Цветочная корона

— Тебе идёт синее. «И живое». Отец не оценил бы сентиментальность Хорнет, да и мать нет-нет, а смотрит то ль с осуждением, то ль с непониманием. Хорнет уже игнорировать этот взгляд научилась, а он всё ещё пытается в ответ смотреть. И смотрит ведь! Долго-долго, так, что мать не выдерживает и отворачивается. Он ещё маску опускает, стыдно. Не всякий может саму Зверь смутить, но сосуд ведь не всякий. А Хорнет думает, что стыдиться тут нечего. Совсем-совсем нечего: пусть лучше стыдно будет матери, что она в нём не видит живую душу. Отец, по правде сказать, не видит тоже. И пауки гнезда. А Хорнет всё равно. Пауки говорят, чтобы она махнула на него, пустого, лапкой. Вылез не пойми откуда, а Хорнет подобрала. И не бросила бы, даже если б мать велела выставить его. Хорнет думает, что он и правда может быть пустым. Наверное, в него могло бы поместиться несколько букетов, но она, конечно, ни за что не будет это проверять. Гораздо лучше букеты украшают его голову-маску. Особенно голубые. Королева в своих садах ни в коем случае не обеднеет от того, что принцесса сорвала несколько цветков и даже украсила ими голову странного жучка. А он ничего против не имеет. Даже не поправляет лапками собственными, когда букет съезжает прямо на самые глаза. Но ничего: Хорнет поправить совсем не сложно. Не сложно ей и взять его лëгкую-лëгкую лапку в свою и вести всюду за собой: хоть в Садах, хоть в Деревне. И всякий жук, паук и цветок знает: вот он — маленький друг принцессы в своей маленькой цветочной короне, которую он придерживает лапкой. Но с собой он её не берёт. И Хорнет он не позволяет пойти за собой. Надевает только на большую уже голову венок, прижимается маской своей и смотрит, смотрит в самую душу. Слëзы у него не текут, но Хорнет знает — лишь потому, что он не может плакать. Наверное, потому-то она и плачет за двоих, позволяя слезам обжигать хитин. Она не говорит, что придёт за ним. И он не обещает ничего. Только голубые цветы светят чуть ярче. Может, лишь от слëз. Это был последний раз, когда она плакала. Не плачет она и теперь, когда только он мог бы стать свидетелем её слабости. Мог бы, но теперь от него осталась лишь оболочка. И маска его и в правду оказалась совсем пустой. Даже не верится, что и в ней была жизнь и чувства. Его Тень приняла (создала? пробудила) их в себе и это погубило его. Хорнет погубила его. Вряд ли он винил её в этом. Она садится рядом. Осматривает треснутую маску. Из-под её собственной едва-едва не вырывается вздох, но ей хватает сил его придержать. Нужно почтить его память, как и полагается всякому жуку. Он не был жуком, конечно, не был. И не нужна ему могила, чтобы его дух нашёл покой. Скорее всего, его тень уже вернулась в чрево ему подобных. Где не будет ни цветов, ни света. Может, даже памяти не останется ни о принцессе пауков, ни о её цветочной короне. А раз так, то и ей жалеть не надо. Он такой не один. Только на душе пусто теперь. И никто уже не украсит эту пустоту цветочной короной и не пробудит чувства. Но это ничего. В конце концов, теперь эмоции губительны и для неё тоже.