Госпожа Удача

«Госпожа Удача» всё не стихала, лишь больше распаляя воодушевленную победами команду. Выпивка лилась рекой и, выходя за рамки допустимого, испытывала пределы человеческого организма. Команда наперебой запевала «Пятнадцать человек на сундук мертвеца»[1], останавливаясь лишь ради того, чтобы распить очередную бутылку рома или же поставить пару пиастров на одного из дерущихся товарищей. Остров, выбранный для привала, казалось, будто жил, дыша пиратской страстью, утопая в грехах «монстров Нового Света» — как их успели окрестить в колыбели цивилизации — притворяя их самые потаённые мысли в явь. Команда искала забвения в пороках, надеясь, что алкоголь унесёт с собой воспоминания о трудных штурмах, сопровождаемых потерей братьев, а теплота женских тел избавит от мыслей о грядущих испытаниях на пути к излюбленному богатству. Товаров, полученных при штурме торговых судов, было достаточно для того, чтобы, продав их в колониях, выплатить жалование в пару десятков пиастров каждому в команде, сохранить часть суммы для покрытия расходов по починке потрёпанной «Удачи» и, что более важно, раздобыть наводки. В мире постоянных сражений информация являлась самым верным из допустимых союзников. Людям, изгнанным из родного края, объявленным врагами человечества, признанным в Новом и Старом Свете монстрами, раздираемым ощущениями ненужности и бесполезности, нужна была цель. Нужна была причина, по которой стоило продолжать сражения, даже если мир этого не желал. Люди с Большой Земли полагали, что каждый из пиратствующих стремился к одному из трёх столпов варварской жизни: к славе, богатству или же власти. Надменность, застилающая им глаза, не давала разобраться в истинных мотивах джентльменов удачи. Признание — то желание, из-за которого они творили историю. Цель — едина, способы достижения — многообразны. Войти в историю, увековечив своё имя и свои деяния, не дать цивилизации забыть её изгнанного сына — этого вожделел каждый пират. Пока весь мир считал их варварами, не достойными ничего, кроме как петли на шее, команда шаг за шагом шла к своей цели, чудом избегая рундука старины Дэйви Джонса [2]. Лишь поставив перед собой непосильные, на первый взгляд, задачи, ты мог хоть на время утолить жажду изменений, терзающую твою душу. По крайней мере, именно так считал капитан «Госпожи Удачи». Ограбление урки [3] с сотнями золотых слитков, которая охраняется лучше, чем опочивальня Его Величества, казалось бы, невозможно. Большинство пиратов предполагало, что это очередная прихоть умалишённого капитана, за которой не было совершенно ничего, кроме высокомерия. К их прискорбию, капитан «Удачи» был в твёрдом уме и светлой памяти. У Капитана Ким Чонина, более известного им как «Кай», было предостаточно ресурсов, чтобы решиться вести свою команду на верную смерть. Знание курса, приобретённое после множества неудачных нападений, давало преимущество в неравной схватке, а полученный после долгих разграблений груз, который удалось достаточно выгодно продать в порту, и за вырученные деньги приобрести бортовые пушки, буквально развязывал руки. Поэтому Ким Чонин решился: он вместе со своими людьми отправится либо в руки несметных богатств, либо прямиком в объятия смерти. Команда была спокойна, зная, что в случае нереальности исполнения затеи капитана, квартирмейстер [4] непременно вмешается, отстаивая жизнь братьев по оружию, по сему и отдавалась всецело празднеству. Один лишь квартирмейстер пребывал в напряжении, которое не удавалось заглушить ни ромом, ни драками, ни песнями. Сидя в отдалении, Пак Чанёль не мог унять бушующий рой мыслей, то и дело возвращаясь к плану. Тяжесть ответственности за чужие жизни давила, не позволяя насладиться последним днём спокойствия перед кровопролитной битвой. Пришвартованная вдалеке «Удача» тускло освещалась бушующим на береге огнём ярко горящего костра, вокруг которого собралась бо́льшая часть команды, празднуя свои нынешние и будущие победы. В паре ярдов от всеобщего веселья на перевёрнутой вверх дном лодке устроился Чанёль, увлечённый мыслями настолько, что ничего вокруг не замечал. И никого, в том числе, тоже. Чонину так же было не до веселья, но в отличие от своего квартирмейстера, капитан знал, что не имеет права в открытую проявлять обеспокоенность: его сомнение — сомнения команды, чреватые тяжкими последствиями. Достаточно было слабого огонька недоверия для разжигания пожара бунта. Умело отыгрывая свою роль, Чонин исподлобья изучал своих товарищей — часть, которая всё ещё могла стоять и изъясняться, в отличие от своих павших под натиском алкоголя сокомандников — пытаясь уловить всеобщее настроение. Оставшись довольным полной незаинтересованностью своих братьев по оружию хоть чем-то, кроме празднества, Чонин переключился на своего первого помощника. Состояние Чанёля совсем не радовало: расслабленная поза должна была бы развеять переживания, но в сочетании со стеклянным взглядом, устремлённым одновременно и на мир снаружи, и внутри, проникающим в самые чертоги разума, а также нетронутая полная кружка рома, сильно настораживали. Капитан, обеспокоенный состоянием Чанёля, вырвался из эпицентра безудержного веселья, и направился к парню. Чем ближе мужчина подходил, тем яснее понимал, что Пак не замечает его приближения, полностью уйдя в себя. Чонин, не желая дожидаться когда квартирмейстер выплывет из омута размышлений, взял ситуацию в свои руки. — Волнуешься? — капитан, устроившись с удобством на другом конце лодки, подал голос, вырывая своего первого помощника из лап бесцельных размышлений. — По́лно тебе, мой храбрый воин моря, присоединяйся к ним. Возможно это последняя попойка в твоей жизни — наслаждайся! Капитан рассмеялся. Так звонко и живо, будто сказанное им было лучшей шуткой, услышанной за всю жизнь, перекрывшей собой сотни баек из таверн по всему миру. Чанёль лишь снисходительно покачал головой, всем видом показывая, что всеобщее веселье не разделяет, но при этом всё же потянулся к полной кружке рома, которую он покинул ещё в начале празднества, и отпил. — Даже мертвец, охраняющий клад, и тот разговорчивее тебя будет, — всё не унимался Чонин. — Прекращай растрачивать силы понапрасну. Море — наша могила, но готовиться ты начал слишком рано. Пак был благодарен Чонину за поддержку, хоть и в его особой манере. Зацикливаясь на деталях плана, Чанёль упустил из виду простую истину, неизвестную их противникам. Факт, благодаря которому команда «Удачи» неоднократно вырывалась из лап смерти. — Пока мы на одной стороне — нас не остановить, не так ли, Капитан? — криво усмехнулся квартирмейстер, замечая хитрый взгляд Чонина. — Я всё ещё считаю, что это рискованная затея. — Больше веры, солдат, мы в любом случае ничего не теряем: либо озолотимся, либо умрём. — Жизнь для тебя ничего не стоит? — неодобрительно качая головой, уточнил парень. Чонин лишь усмехнулся, услышав вопрос собеседника. Ким тянул с ответом, задумчиво поглядывая вдаль. — Моя жизнь — ничто по сравнению с тобой, — капитан наконец отвлёкся от созерцания ночного неба, переведя всё своё внимание на собеседника, и взглянул ему в глаза. — Мы сломим власть Короля, пошатнём весь Старый свет, а на прощание направим гнев униженной Испанской Империи прямиком на них. Их падение — наш триумф. Что может быть лучше? Пак лишь неоднозначно пожал плечами. Пригубив ром в последний раз, Чанёль отставил кружку, поднялся с насиженного места и под сопровождением взгляда капитана направился прямиком к команде. Пойло в этот раз оказалось на редкость гадким, как и день сегодня выматывающим, несмотря на неплохую наживу. Однако Чанёля это совершенно не трогало. Равно как не трогали и последующие дни, вплоть до начала осуществления плана. Чанёль отслеживал каждую деталь, прекрасно понимая, что одно неосторожное действие и оборвётся не только его жизнь, но и людей, которых, несмотря на недолгое совместное путешествие, он считал семьей. Особое внимание квартирмейстер уделял команде союзников, заключивших с «Удачей» альянс. Какая бы слава храброго и разумного человека не преследовала их капитана, он и его люди оставались пиратами. Чонин был согласен со своим квартирмейстером, бдительно наблюдая. Но не только за союзниками, но и за собственной командой. Любое изменение в настрое товарищей, упадок духа, неверие могли привести к провалу плана. И смерть, в таком случае, явилась бы самым милосердным из возможных исходов. Чанёль знал это. Знал Чанёль так же и то, что Чонин упорно ожидал от него чего-то, украдкой вглядываясь в родные черты лица, непозволительно долго в их ситуации оставаясь рядом, но в этот раз лишенный даже тени улыбки. — Не жалеешь? — спросил Ким неожиданно, спустя долгие минуты напряжённого молчания, столкнувшись с непониманием, отразившимся на мучительно длинный миг на лице собеседника. — Не ляжет ли решение тяжким бременем на твои плечи, осквернив воспоминания о флоте? — Я посвятил Его Величеству и адмиралтейству жизнь, — отчеканил Чанёль словно заученную множество лет назад мантру, замечая как Чонин раздражается от нахлынувших воспоминаний. — Но смертью распоряжаться волен сам и свой выбор уже сделал. Скорость в шесть узлов [5] стремительно приближала команду «Удачи» к бухте, где под присмотром двух испанских военных кораблей была пришвартована урка с золотом. Согласно замыслу Чонина, достигнув точки вне поля зрения противника, команда обязывалась сменить курс на зюйд-вест [6], привлекая к себе внимание одного из военных кораблей, но находясь на достаточном расстоянии от фрегата, тем самым избегая пушечного обстрела. Вызвать недоверие и замешательство у вспыльчивых испанцев не составило бы труда. В тот момент перед испанцами стоял выбор: преследовать или отпустить. Но независимо от их решения, они уже были среди проигравших. Пока внимание врага было сконцентрировано на корабле с издевательско-угрожающим поднятым черным флагом с костями, капитан и квартирмейстер, доверив руководство командой верному боцману, вплавь устремились к потерявшему часть защиты испанскому галеону с золотом. Преодолеть огромное расстояние вплавь под водой представлялось непосильной задачей. К середине пути дискомфорт в руках и ногах давал о себе знать, привлекая тем самым внимание мужчин. Конец пути показался Чанёлю благословением. Он уже давно не ощущал свои конечности, лёгкие горели от нехватки воздуха, но Пак продолжал двигаться на чистом энтузиазме, лишь изредка всматриваясь в спину плывущего впереди Чонина. Схватившись за якорную цепь, Чонин и Чанёль по очереди начали взбираться, проникая через порты кулеврины [7] на нижнюю палубу. Мужчины пытались восстановить дыхание, но тщетно. Каждый новый глоток воздуха разжигал в них всё бо́льшую жадность, а необходимые секунды отдыха ослабляли, буквально наливая мышцы свинцом. Собраться было сложно, но необходимо: бой не был окончен ещё, это только начало. Испанские военные корабли, охранявшие урку, были практически непобедимы в случае прямого нападения. Сотни тренированных солдат на отлично вооружённых кораблях Империи считались всемогущими. Боевая мощь Империи окружала фрегат с золотом, но не находилась на нём. Пять человек для охраны нижней палубы — ничтожная защита. Чанёль убедился в этом, когда горло последнего из них было перерезано, а истекающее кровью тело пираты оттащили в дальний угол прямиком к его отдавшим богу душу товарищам. Удостоверившись, что на нижней палубе не осталось больше людей, Чанёль и Чонин забаррикадировались в мидель-деке [8], полные уверенности, что на верхней палубе их махинации будут не слышны, благодаря чему возможно было воплотить ключевую часть плана в жизнь. Зарядить пушки не составило труда: порох и ядра были под рукой. Самая сложная часть была впереди — выстрел. Чанёль прежде делал это неисчислимое количество раз: сначала при службе на флоте наплавлял кулеврины на пиратские корабли; после — уже будучи пиратом — проделывал то же с военными судами, нанося вред бывшим товарищам и Империи, которой некогда поклялся служить до последнего вздоха. Находящийся рядом Чонин придавал уверенности так же виртуозно, как и сам Чанёль впрочем умел, заряжая орудия. Не желая тратить больше времени на бессмысленные рассуждения и неприятные воспоминания, которые вполне могли стоить мужчинам жизни, и так уже висящей на волоске, Пак поспешил последовать примеру своего капитана, и принялся заряжать пушку. Пушечный залп, как и последующие события, проходили как в тумане. Спроси кто-нибудь, и Чанёль не смог бы описать происходящее. Пушечный залп с урки по военному кораблю вызвал полный хаос. Долгие секунды непонимания, испытываемые испанскими солдатами, быстро сменились гневом, стоило попасть очередному ядру в корпус корабля. План Чонина предполагал, что противник откроет ответный огонь, нацелившись на нижнюю часть корпуса, откуда и были произведены выстрелы. Пожалуй, из всего безрассудства, на которое готов был пойти его капитан, Чанёль никак не мог смириться лишь с этим. Ответный залп был запущен прямиком в них и Пак до сих пор не понимал, как вообще возможно было выжить. Урка разрушалась на глазах, а испанцы и не думали прекращать обстрел. Трюм стремительно заполнялся проступающей из пробоин водой, в то время как деревянная конструкция, до этого являвшаяся королем, грозилась обрушиться прямиком на голову пиратам «Удачи». Чанёль был уверен, что его капитан продал душу дьяволу или же заключил сделку с морским монстром. Действия Чонина в море — смертный приговор даже для самого умелого моряка. Но Чонину из раза в раз удавалось дурачить свою старую подругу Смерть, постоянно балансируя на грани. Позже Чанёль обязательно поинтересуется какие же Боги или демоны хранят жизнь Чонина, но получит лишь широкую улыбку, которая никак не вязалась со сталью во взгляде, и уклончивый ответ: — Госпожа Удача на нашей стороне, — уверенно проговорил Чонин, смотря своему квартирмейстеру прямо в глаза. — Увы, душой моей распоряжаться лишь ты волен. Но всё это ожидало мужчин в будущем, а пока необходимо было бороться за жизнь, вырывая её из лап бушующего моря. Не обращая внимание на огромное количество тел убитых или раненных солдат, окрасивших собственной кровью воду в алый, капитан и его верный квартирмейстер упорно рвались к берегу, прикрываясь обломками урки от града обрушенных на них пуль. В этот раз мужчин спасло не чудо. Натурально скорее проклятие, которое до последней минуты держало в напряжении. Альянс. Капитан «Чёрной жемчужины», оценив шансы в пользу своих союзников, наконец вмешался в сражение, перетягивая внимание повреждённого неожиданной атакой с урки испанского военного корабля на себя, тем самым позволив Чанёлю и Чонину предпринять ещё одну, но в этот раз удачную, попытку побега. Чанёль не был уверен, он ли тянул Чонина на берег, или же это Ким всё время поддерживал уставшего мужчину в воде, в итоге вытащив на спасительную сушу. Стараться восстановить дыхание представлялось бесполезным: пираты жадно глотали воздух, ещё не до конца придя в себя. Спустя долгие напряжённые минуты, сопровождаемые шумами пушечных залпов, Чанёль начал прокручивать в голове то, что только что произошло, с трудом веря, что они выжили. — Мы справились, — единственное, что смог выдать Чанёль. Ответом ему послужило тихое кряхтение, а следом — надрывный кашель всё ещё восстанавливающего дыхание Чонина. Лёжа на песке под палящим солнцем, пока на фоне доносились выстрелы, и были слышны предсмертные крики их союзников, борющихся за возможность забрать золото, что ещё находилось на обломках павшей урки, Чанёль был впервые спустя долгое время удовлетворён своей жизнью. — Подумать только, — громко, насколько это было возможно в его состоянии, заговорил Чанёль, не отрывая взгляда от лазурного неба над ними. — Год назад люди бы линчевали меня за то, что я только что сделал. Чонин лишь повернулся к Чанёлю, приложив при этом недюжинные усилия и игнорируя жгучую боль в мышцах, чтобы удобнее было рассматривать родные черты лица, и в тон ему заговорил: — Что же теперь изменилось? — Наступила наша очередь линчевать, — квартирмейстер наконец оторвался от созерцания небосвода, обращая всё внимание на своего капитана. — Отомстим за каждого повешенного брата. За каждый день наших тягот и невзгод. За несвободу. Одно сражение. Ровно столько было достаточно, чтобы пошатнуть власть Его Величества и втянуть страну в новый вооруженный конфликт с Испанией. Пары десятков жизней хватило, чтобы вырвать карт-бланш из рук аристократов, прибирая к рукам их золото. Одно сражение запустило цепочку событий, приведших к Пиратской эре. И начали её ребёнок-раб с одного из Безымянных островов, не ждавший от жизни ничего, кроме боли, и солдат флота Его Величества, преданный, лишённый свободы и ожидающий своей кончины. Брошенные сыны Империи восстали против неё, став предвестниками крушения цивилизации.