боя, но и чувства. Сейчас, в данный момент, эти чувства превратились в пыль. Он испытывал восхищение, смотря на членов Геней Рёдана. А Хисоку он боится. Боится до дрожи в коленях и откровенного страха в глазах. Страх перекрывает чувство долга перед товарищами и обязанность их защищать. Не может и двинуться, тело будто парализовало. Монстр. Чудовище. Сумасшедший. Иллуми, определённо, ему подходит.  — Мы уходим. Голос Куроро звучит, как смертный приговор. Бой тут же прекращается, члены группировки смотрят недоумённо, удивлённо, как бы предполагая, воспринимать эти слова комично или же серьёзно. Но понимают, что их босс — человек-слово, человек, отражающий всю суть понимания серьёзности, и что эти слова, как шутку воспринимать точно не стоит. В отличие от Иллуми и Хисоки, словно ожидавшие подобный исход событий. Ему просто не выгодно. Не выгодно место, не выгодно время, не выгодно состояние противников, как и его собственное. Он списывает всё на усталость, на стресс из-за смерти половины от общего числа группировки, на предательство одного из них. Он мотает головой, отгоняя мысль. Каллуто не предатель. Ему просто страшно. И Куроро, пусть и нехотя, понимает этот страх. Хисока опасный и, действительно, страшный. Не увидел чего-то нового — этих самых способностей, которых он ожидал, но ему достаточно самого факта, что тот смог сражаться с ним на равных без излишних движений и показушности. Приходит к выводу, что решающей вещью, достигающей максимума его силы и выносливости стало присутствие Иллуми. Куроро понимает их отношения — сражение не как против них самих, как против друг друга. А ещё по своему же опыту знает принципиальность Золдика в работе — обязанность выполнить заказ, несмотря ни на что. И правда, угроза всего человечества. Эта пара — сплошное отражение понятия «убивать». Кто бы мог подумать, что именно на такой ноте они сойдутся. По отдельности они не представляют особой опасности против всех членов Труппы, но вместе их силы умножаются, а жизнь как будто обретает новый смысл, даже при условии, что они практически не помогали друг другу. Видимо, что-то на подсознательном уровне — то, чего он вряд ли сможет когда-нибудь понять.  — Но босс!  — Финкс, ты истекаешь кровью. А ты, Мачи, слишком устала. Вам надо отдохнуть.  — Босс! Вы же можете справиться с ними! Просто убейте их!  — Нет, — и вздыхает. — Не могу. Потому что правда — не может. Кто он вообще такой, чтобы идти сейчас против этой убийственной, — в буквальном смысле слова, — парочки?  — Чёрт, — и сплёвывает кровь. Он, в общем-то, может драться, не очень сильно ранен, а кровь — не беда, потерпит, привык терпеть, но очевидно проиграет. — Давайте хотя бы прихватим других, может, их получиться спас…  — Нет, — качает головой. — Их уже не спасти. Уходим, — а после поворачивается к Хисоке. — Мы не сбегаем, ты это знаешь. Сразимся в следующий раз.  — Боюсь, не успеем, — усмехается. «Как мы сразимся, если я сегодня умру?».  — Но удачи Вам в борьбе против Иллуми, босс. Лидер только кивает — как ни прискорбно, удача ему действительно необходима, после чего исчезает вместе с тремя выжившими членами группировки.  — Умный и смелый поступок, — Золдик говорит это серьёзно, не принижая своего противника. Только идиоты поддались бы эмоциям и полезли на рожон, мысленно осознавая высокий процент собственного проигрыша. Куроро, однако, хорошо отличается аналитическим складом ума. — Вот блин, мне их теперь догонять надо. А я так хотел убить ту девчонку.  — Не ревнуй, Иллу, она мне не интересна, — и тянет руки, чтобы обнять убийцу, но тут же получает по рукам. — Жестоко.  — Это не ревность, но она меня раздражает, — а после быстро достаёт свои иглы и направляет их в сторону Хисоки. — Перед тем, как я побегу за ними, убью тебя. Надеюсь, не забыл, что именно ты — моя главная цель.  — Мне приятно, что ты всё это время думал обо мне, — и миленько хохочет. — Но я заказал сначала Пауков, а уже потом себя.  — Я что, похож на человека, который будет следовать правилам, не касающиеся устоев семьи?  — Порой твоя правильность наводит меня на плохие мысли, Иллуми, — улыбается. — И всё же. Разве тебе самому не проще будет сражаться с Геней Рёдан вместе со мной? Обидно, что ты так дёшево относишься к нашему партнёрству. Куроро осмотрел нас и точно знает, как тебе противостоять. У него есть способность манипулировать, а он в следующий раз будет сражаться в полную силу, и что ты будешь делать?  — После твоей смерти и выполненного заказа моя жизнь не имеет смысл, — говорит это спокойно, без излишних суицидальных наклонностей или, упаси Боже, попытки вызвать чужую жалость. К чёрту эти грёбаные чувства.  — Выполненного, Иллуми. Он думает недолго. В конце-концов, против их партнёрства он ничего не имеет, а нарушить правила, не относящиеся к семейству Золдик, для него не является проблемой — потому что нарушал их столько раз, что не в состоянии сосчитать.  — Эх, ладно. Хотя бы ради того, чтобы посмотреть на твои глаза, когда я буду потрошить ту девчонку, — он притягивает Хисоку к себе, вонзает одну иглу куда-то в плечо, болезненно давит и касается своими губами его. — Но после них я убью тебя. И Хисока снисходительно кивает, улыбаясь.  — Я знаю.