Еë тело, их тела

Блэк интересно, как вознесение изменило Грей. На своё собственное тело она насмотрелась сполна. И почувствовала тоже. Сколько раз жëсткие руки вцеплялись в волосы в тщетной попытке унять боль внутри? Сколько раз она колотила себя по фиолетовым венам на серой коже? Сколько раз пыталась вырвать из себя волосы? Она ненавидела своё тело так же сильно, как оно — еë. Остальным повезло гораздо больше. Уайту никогда не приходилось уничтожать свои же руки, Хром никогда не страдал от головной боли (хоть в его башке накопилось гораздо больше дерьма, чем у Блэк), а Грей… Что бы не потеряли Грей, они справляются с этим гораздо лучше кого-либо ещё. Но такие вещи сразу не делаются и Блэк изо всех сил подавляет поганое любопытство. Да и на что там смотреть? На белую кожу, на вздутые фиолетовым вены? Айвори милосердно обходится только с Медиумами. Могли бы и попросить Его дать своим Агентам тела получше. Но Блэк в Медиумов давно не верит. Блэк уже вообще ни во что и ни в кого не верит. Только в Грей. И она это знает и чувствует. Иначе Блэк бы еë и не пустила, а она не переехала бы к ней домой. Грей выходит из ванной, даже не одеваясь. Блэк хватает разума отвернуться, но она всë равно замечает фиолетовые вены на их лице. — Мы уже свои, — подмигивает она. Блэк бледнеет, и Грей улыбается. — Прости, если смутили. — А ты не церемонишься, — улыбается Блэк. Кто ещё, кроме неё, так легко открылся бы другому?.. Пусть даже они разделяют один долг и одну веру. Вот им Блэк не доверяет особенно. Кроме Грей. Она накинула на себя лëгкую футболку и шорты и присела рядом. Блэк очень хотелось просмотреть на то, как айвори изменило тело Грей, но и так это знала. Бледная кожа, фиолетовые вены по всему телу. Грей ещё повезло. Руки и ноги у них свои. — Я могу выйти из дома, когда ты будешь мыться. — Нет. Не стоит. Мне тоже не следует смущаться тебя. Грей долго-долго смотрит и кивает. Блэк понимает, о чëм её хотели спросить. Она непрямо ответила разрешением. — Я хочу раздеться, — добавила она. — Мне отвернуться?.. — Не стоит. Не… Стоит. Блэк себя знает. Не решится сейчас — не решится уже никогда. Но разве не Грей научили её решатся на такие глупости?.. Но сейчас её глаза закрыты и Блэк за долгое время хочется улыбнуться. А ведь она лишь сняла с себя футболку. Пусть даже давно отказалась от лифчика. — Смотри. Грей открыли глаза. — Тебе не холодно? — спросили они, смотря Блэк в лицо и не опуская взгляда на тело. — Не самый разумный вопрос, — пожимает плечами Блэк. — Наши тела не могут чувствовать ни жара, ни холода. А Блэк не может не чувствовать благодарности. Грей не задали самого сложного вопроса, на который ответить слишком, слишком тяжело. — Моë поганое тело тоже не может это чувствовать. Грей долго-долго смотрит в глаза, словно спрашивая, можно ли её коснуться. Блэк прикрывает глаза и выпускает вздох. Только их касания она готова терпеть. Может, даже… Она не успевает додумать. А ведь Грей касается не самого чуткого места… Не фиолетовых вздувшихся вен. Блэк благодарна и за это. — Айвори оставляет чистую кожу только медиумам, — говорит Блэк. — У меня тоже хватает таких вен. И поднимает футболку. Блэк думает, не слишком ли быстро они раскрылись ей, но не отворачивается. Грей не обманули. Блэк слишком хорошо знакома с рисунком своих вен. И теперь Грей открыли ей свой. Он ещё не потемнел от времени, но Блэк ни за что не позволила бы себе коснуться его. Но Грей берёт её руку и кладёт на своё тело. Вот так вот — спокойно, даже с улыбкой. Даже несмотря на то, что металл может оказаться холодным. Блэк подумала, что Хрому такое зрелище бы очень, очень понравилось. Он сказал бы, что их тела — это храмы, которые нужно почитать и уважать… И в этот раз его слова оказались бы бредом лишь наполовину. Тело Грей и правда храм, к стенам которого ей позволили прикоснуться. И тогда Блэк вновь ненавидит свои искусственные неповоротливые руки. Ненавидит — и усмехается. Сколько не стучи ими о стену, лучше они не станут. А Грей не торопит. И торопиться некуда. Жаль только, что фиолетовый металл совсем, совсем ничего не чувствует. Даже тепло бледной кожи. Даже фиолетовые бугры он едва-едва чувствует. Грей молчит. — У тебя красивое тело, — тихо говорит Блэк. Грей, конечно же, слышит. — Я рада, что тебе нравится. Иногда я… От него не в восторге. — Мне своё тоже не нравится. Не нравится оно мне почти всегда, — усмехается Блэк. — Ещё с тех пор, как вышла из Трансцендера. Руки сами поднимают одежду, являя Грей то, что осточертело Блэк давным-давно. Блэк царапала, рвала, резала, вскрывала непозволительно много раз эту серую поганую кожу… Но никаких следов на ней не осталось. Всë затянуло поганое айвори. Но если не помнит тело, то помнит разум. И поэтому Грей не трогает — только смотрит. И Блэк не хочет (пока) дать им коснуться. Ей и самой противно себя трогать, но она знает, что касания Грей будут совсем иными. Пусть они не пачкают свои руки об её кожу. — Знаешь, мне бы очень хотелось тебя обнять. Ты позволишь?.. Блэк смотрит вниз и почему-то ей очень, очень хочется улыбнуться. Она кивает, и всем чувствует осторожное тепло. Она не замечает, как смыкаются её руки на теле Грей. — Твоë тело так приятно обнимать, — шепчет она в самое ухо. «Значит, оно не такое уж и плохое», — думает Блэк, опуская голову на плечи. Ещё она думает, что тело Грей гораздо приятнее, но… Сейчас она хочет любить её, а не ненавидеть себя. И чтобы это мгновение длилось как можно дольше.