Dust in the wind

      На мягких лапах к Бродчёрчу подкрался вечер, принося с собой тишину и прохладу. Трое детективов сидели в гостиной и уютно молчали, каждый о своём, пока Миллер решительно не поднялась с дивана.       — Пора мне, — выдала она со вздохом.       — Так ведь время-то… — Молли кинула взгляд на часы. — Детское совсем.       — Вот именно, — женщина усмехнулась. — А у меня ребенок дома, которого ещё надо заставить съесть овощи, проконтролировать, чтобы он почистил зубы перед сном и отправить спать. И это я ещё про младшенького не говорила!       Дамы тихо рассмеялись, а Алек только приподнял бровь — выражал тем самым участие в беседе.       — Я вызову такси, — сообщил Харди и потянулся за телефоном.       — Не нужно, я пройдусь пешком, — Элли пожала плечами. — Погода диво, как хороша.       У дверей Миллер наградила племянницу звонким поцелуем в щечку и снова поздравила с приобретением дома, а после помахала им двоим ручкой и направилась по тропинке в сторону притихшего города. Алек проводил напарницу взглядом, немного щурясь — закатное солнце, отражаясь от морской глади, бросало в глаза блики и неожиданно приятно касалось кожи теплом.       Уезжать, если честно, не очень хотелось. Впервые за долгое время Алеку было просто по-человечески хорошо. Они не обсуждали работу, никуда не спешили и просто приятно проводили время в компании друг друга, и даже его губ периодически касалась легкая тень улыбки.       Но всё заканчивается. Этот вечер — не исключение. Харди достал из кармана брюк смартфон, уже готовясь набирать номер такси, как вдруг до его сознания донёсся вопрос Молли:       — А вы торопитесь, сэр?       — Что? — не понял тот.       — Ну… — кажется, девушка сама немного испугалась своих слов, но всё же продолжила: — Я к тому, что… Если нет — вы можете и остаться. Мне будет приятно.       Алек впал в ступор. Он не считал себя приятным компаньоном, особенно для молодой девушки. Мориарти, конечно, умница, и с ней есть, что обсудить, но чтоб так, вне работы и без Миллер…       Молчание, тем временем, затянулось, поэтому, чтобы как-то разрядить его, Харди невпопад переспросил:       — Что? — это получилось почти шёпотом.       — Мне будет приятно, — повторила Молли уже увереннее. — Вам заварить ещё чаю?       Алек коротко кивнул, убирая телефон обратно и, в легком удивлении от самого себя, вернулся в гостиную и опустился на диван. При этом, инспектор не до конца понимал, что же его удивляет — то, как легко он согласился остаться или то, что подчиненная уловила его настроение. Мориарти порой поражала Харди тем, как угадывала его желания едва ли не раньше, чем он сам их осознает. Взять, к примеру, тот же чай, который девушка постоянно приносила к нему в кабинет. А ведь ей за это не платили, да и не входил этот акт щедрости в список её служебных обязанностей.       Из размышлений Алека вывел всё тот же горячий напиток, принесенный всё той же Мориарти. Поставив кружку, Молли глянула в окно и шумно выдохнула.       — Я всегда хотела жить у берега моря, — почему-то поделилась она. — Такая красота — и каждый день… Сэр! — Мориарти вдруг, блеснув глазами, уставилась на начальника. — А пойдёмте на веранду? Это почти богохульство — сидеть в такую погоду под крышей.       Харди быстро взвесил все «за» и «против», поднялся и взял в руки кружку, выражая готовность проследовать за хозяйкой дома. Та, в свою очередь выдав радостную улыбку, достала из шкафа плед, который и расстелила на крыльце, чтобы можно было разместиться со всеми удобствами.       Алек устроился на предоставленном месте и немного крепче сжал кружку. Не потому, что замерз, просто было приятно ощущать ладонями тепло, ровно также, как и чувствовать тепло чужой души. Такое… странное, забытое чувство. Уютное.       А Молли сидела рядом и молчала, но в этом не было неловкости. Это было иное молчание, интимное и приятное. В таком молчании можно слышать мысли друг друга, оттого оно было весьма доверительным. Но Харди не спешил обратно в свою раковину отшельника, наблюдая за тем, как море поглощает огненное светило.       Закаты нравились Алеку больше, чем рассветы. Утром солнце несло с собой, скорее, раздражение, навязчиво пробиваясь через сомкнутые веки и неся с собой шум проснувшейся природы.       А закат дарил покой.       «Это очень романтично, Ал» — вспомнились слова его девушки. Он был тогда моложе Молли, но ни разу не романтичнее, чем сейчас. Энн — сокурсница из академии и добрая душа — пыталась как-то впихнуть в его голову науку правильного воздыхания и отношений, но Харди до сих пор так и не понял, что же это за зверь такой — романтика.       Воспоминания ласково коснулись мыслей, и уголки губ Алека едва заметно дернулись в стороны. Их было не так много — действительно приятных моментов — но каждое было по-своему драгоценно. И, пожалуй, он был даже не против разделить их с Молли, пусть и вот так, в уютном молчании.       — Хотите, я музыку поставлю?       Голос Мориарти осторожно вкрался в сознание инспектора. Оторвав взгляд от лениво колышущихся волн, Харди чуть приподнял брови.       — Не думаю, что вам нравится то, что нравится мне.       — А вы попробуйте предложить, — широко улыбнулась девушка. — Возможно, у нас с вами чуть больше общего, чем вам кажется.       Алек отвел взгляд и неопределенно пожал плечами. Он считал, что, напротив, сложно было найти двух более непохожих людей, чем он и его подчиненная. Начиная с того, что они разного пола, заканчивая характерами.       Однако Молли продолжала смотреть на него блестящими глазищами, и инспектор всё же сдался:       — Знаете песню «Dust in the wind»?       — Конечно, — почти обиженно ответила Мориарти. — Это же классика! А я классику очень люблю, — после этого девушка тихо и немного грустно вздохнула. — Ещё мой отец очень любил эту песню…       Молли поднялась и зашла в дом, но вскоре вернулась со старенькой гитарой. Её деревянный корпус был немного потрепанным, но чувствовалось, что с ней обходились крайне бережно. Девушка снова села рядом и спросила:       — Не против, если я сыграю? Я не так много песен помню, но эту разучила в первую очередь и, мне кажется, неплохо её исполняю.       Харди только кивнул и прикрыл глаза. Он даже не удивился, что Мориарти ещё и на гитаре играла, девочкой она была талантливой. Его просто позабавил тот факт, что когда-то ту же мелодию наигрывал и он сам. Давно. В той, прошлой жизни, когда он ещё верил в то, что сможет сделать мир чуточку справедливее и сможет постоять за добро. Когда его глаза так же горели, как у Молли.       Может, они и не настолько уж и разные?..       Память услужливо подкинула аккорды песни, пальцы даже незаметно шевельнулись, словно сжали струны невидимой гитары, а Мориарти, тем временем, негромко, но приятно запела. Конечно, идеальным её исполнение нельзя было назвать, но сейчас оно и не нужно. Достаточно того, что песня заполняла собой всё существование, а чай продолжал греть ладони.       Было пронзительно хорошо. Харди даже не сразу осознал, что Молли уже доиграла последние аккорды и снова взирала на морскую гладь. В мир он вернулся лишь минут через десять, с удивлением поняв, что солнце уже зашло, и над городом начали сгущаться сумерки.       — Я, всё же, вызову такси, — со вздохом сообщил инспектор, поднимаясь на ноги.       — Да, пожалуй, — согласилась Мориарти. — Завтра понедельник, сэр. Нам обоим стоит отдохнуть перед началом рабочей недели.       Девушка проводила начальника до выхода. У порога Алек притормозил и тихо, но искренне, произнёс:       — Спасибо за вечер, Мориарти.       — Спасибо, что задержались, сэр, — ответила та с несколько смущенной улыбкой, а после добавила: — А вы придёте снова, если я вас приглашу?       Харди задумался. Нет, не надо ответом — тот был очевиден. Он, по-прежнему, не мог понять, почему Молли так рвется с ним общаться. Ещё меньше он понимал, почему ему самому так легко рядом с этой девушкой. Однако та ждала ответа, а со своими неясными эмоциями он разберется позже.       — Если пригласите — да, — согласился Алек.       — Прекрасно! — обрадовалась Молли. — Тогда… Тогда до завтра, сэр. Хорошей дороги.       Уже дома Харди вышел на веранду с кружкой чая. Отсюда не было видно моря, да и закат уже сменился сумерками. Но по-прежнему оставалось ощущение уютного присутствия человека, который сумел — пусть и ненадолго — заполнить теплом его душу.