— Давай, засмейся, пора прощаться и уходить. октябрь, конечно же, лучший месяц, чтобы попробовать разлюбить.
Осенний вечер был слишком душным. Внезапно наступившее бабье лето давило своим пряным воздухом. Дышать было нечем. И снова это чувство пожирающее её изнутри.
Сейчас, спустя столько лет после их расставания, она чувствовала себя предательницей. Предательницей своих чувств, мыслей и, в первую очередь, себя.
Срываясь, закатывая истерики ночами, работая на износ ради сына и чтобы не было времени
скучать заниматься самокопанием, женщина уставала; подсознание раз за разом подкидывало огонёк в то ли ещё тлеющие угольки, то ли в полыхающий алым костёр.
Всё напоминало о
нём: в зеленоватости лета она видела
эти глаза, наполненные любовью и светом, мерещилась
его улыбка, иногда казалось, что даже подушка пахнет
им, а голос сына вот-вот и через пару лет станет точь в точь как у
отца.
Тяжело. Слишком тяжело для молодой женщины, только нашедшей своё счастье и в один миг его потерявшей.
В последнее время стало невыносимо сложно выходить куда-либо. Маленькая, испуганная, ранимая девочка просилась наружу, душила тоненькими ручонками хрупкую шею, шептала на ухо сказанные некогда им слова, тем самым медленно сводя с ума, цеплялась когтями, становясь второй тенью.
Печёт, чертовски больно и горячо печёт в области солнцесплетения. Натянутая улыбка, ставшая когда-то рукой помощи, шансом на спасение, теперь будто бы вросла в неё, не желая расставаться с губами блондинки.
Она трёт уже покрасневшей, замёрзшей рукой губы, и кажется, будто заживо сдирает с себя кожу.
Оголена, словно нерв.
А он уже по ту сторону её кабинета, переминаясь с ноги на ногу, ждёт ответа на свою просьбу войти, он невольно заметил стремительный уход коллеги из зала. По телу проходит озноб; ощущение, будто тебя окатили ледяной водой и выставили на мороз. Так и не дождавшись ответа, собирается уйти, но сдавленный, едва слышный стон действует как гипноз: дверь открылась, а стена, что была между, упала к ногам.
— Вер…
Секунда — он видит слёзы, стекающие по бледным щекам, вторая — женщина оказывается на столе, прижатой к зеркалу, третья — он нежно проводит подушечками пальцев, стирая солёную воду. Её пустой взгляд пугает.
— Посмотри на меня, скажи хоть что-нибудь, не молчи.
Лёгкое касание губ, его руки на её талии, прижимающие к себе, дарящие тепло и желание быть рядом.
И сотни импульсов по телу. Десятки мыслей броуновским движением в голове у светловолосой. Кровь кипит. Ещё чуть-чуть и остановится сердце. Столько времени она заставляла его молчать, твердила, что это всё глупость, что не может любить так же, как когда-то, что не способна вновь влюбиться в этого человека и отдать всю себя, всю без остатка.
Не может раствориться снова в нём.
Она ответила, притягивая его к себе, обнимая руками за шею, будто бы он — спасательный круг, а вокруг ледяной океан.
— Андрей, — утыкаясь в мужское плечо, тихо шепчет Вера.
И только его нежный поцелуй в макушку.
Она позволила себе раствориться,
она позволила себе снова полюбить.
