экспансия

       Каретка печати мигает частотой в секунду, пальцы на клавиатуре коротко подрагивают. Вижу напряженные бирюзово-синие вены на тыльных сторонах ладони, пожелтевшие от никотина ногти, ярко-выраженные костяшки на запястьях, шелушащуюся, пепельно-серую кожу и очертание лица в отражении монитора ноутбука. Под глазами синяки, расслабленная челюсть при ходящих ходуном желваках и пять сгнивших до основания зубов — задних, их не видно. Меня сушит амфетамин — в горле пустыня, на губах корки, в глазах слизистые выделения. Корки сдираю расслоившимися ногтями, тру глаза костяшками пальцев, каретка печати продолжает мигать.        По деревянному столу рассыпаны три дорожки цвета ванильного бисквита, пахнет прелостью, сыростью и испражнениями. Пора менять дилера — гандон бодяжит амфетамин с метилксантином, по ощущениям в носовых перегородках, пополам. В руке держу красную кружку из набора проклятого Nescafé десятилетней давности, наполненную дешевой водкой до сколотых краев. Пью, морщусь, запрокидываю голову, тру переносицу, сглатывая вместе с водкой горький наркотик.        Мне тридцать. Красный школьный аттестат. Красный диплом математического университета. Недолгая карьера в сфере кредитов. А потом он, Игнат, предложивший закинуться десятком Trigan-D на корпоративной вечеринке в первый раз. Была уверена, что наркотики — не мое, не возьмет, я же не слабачка какая-то. Итог: проданная за грамм амфетамина золотая медаль. Одиннадцать лет школьного обучения и тысяча часов подготовки к экзаменам стоили пять сотен рублей — дерьмовая сделка. Полумертвый кредитор во мне смеется до сорванного голоса.        Пишу жалкие рассказики «о вечном». Рассказики хотят жить вечно, а вот я — не очень. Хорошая фраза, нужно записать, пока сознание не перешло в фазу колосковой молотилки. Как это? Ну, сейчас объясню на банальном примере. Берем распечатанную на принтере фотографию (кстати, его можно обменять на пару доз — все равно краска закончилась) красивого женского или мужского лица. Смотрим, восторгаемся, завидуем и рвем к чертовой матери на мелкие фрагменты. Подкидываем над головой, кружимся под разноцветными конфети, берем метелку и собираем получившийся мусор в центре комнаты. Дальше интереснее: плюхаемся на пол, проклинаем ноющие суставы и затекшую поясницу и собираем мозаику. Как получится, непринципиально — на всё про всё минута. Любуемся мешаниной и восхищаемся шедевру. Спешно записываем получившийся результат или фотографируем — колосковая молотилка, запоминайте, ну, или мясорубка — кому что ближе. Фанаты Берроуза закатили глаза от настолько изощренного «метода нарезок».        Каретка печати продолжает мигать, порошок цвета ванильного бисквита скользит по пищеводу, подрагивающие подушечки пальцев ложатся на клавиатуру со стертыми буквами. Колосковая молотилка в голове выдает шедевр: ожившие персонажи страшных историй из плоти и крови надвигаются на ничем непримечательный австрийский городок. Из подножия гор вырываются йети, летучие мыши превращаются в голодных вампиров, недры океанов выталкивают обезумевших сирен, волки эволюционируют в оборотней, земная кора разверзается, расходится пластами, являя миру проснувшихся динозавров.        Творческих кризис исчезает, шейные позвонки холодит амфетамин, зубы стучат, пью водку, рождая шедевр. Я счастлива.