"Мой..."

      «Действуй…»       Это было почти забавным. Такая нелепая смерть… моя смерть. И там, у обрыва, когда страх сковывал и оставалось только одно желание, чтобы всё закончилось… меня спас твой взгляд. Полный бесконечной мудрости, бесконечного понимания и чего-то пока мне недоступного. Лишь гораздо позже, когда мне рассказали о школе, рассказали о том, кто будет преподавать, я поняла, что в твоих глазах увидела вечность. И ты назвал своё имя, Геральд… А после… после ты же первым причинил мне боль в этой новой для меня жизни… Когда помог появиться моим первым крыльям…       «Хватит на неё так смотреть! Хоть бы постыдился!…»       И почему-то… Лишь почему-то, мне показалось, что ты почувствовал то же самое, с первого взгляда, обращённого на меня. Да, были сомнения, долгие, мучительные… И всё же, когда ты одёрнул Энди в нашу первую встречу, я едва удержалась от ликования, от улыбки. В тебе уже тогда вспыхнула маленькая искорка ревности, давшая мне повод, надежду на то, что всё возможно. Ровно до тех пор, пока я не узнала о запрете. И тогда внутри меня зародилось смутное, скрытое под напускным благочестием, желание стать демоном. Стать такой, как ты, встать рядом, навсегда… на ту самую вечность, что обещали твои глаза, но жизнь, даже здесь, за порогом смерти… Она всё равно приносит нам невероятные болезненные сюрпризы.       «Уверен, ты неплохая девочка…»       Уроки с тобой, незримая поддержка, которая была опорой для меня в минуты особенно трудные, особенно отчаянные, невзначай оставленные на теле прикосновения… Всё это копилось с ангельским терпением, оставляя мне на память только сны и мечты. И пусть позже мне сказали, что я уже чем-то смогла тебя заинтересовать, это грело… грело меня, как неуверенное пламя костра в бесконечной ледяной пустыне…       Я долго помнила, как ты протянул ко мне руку, впервые коснувшись не для помощи. Ты мог бы выбрать любого для того, чтобы показать урок по чтению энергии. Но всё же подошёл именно ко мне… Прохладные пальцы на животе запустили цепную реакцию мурашек, стремительно рванувшихся по моему телу в стороны. Ты даже представить себе не мог, сколь волнительно было удержать себя в руках и не выказать ни единым мускулом или жестом свою реакцию. И ты, Демон, показал мне… свет внутри меня… это было сродни чуду, вновь качнувшему весы, вынуждающему меня разрываться между желанием быть с тобой и стремиться к привычному свету… тому самому…       «Виктория, беги!..»       И твоё беспокойство… по поводу полётов, нападения статуи и Субантры… Я испугалась. Ты знал это, чувствовал. Как чувствовал мои беды почти за версту, вовремя оказываясь поблизости по мере своих сил. Я была благодарна тебе за это тогда и не устаю благодарить теперь. И снова твои заботливые руки, то поднимающие меня с земли, то успокаивающе обнимающие, поглаживающие. Я не раз молилась, чтобы эти прикосновения не заканчивались никогда… Но, рано или поздно, всё прекрасное заканчивалось, и снова Дамокловым мечом над моей головой висел запрет на отношения. Сначала между определившимися и Непризнанными, а уже после… между Ангелами и Демонами.       «Умничка…»       Любая похвала от кого угодно, даже от собственной матери позже отдавалась в моём мозгу твоим голосом, с той самой улыбкой, с твоим взглядом. И почему люди внизу несправедливо считают, что Ангелы — это обязательно добро, а Демоны — зло. Нелепейшее из мнений, которое я поняла, едва ноги ступили на небеса. Сюда, в этот мир, которому ты принадлежал с рождения. Твои откровения в школьном дворе о преподавании болезненно отдались во мне. Памятуя о стремлениях матери, бросившей Фенцио, чтобы не нанести ущерб своей карьере. Я не понимала её. Не понимала, почему, выбрав одну и ту же сторону, могущественный Серафим так и не смогла пойти навстречу своему счастью, которое обреталось обычным учителем в школе.       И всё же… я твоя умничка… Была тогда и остаюсь ею теперь…       Это были тяжелые годы выбора, бесконечных попыток узнать о своём прошлом недостающие части мозаики, перевернувшие мою суть. Тайны моей жизни, смерти, страхов за отца, непонимание бесконечных амбиций внезапно вновь обретённой матери. И мне казалось, лишь казалось, что я снова ребенок, за которого выбор опять сделали старшие. Я шла на поводу, стремясь доказать, что даже Непризнанные могут быть сильными, возвыситься. В очередной раз. Мать была примером для меня… почти всегда. Но всё переменилось…              — …Вики, ты не понимаешь Закон — не игрушка! — мама гневно расхаживала по кабинету. — Ты выставляешь себя в дурном свете… Следует определиться, а не устраивать эти бесноватые метания между Демонами и Ангелами!       Я сидела в кресле, потупив глаза. Очередное распекание за попытки уравнять долг и собственные желания, стремления. Я не могла отказаться от любви, как и не могла уговорить себя отказаться от пути, который мне пророчила мать. Стать такой, как… она…       — Ты нарушала Закон, верно? Не один раз… – тихо проговорила я.       Серафим застыла, сбившись с шага, и стремительно подошла ко мне. Жёсткие, давно утратившие знакомую мне с детства нежность сухие пальцы больно впились в мой подбородок, заставляя поднять взгляд:       — Дитя, запомни, твои обвинения мало того, что не трогают меня… Я даже больше тебе скажу, некоторые свои поступки я не считаю столь уж предосудительными. Но не в твоём случае, Вики! Ты бьёшь не только по своей репутации… – мать сложила руки на груди, — но можешь подставить и меня.       Я усмехнулась, вскидывая глаза:       — Мне жаль тебя…       Глаза матери гневно вспыхнули. Ангелы были куда более злыми, по моему ощущению. И женщина, которой я безгранично и безумно верила, любила и оплакивала, была далеко не самым слабым этому выводу подтверждением. Она презрительно оглядела меня, криво усмехнувшись:       — Не стоит жалеть о том, чего не в силах понять.       Я встала напротив:       — Знаешь, я поняла одно — я не знаю, как ты смогла подарить мне жизнь и светлое детство, если была такой всегда. Я благодарна за это. Но дальше… дальше я буду двигаться сама…       Она схватила меня руками за плечи, стиснув их до синяков пальцами, заставляя вскрикнуть от боли. Знакомые глаза, которые я помнила с колыбели, впились в мои, в голове замелькали образы. Бесконечная вереница образов. Всё, что было связанно с тобой, Геральд. Всё, что я лелеяла в своих мечтах. Всё, что я накопила за эти долгие, невероятно мучительные годы. За время, за которое так и не смогла заглушить в себе любовь к учителю.       Мать оттолкнула меня так резко, что я упала на спину, больно ударившись затылком о пол кабинета:       — Мало того, что он демон и старше тебя не на одну сотню лет, так еще и жалкий учителишка! О, Шепфа! Какой же позор!..       Я поднялась, едва сдерживая слёзы:       — Ведь ты тоже любила ангела Фенцио…       Мама криво усмехнулась:       — Девочка, он был Престольным Ангелом. Это высокий ранг, высокий чин в иерархии! Выше только Серафимы и сам Шепфа. А то, что он поддался искушению, не справился с плотскими желаниями, а после не смог удержать свой пост лишь в очередной раз доказало, что моя любовь, если таковая и была, оказалась невероятной ошибкой!       В моём мозгу отбивались мириады мыслей о том, сколь же темна она была при всех этих статусах, иерархиях и рангах. Она не питала никакой любви, кроме той, что была безраздельно отдана могуществу и власти.       — А адмирон Винчесто?.. Это ведь тоже нарушение Равновесия. С самого начала им было… И ты едва не понесла наказание, пожертвовав его жизнью, чтобы сохранить… что? Пост? Снова?       Она отмахнулась от моего вопроса, словно от назойливой мухи:       — Недостойное желание, неуместно вспыхнувшее не в том месте и не в то время, когда следовало. Я понесла за это наказание, едва не обрушив собственную карьеру…       Она говорила ещё что-то, но я уже не слушала. Я вспомнила твои слова о том, что с ней стоит быть осторожнее. Только сейчас я поняла суть твоего предостережения. Ведь ты видел её с самого начала. Такой же, как я. Непризнанной, взявшей старт к высотам иерархии, плетя интриги, ступая по плечам и головам, отшвыривая, словно поломанные игрушки всякого, кто попадал под её обаяние, оказывал помощь, а потом становился… бесполезен. Как Фенцио, которого теперь я понимала, как никогда прежде, даже невзирая на неприязненное отношение. Он очерствел с её подачи. Стал более жёстким, уповая на сына, надеясь, что Дино сможет, как и он когда-то, оказаться на вершине.       — Не смей даже думать об этом убогом школьном учителе, ты поняла меня, Вики?.. — сурово приказала Серафим.       Я вздрогнула от стали в её голосе и подняла глаза:       — Я буду демоном, — выпалив это, я шагнула вперёд, в последний раз заключая её в объятия.       Мать оттолкнула меня, словно я была перемазана нечистотами и могла испачкать её платье. Презрительно искривлённые губы выплюнули какие-то оскорбления, которые я уже не слушала. Я ушла. Просто ушла навсегда, чтобы начать свой путь, в котором будет место не только карьере, как бы нелепо это не звучало для небес, но и любви…       К тебе, мой учитель, мой Геральд…              Началась череда безумно тяжёлых поступков, корёжащих, кажется, мою суть. Переступать через принципы, делать в противовес своим стремлениям шаги, которые в трезвом уме я бы не решилась совершить. Но после того разговора с женщиной, некогда родившей меня и утратившей остатки человечности, чувственности,.. я не могла, да и не хотела быть ангелом.       Меня перестали подпускать к Серафимам. Даже прежде благодушный Кроули, кажется, предпочёл не нейтралитет, в противовес своим прежним решениям. Ангелы срывались на мне. Все, кроме, почему-то, Фенцио. Внезапная отеческая забота обескуражила меня. Я не имела и малейшего понятия о причинах его резкой перемены отношения ко мне. Ведь прежде жестокосердие и несгибаемость ударяли по мне не один десяток раз, едва не подводя к исключению.       Кажется, в моих остервенелых попытках сбежать от света он углядел окончательный разрыв с прошлым и радужным амбициозным будущим. Разрыв с матерью. И понял его, понял мой порыв. Мои чувства, которые я испытала, в конце концов поняв всю суть ничтожности стремления к власти, будучи внутри мёртвым и бесчувственным созданием.       Демоны охотно приняли меня в свои ряды. Ни у кого не возникло вопросов, почему в канун выпуска дочь могущественного Серафима столь резко переменила своё решение. Я была благодарна им за это. Даже Люциферу, с бесконечным язвительным рвением принявшемуся объяснять мне очевидную разницу между напускными святошами и чистым, неогранённым «злом», которым считали демонов.       И всё же я продолжала смотреть на тебя. Уже прекрасно понимая, что любые жертвы стоят того, чтобы растопить твой лёд и отстранённость, которыми ты столь старательно от меня отмахивался, когда я определилась. Ты отдалился от меня, сокращая всё общение лишь уроками, а не теми разговорами в библиотеке, что происходили куда чаще в прежние времена. Я не понимала этого тогда. И едва не наделала глупостей, решив, что тебе не интересна.       Лишь позже я поняла, что ты был невероятно недоверчив, но предусмотрителен и опасался проблем, которые могли обрушиться на меня, если бы привязанность стала явной. Будучи с ангелами, я придерживалась нейтралитета и получала твоего внимания вдоволь, поскольку ты понимал, что порога я не переступлю, невзирая даже на собственную тягу, невзирая на желания, что были взаимными. Да и Люци… ты ведь тогда решил, что я переменила решение ради него.       О, Шепфа, как же это было смешно, Геральд… Ты был моим проводником на небеса, ты же стал стимулом принять демоническую часть себя. В тот самый день, когда я увидела в твоих глазах свою… вечность. Люцифер же… Даже не друг. Тот, кому пророчили престол и кто искал достойную его разделить со всей прилагающейся… властью. Которую я, как и ты, научилась презирать благодаря собственной матери.       На выпускном, собрав крохи храбрости, я решилась открыться. Ты знаешь, наверное, это был самый прекрасный вечер в моей жизни, повлекший за собой сотни ещё более прекрасных, но уже рядом с тобой, однако… С него началась наша история, та, которую знаем мы и будут знать наши дети. И я бы ничего и никогда не стала менять. Только ощущать твои прикосновения, объятия, поцелуи, видеть улыбку, слышать смех… Это стоило и того, чтобы умереть, и того, чтобы научиться жить заново.              Я вошла в библиотеку ада, без сомнений зная, что найду его тут. Привычно устроившись за одним из столов, он внимательно изучал очередную рукопись, делая какие-то отметки на пергаменте. Чуть усталый взгляд мгновенно потеплел, когда я вошла.       — Уже закончила?..       Я кивнула, подходя ближе:       — К счастью…–привычным жестом скользнув пальцами по его плечам, я ощутила знакомое напряжение, — снова был разговор. Бессмысленно затраченное время…       Даже в аду мне ставили условие, что необходим более… статусный мужчина. Старательно подавляя насмешку, я отказывалась от повышений в пользу своих чувств. Сатана злился. Лучшая выпускница среди Непризнанных, вставших на его сторону, влившись в демонические легионы, которая отказывается пробираться выше из-за нелепой влюблённости. Это было выше его понимания. Впрочем, мне было абсолютно всё равно.       — Ты, кажется, не совсем понимаешь, от чего отказываешься, Виктория, — Геральд поднялся на ноги, оборачиваясь и привлекая меня в объятия. — Прочие тратят на такой взлёт века. Тебе предлагают сделать всего несколько шагов, которые уравняют тебя в правах с Архидемонами. Это могущество, которого не так легко достичь, а ты предпочитаешь прозябать…       Я улыбнулась, касаясь пальцами его щеки:       — Какой толк от всей этой власти, от борьбы за неё, если изнутри ты будешь мёртв и пуст, когда достигнешь цели? — отведя глаза, я положила голову на его грудь. — Мне не нужна должность. Мне нужен ты.       Демон моего сердца неожиданно улыбнулся:       — Останешься в школе и будешь преподавать на факультете демонов?       Пожав плечами, я заглянула в его глаза:       — Это плохо?.. Так я смогу быть ближе, чем когда бы то ни было.       Геральд вздохнул:       — Неразумное дитя…       Я рассмеялась, потянувшись к его губам. Теперь мне было позволено это. И он ответил, как это происходило всякий раз за прошедший с выпускного вечера месяц. Скользнувшие по талии ладони чуть сжали кожу через платье. Я улыбнулась в поцелуй, чувствуя, как возрастает напряжение и внутри начинает предательски подниматься восторг и возбуждение.       — Войдут… — тихо простонала я, когда его губы скользнули ниже, лаская мою шею.       — Не думаю, душа моя…       Но он всё же огляделся. За одной из колонн располагалась удобная ниша, скрытая книжной полкой. Перемещение, почти незаметное глазу. Холодный грубо отёсанный кирпич коснулся спины, и я снова требовательно прижалась к его губам в немой просьбе, пробегая языком по нижней губе, чувствуя, что напряжение стянуло к низу живота каждую частичку всего моего существа.       Резкое разворачивающее движение и я упираюсь ладонями в стену, чувствуя обжигающее плечо дыхание. Молния платья медленно спускается, позволяя ему касаться большего, открывая доступ к гладкости кожи, к желаниям. Он невероятно властный и словно пытается наверстать все упущенные моменты за то время, что мы были бок о бок, но были не в праве получить больше, чем простые разговоры. Лёгкий укус в шею, скольжение языка, руки, сжимающие грудь, до смеси боли и наслаждения.       — Ты прекрасна… — выдох в изгиб шеи, заставляющий непрерывно покрываться сотнями мурашек.       Осторожно сдвинутое бельё в сторону и плавный толчок внутрь, срывающий с губ тихий стон. Чуть прогнувшись в пояснице, я закусила губу, чувствуя спиной его сбившееся от наслаждения дыхание. Демон, сводящий меня с ума одним знанием, что он существует… мой демон, мой искуситель. Движения осторожные, на пределе нежности и боли. Скользящие по телу тёплые руки, прохладная стена — контрасты.       Его ладонь скользнула по моему животу, поддразнивая, чуть надавливая на и без того распалённую плоть. Движения несколько ускорились, и я закусила костяшки пальцев, опасаясь издавать слишком громкие звуки. Почти животная бешеная страсть, теряющаяся в нежности, смывающая её. И в голове мутнеет от скапливающегося в теле наслаждения. Грудь прижимается к кирпичной кладке, и тело подрагивает от каждого сумасшедшего в своей глубине и порывистости толчка. Любимые губы шепчут слова, за которые я, как же иронично, продала душу Сатане. И тело отзывается на этот шепот, отзывается болезненной пульсацией, бесконечным желанием, чтобы он не останавливался…       — Геральд… — я застонала, извернувшись и вжавшись в его шею губами.       Снова сумасшедшее ускорение. Стиснутые пальцами бёдра ноют от острого желания двинуться навстречу, ощутить это вхождение снова и снова. Чувствовать в себе бесконечно долго, так же страстно, так же яростно.       — Моя…       Одно слово, сводящее с ума, которое я слышу каждый день своей жизни последний месяц, как молитву. Её заглушает только звук ударяющихся тел, соединяющихся на пределе скорости. Разрядка так желанна, так близка. Он находит мои губы, сминая их головокружительным поцелуем, врываясь в рот языком, удерживая голову за подбородок, выдыхая в них стоны, смешивающиеся с утробным рыком.       Кульминация накрывает с головой, вынуждая меня вскрикнуть, вцепляясь пальцами в стену до побелевших костяшек, до судорог и сломанных ногтей. Так сладко, так приторно получать то, к чему стремился, от того, к кому безумно давно тянуло. Он разливается внутри заполняющим жаром, заставляя прикрыть глаза в наслаждении. Мы содрогаемся, получая от мира то, что заслужили. Он — ожиданием, я — борьбой с собой и обстоятельствами. Любовь и страсть.       Сияющие алые сполохи в глазах, в которых я тону.       Улыбка в любимые губы:       — Только твоя…       Он вздыхает, упираясь лбом в мой висок, пытаясь восстановить дыхание. Сжимающие в объятиях крепкие руки притягивают к груди:       — Ты уверена, что готова на вечность со мной?       — Полностью…       Движение руки и перед моим лицом возникает маленькое колечко, зажатое в чуть подрагивающих от пережитого наслаждения пальцах:       — Виктория Уокер, я прошу тебя разделить со мной всё, что было и что нам еще предстоит… Выйдешь за меня?       Я с улыбкой скользнула в золотистый ободок безымянным пальцем, попав с пятого только раза под аккомпанемент его смеха.       — Тысячу раз «да»…