Плохая погода

Ледяной ноябрьский дождь громко и неприветливо барабанил по закрытым окнам и карнизам, собирался мелкими лужами на крышах и растекался зеркальным ковром вдоль темных асфальтных дорог. Поздняя осень в Америке дама своенравная, неприветливая, плаксивая временами. Она любит глинтвейн и старые фильмы, а еще запах пыли после дождя. В плохую погоду улицы напоминают паутинки жизненно важных вен города, обычно же - мерзкий встревоженный муравейник. Впрочем, даже в грозу на пешеходных зонах можно заметить небольшие пятна из черных зонтов. Они тоже куда-то спешат и торопятся, а по городу загораются фонари. Очередное такси останавливается возле одной из одинаковых многоэтажек, приоткрывается дверь. Дождь почти прекращается, моросит едва ощутимо. Мужчина, сидящий на заднем сидении, несколько секунд оценивает в зеркале лужи свое отражение и просит водителя отъехать чуть дальше. Испачкать ботинки и, наверняка, почти новые брюки тоже, будет весьма неприятно и, пожалуй, несколько обидно. До подъезда всего пара метров, но над головой все равно растекается кляксой черная ткань зонта. От уличного фонаря для столь позднего часа слишком мало света, приходится внимательно смотреть под ноги, перешагивая мелкие грязные лужицы. Утихший на время ливень возобновляется с новой силой. Громко хлопает подъездная дверь. Квартира встречает привычной пустотой. Немного душно, но исправление этого неудобства откладывается в долгий ящик. На часах без двадцати девять, совсем скоро позвонит ученик, относительно недавно свалившийся на голову, а до плановой лекции мужчина собирается разобраться со всеми делами. Во всем должны быть точность и порядок. В приоритете — душ и легкий ужин, но планы немного меняются с сигналом забытого в сумке смартфона. Одним движением сбрасывается напоминание. Среди последних контактов находится один безымянный, наиболее частый среди таких же, как он, безликих. «Дома. У себя» — пишет мужчина и, заблокировав телефон, снова убирает его подальше. Он свою часть договора выполнил, а значит можно и дальше идти строго по ранее продуманному плану. Душ немного снимает усталость, а после легкого ужина жить становится значительно легче. На часах без пяти одиннадцать, мужчина включает домашний ноутбук, открывает приложение скайпа. Уведомление о видео звонке приходит, как всегда, вовремя. Как только изображение окончательно настраивается, он вежливо приветствует школьника по ту строну экрана и начинает лекцию. Заканчивают они только к половине второго. В удобном компьютерном кресле усталость прошедшего дня накрывает новой, более сильной волной. Рука лениво тянется к отставленной на край стола чашке, но та оказывается прискорбно пустой. С губ срывается тяжелый вздох, но плестись на кухню все же приходится. В ожидании готовности напитка, мужчина проверяет сообщения в телефоне. Он знает, что несколько новых уже появились и висят непрочитанными. «Сегодня плохая погода. Нормально добрался?» — читается в самом раннем. Взгляд невольно переводится на не скрытое шторой окно. Осенью погода часто недобрая, но сегодня у нее, похоже, истерика: ноябрь рыдает ливнями, ветрами безжалостно разрывает в клочья яркие ковры из опавших листьев, хохочет громовыми раскатами. Атмосфера весьма к работе располагающая, так что в кофе добавляется немного коньяка. Исключительно для аромата. «У тебя снова лекция?» — второе сообщение остается без ответа. Слишком очевидно, чтобы тратить на него время. «Даже минуты для меня не найдете, доктор Ксено?» — в третьем, и на него все же приходится ответить. «Увидимся» — коротко и сухо, но Стэнли и этого вполне достаточно. Они оба люди неразговорчивые. Ксено ценит тишину и сосредоточенность, что дарит одиночество. В приоритете у него наука и исследования, все остальное дожидается своего времени. Впрочем, Стэнли, так же относящийся к этой категории, своего времени ждать не собирается. Переступая порог чужой квартиры, до легкой боли сжимает сильными пальцами запястья ее хозяина и целует совсем по-собственнически. Ученый недовольно морщится, не выносит запах табака, но и с ним и с присутствием в своей жизни Снайдера готов смириться. На время, конечно. Стэнли — собственник, и порой это сильно действует на нервы. Так что пока офицер на очередном задании, молодой ученый без зазрения совести всю ночь жжет подорожавшее за этот год электричество и позволяет себе очередную измену, не боясь быть с поличным пойманным. Только вот Стэнли все равно знает, что он у Ксено не единственный, но к двум другим постоянным любовницам не ревнует. Смотрит лишь иногда осуждающе, когда расслабленный после близости и принятого душа, ученый находит в себе силы отдаться еще и им — науке и бессоннице. Ксено открывает файл с материалами для новой статьи, внимательно вчитывается. Эту ночь он планирует провести продуктивнее тех, что проходили в компании любовника. Жаль только, что надолго его все же не хватает. Сказались первые две почти бессонные ночи, и к четырем утра его накрывает дремота. Впрочем, долго спать, сидя за столом, все равно не получается. Окончательно Ксено просыпается от непонятного шороха в коридоре. Незваный гость даже не пытается быть тише. Вешает в шкаф темно-зеленую парку, ставит ботинки на обувную полку, после поднимает взгляд на стоящего в дверном проеме ученого. — И зачем ты здесь? — сухо интересуется он. Опирается спиной о дверной косяк, скрещивает на груди руки и ждет ответа, вполне очевидного на самом деле. — Закончили раньше, — устало выдыхает Стэнли. Подходит ближе, слегка оттягивает в сторону воротник светлой домашней рубашки и ощутимо прикусывает нежную кожу на выпирающей ключице. Ксено недовольно морщится, после уверенно отталкивает от себя Снайдера. Уходит в лоджию, бросив что-то про душ и кофе. Стэнли послушно плетется дальше по коридору. Гении, похоже, сегодня тоже не в духе, точно как и погода на улице. Они, между прочим, довольно долго не виделись и такого полусонного и непривычно растрепанного Ксено хочется завалить на любой подходящей поверхности и хорошенько оттрахать. Так, чтобы колени разъезжались от слабости, чтобы не было сил привычно язвить и выкобениваться почем зря. Стонать и задыхаться от удовольствия Стэнли ему, может быть, разрешит, зависит от его поведения. Ксено не любит подчиняться приказам, а Стэнли нравится медленно ломать напускное сопротивление. Их роли давно распределены и все происходящее с момента открытия двери всего лишь мучительно долгая прелюдия. Сегодня она завершится заведенными за голову руками. Хватка у Снайдера твердая; на бледных запястьях к вечеру наверняка расцветут сероватыми кляксами цветы синяков. «Это омерзительно пошло» — скажет Ксено и скроет их манжетами кипенно-белой, тщательно выглаженной рубашки. Стэнли нравится его стиль в одежде. Накрахмаленный воротник неизменно прижимается к шее петлей галстука и никто из посторонних не догадывается о метках, что цветами распускаются на тонком соблазнительном теле. Снайдер еще ни разу не посчитал нужным сдержаться. Ксено ни разу не подумал о том, чтобы его остановить. Оба знают, что он не фарфоровый и многое вполне готов выдержать при правильном обращении и получении удовольствия по окончанию действия. В коленно-локтевой худые бедра выглядят в разы соблазнительнее. Стэнли крепко сжимает их пальцами на первом, еще неглубоком, толчке, оставляя краснеющие следы от впивающихся в кожу ногтей. Мужчина под ним болезненно стонет, сжимает до побелевших костяшек измятую наволочку и сильнее прогибает спину. Ему больно, но говорить об этом пустая трата времени. У него есть время свыкнуться с болезненными, тянущими ощущениями внизу и немного расслабиться. Снайдер не спешит, длинными пальцами зарывается в растрепанные волосы, тянет наверх взмокшую челку и касается губами участка кожи между сведенными лопатками. — Ты там не сдох, случаем? — сдавленно выдыхает мужчина, осторожно двигая бедрами. — Или трахаться совсем разучился? — Не волнуйся, — усмехнувшись, шепчет Стэнли, давит ладонью ему на затылок, не допуская лишних движений. — В таком случае, мы научимся всему заново. С губ Ксено срывается первый продолжительный стон, а Снайдер нервно выдыхает сквозь стиснутые зубы и немного приходит в себя. Упирается лбом в шероховатую стену душевой кабины и доводит до конца начатое. Сперма на черной панели выглядит совершенно непривлекательно, поэтому быстро смывается холодной водой. С ее же помощью стираются остатки эротической фантазии. Мужчина вздыхает: Ксено, что реальный, что вымышленный — редкая сволочь, которая не переносит подчинения. Стэнли уже привыкший и принимающий все заскоки любовника. В лоджию он входит с двумя чашками кофе в руках. Одно из окон настежь распахнуто и Стэнли после принятого душа немного холодно. Осторожно ставит чашки на узкий столик, после чего опирается спиной о подоконник и с удовольствием закуривает. Первая затяжка самая лучшая. Жжется на языке, пробирается в легкие тяжелой горькой волной. Снайдер прикрывает от удовольствия глаза и расслабляется. Впрочем, он едва успевает сделать еще две затяжки, прежде чем тонкие пальцы вытягивают тлеющую сигарету из его губ. — Ты не куришь, — констатация факта. Зажигалка щелкает еще раз, подпаливает конец второй сигареты. В пачке осталось совсем немного, но до следующего дня продержаться возможно, если, конечно, своевольный ученый вновь не решит изобразить из себя графа Леопольда де Ротшильда. — Верно, — выдыхает Ксено белесым дымом и резким движением тушит в пепельнице недокуренную сигарету. Делает глоток горького кофе и задумчиво смотрит в окно. На часах почти двадцать минут седьмого. Город начинает стремительное пробуждение. — Заканчивай это бесполезное занятие, — тянет мужчина, на его губах вновь расплывается привычная усмешка. От прошлой задумчивости не осталось и следа. — Мы, пожалуй, давно не виделись. И мне, знаешь ли, интересно узнать поподробнее о твоих фантазиях в душе, на практике, так сказать. — О чем ты? — Стэнли понимает, что они оба просто ломают комедию, но отказываться от этой игры просто не хочется. Так интереснее, живее что ли. — Ты задержался на триста семьдесят восемь секунд, — мужчина подходит слишком близко, смотрит в чужие глаза и читает их обладателя, как открытую книгу. Смеется, скотина. Ему определенно это доставляет удовольствие. — Не разочаруй меня, — тянет Ксено, расстегивая пару верхних пуговиц на рубашке. Стэнли затягивается слишком глубоко и, чувствуя новую волну возбуждения, посылает к чертям ненужную сейчас сдержанность. За окном просыпается город, а поздняя осень вновь истерит и хохочет громовыми раскатами.