Страшная сказка.

Это были последние солнечные дни. Холодные, дождливые, но солнечные. Ренэсми проснулась рано, когда только начинался рассвет, села на кровати, и, поджав ноги, уставилась в окно. Она не любила просыпаться утром по одной просто причине – никто не знал, что ждёт их дальше. Сколько бы власти не твердили о том, что стена крепка и её не пробить, Эсми не верила. В каждой стене есть слабая сторона. И однажды эта сторона даст трещину. Они жили в Шиганшине недавно. После свадьбы родители выделили им денег, да друзья помогли чем смогли, вот и перебрались в отдельный небольшой домик на окраине. Ренэсми выступала в местном театре, исполняя какие предложат роли, Петер составлял макеты новых устройств пространственного маневрирования и отправлял их в Сину. Жили небедно, по крайней мере по меркам Шиганшины, Ренэсми подрабатывала шитьём на заказ и продажей трав и ягод, Петер сочинял для театра песни. На существование не жаловались. Когда они только познакомились, всё было иначе, и жизнь здесь была хуже. С годами всё улучшилось, пришло в норму, и город расцветал. Петер даже шутил, что при таком благополучии титаны не появятся ещё лет сто. Он всегда шутил, когда не знал, как успокоить молодую супругу. Эсми предпочитала верить ему и не думать о титанах. Пять лет назад за стенами погиб её отец. Рэнесми перенесла это тяжело, долго не вылезала из депрессии, начала курить. Она практически перестала выходить из дома. Нет, она в свои подростковые годы не загорелась свойственной подросткам местью. Она просто смирилась. Смерть отца так или иначе была бы неизбежна – со многими солдатами легиона такое случалось. Они умирали, никем не запомненные, их семьям привозили похоронки и скромные нашивки с кожаных курток, а тела сжигали или отдавали на корм титанам. Очень редко то, что осталось от солдат, привозили в город. От отца Ренэсми получила кусок плаща и часть руки. Как сказал ей капитан, «он умер как герой». В тринадцать лет Эсми думала, что умереть героем – значит самоотверженно влезть в битву с пятью титанами сразу. К девятнадцати годам она поняла, что героями были все из легиона. Молчаливыми, забытыми героями, чьи имена не писали на братских могилах. Героями, которые оставались только в сердцах их матерей, детей, вторых половинок. Они были в каждой семье. О них не говорили. Их называли «пушечным мясом». Но Рэнесми знала, что они были солдатами. Рэнесми… Её назвал так отец. Он всегда был рядом с ней и одновременно далеко. Она помнила его белое, сухое лицо, голубые раскосые глаза и светлые волосы, очки в хлипкой оправе и испещрённые шрамами руки. Когда отец уезжал за стены, с ней оставались бабушка и дед – вторые по значимости для девушки люди. И, сколько бы ей не говорили о матери, она совсем не запомнила её – женщину, пропавшую из жизни сразу после рождения. Первое воспоминание – папа качает её на руках, и она заливисто смеётся, протягивая к нему руки. Папа. Белый человек, как называла она его в детстве. Человек, отдавший двадцать с лишним лет своей жизни на чужое спасение. И на её тоже. Если бы не он, была бы она сейчас жива? Спорный вопрос. Умер уже тот капитан, что курировал отцовский отряд, погибли почти все его друзья, но Рэнесми помнила. И – самое главное – она смогла похоронить отца. Он не стал заложником безымянной братской могилы. Она исполнила его посмертную просьбу, и это хоть немного сгладило боль. Раньше она носила фамилию Шеффер, но после замужества стала Цайберг. «Не важно, Эсми, какая у тебя фамилия», -- говорил её отец. – «Важно быть человеком». А человек, как за девятнадцать лет жизни поняла Рэнесми, существо очень хрупкое. Его легко уничтожить, стереть с лица земли. Хуже всего, когда человека не помнят. Тогда он исчезает окончательно. Недалеко от их дома находилось кладбище – Рэнесми и Петер каждый день слышала звон колоколов близлежащей церкви, надрывные крики и плач. Когда-то Эсми была на этом кладбище – там она похоронила отца. Ей запомнились больше всего две могилы: мальчика и солдата. На первой сиял выбитый в камне портрет ребёнка лет четырнадцати. Он улыбался, сжимая в руках букет цветов. Эта могила утопала в венках и игрушках. О ней помнили. Могила солдата была пустой. Она не увидела даже его имени. Просто солдат. Один из тысячи безымянных. Не было даже фотографии. Его не помнили, но девушка хорошо видела его похороны. Тащили безжизненное тело под вечер, торопливо закапывали, ставили дешёвый и скупой крест. Солдат… кем же ты, солдат, был? Неужели у тебя никого нет? – Страшнее всего, малышка, когда хоронят детей. – говорил ей отец. – А почему их хоронят, папа? – Дети, милая Рэнесми, тоже умирают. Ей в память запал этот разговор. Дети тоже умирают, Рэнесми. А ты думала, что они вечны? Тот день, когда они говорили о детской смерти, был самым тяжёлым днём за всё её детство. Страшно смотреть, как на могиле ребёнка рыдает безутешная мать. Ещё страшнее, когда вместо матери у креста сидит отец. Они пришли тогда на кладбище, долго ходили меж могил, пока не остановились у длинного, тонкого, выточенного из камня креста с висящим на нём портретом мальчика, удивительно похожего на папу и на Эсми одновременно. Она спросила: «Кто это, папа?». Он ответил ей коротко и тихо. «Это твой брат, Рэнесми». Она помнила про него немного, но любила той трогательной любовью, что присуща лишь детям и сумасшедшим. Брат. Её двойняшка. Больной аутизмом мальчик, погибший в лесах за стенами, среди титанов и остатков деревень. Как он ушёл туда? Где скитался? Как он умер? Она никогда не спрашивала отца об этом, но почему-то догадывалась инстинктивно сама: его сожрали. Эти мерзкие, страшные существа против одного беззащитного, робкого, напуганного мальчика. Отец искал его три ночи. Вернулся один, лишь принёс его любимую игрушку и рваные остатки одежды. Рэнесми поняла тогда, что это конец. Сначала они потеряли Даггера. Через месяц за стенами тихо ушёл отец. Две смерти в один год скосили её. Да любого бы скосили, на самом деле. Рэнесми курила и плакала, плакала и курила, и для неё, кажется, весь мир перевернулся в одночасье. Она зареклась мстить – не в её духе. Она хотела за стены по другой причине. Детская частичка её сознания верила в то, что брат ещё жив. Конечно, она его не найдёт, но нужно хотя бы увидеть место, где он погиб. Отец описывал его как лес у реки. Она найдёт. Но это было мечтой, недосягаемой и далёкой. Реальность была другой. В реальности Рэнесми не служила в разведке. В реальности Рэнесми боялась титанов и смерти. Она никогда бы не вышла за стены. Даже если остановится солнце. Страх был сильнее здравого смысла и желания узнать о последних минутах жизни брата и отца. Страх пробирался внутрь, не позволяя даже и допускать мысли о вылазке за стены. Поэтому Рэнесми просто жила. Существовала за стенами, зная, что когда-нибудь они сломаются. А если они сломаются, появления титанов не избежать. Они умрут. С перспективой смерти девушка уже смирилась. Все люди умирают. Просто кто-то раньше, а кто-то позже. Это нужно принять. Рэнесми проснулась рано. Сегодня она планировала сходить на рынок, а оттуда пройти к брату на кладбище. Ей и не нужно было что-то ещё. Протекающая однообразно жизнь начинала приедаться, но это всяко лучше, чем титаны и смерть. Она встала с кровати, окинула взглядом ещё спящего мужа и пошла умываться. Холодная вода немного взбодрила и привела в чувство. Рэнесми посмотрела в окно. Солнце медленно, лениво поднималось из-за стен. Скоро закричит первая птица. Когда она чистила картошку, солнечный диск замер над крышами домов. Но ей было не до солнца – надо сделать завтрак, накормить мужа и проводить его до стен, чтобы Петер получил новые чертежи и доработал их. За окном было шумно и гулко. Проснулись люди, которые теперь снова туда-сюда по улице, лаяла собака. Город жил. Рэнесми подумала немного и задёрнула шторы. Ей не хотелось смотреть на радостных соседей, не осознававших скоротечность жизни. Она порезала палец, выругалась и отложила нож на столик. Рэнесми бинтовала руку, а солнце всё ещё стояло над крышами, не поднимаясь дальше. Впрочем, она не смотрела в окно. Разве что мельком в зеркало – на свой силуэт. Она была низкая, коротко стриженная и совершенно не фигуристая. Носила одежду мужа, волосы всегда обрезала под ёжик, чтобы не мешали. Обычный человек. Конечно, она не нравилась соседям, но почему её должно это заботить? Рэнесми натаскала воды, включила плиту и принялась жарить картофель. Попутно она нарезала салат. К обеду нужно будет сделать мясо. Кажется, у них ещё оставалось. На кухню неслышными шагами прошёл муж. Запахло табаком. Эсми, не поворачиваясь, помахала ему, он поцеловал её в макушку и вышел во двор. Пускай курит. Не от хорошей жизни люди начинают. Рэнесми разложила картофель по тарелкам и дала ему остыть, налила в стаканы молоко, положила к картофелю салат и села ждать, когда вернётся Петер. Он пришёл какой-то сам не свой, слишком уж задумчивый и серьёзный. – Что такое? – она встала из-за стола. – Доброе утро. Он посмотрел как-то странно, из-под полуопущенных ресниц. – Солнце остановилось. Сначала ей показалось, что это шутка. Она отложила в сторону кухонное полотенце и выглянула в окно. Солнце замерло. Оно не двигалось, от него уже не исходило света. Казалось, что ещё немного, и оно вообще потухнет. Стало вдруг ужасно страшно. Рэнесми захлопнула ставни, дёрнулась в сторону Петера, стоящего у стола с самокруткой в руке. Что это? Начало конца? Апокалипсис? По спине пробежали мурашки. – Это не может быть солнцестояние. – Петер даже не садился есть. – Не может быть. Это что-то другое. – Солнцестояние через две недели. – согласилась Рэнесми. – Может, нам просто показалось? – Обоим? Мы ещё не сошли с ума, Эсми. Они молча позавтракали. Рэнесми вымыла посуду, прибралась на кухне, покормила бездомных котов, немного поиграла с соседскими детьми, а после вернулась в дом. Солнце всё это время стояло неподвижно. Кажется, у них с Петером и правда поехала крыша. Иначе объяснить это просто не получится. К пяти часам на улице раздался странный грохот. Они только-только уединились в комнате, жарко целовались, забыв вообще об этом солнце, когда странно затряслась мебель. Рэнесми ощутила, что их немного приподняло над землёй. «Это землетрясение», -- подумала она. – «Это просто землетрясение». Какие землетрясения? В их краях? Да она просто врёт сама себе. Петер отстранил её и прошёл на балкон. Вернулся минуты через три, кинул торопливое «собирайся» и распахнул шкаф. И Рэнесми поняла. Солнце остановилось не просто так. Оно замерло потому, что титаны проломили стену. На улице пока что было тихо. Крики доносились издалека. Эсми торопливо собрала самые дорогие вещи, запихнула их в большой мешок, и они с Петером выскочили из дома. У них была договорённость: если придут титаны – прятаться в пещерах до эвакуации. Они не успели. Титаны шли со стороны кладбища. Рэнесми замерла, не зная, что делать теперь. Петер дёрнул её за руку. Они побежали в сторону ворот. Она никогда не видела его таким напуганным. Даже слышала, как колотятся синхронно их сердца. Оставить вот так дом, работу, привычную жизнь… она не была готова. Титаньи шаги слышались всё ближе и ближе. Рэнесми начала молиться вслух, громко, почти что крича. Ей было страшно. Они бежали достаточно долго. Рэнесми стоптала себе ноги, уже перестала считать часы, даже не молилась больше, а улицы всё заполнялись и заполнялись людьми. Добежав до пустой подворотни, через которую можно было сократить путь, они остановились перевести дух. Эсми села на корточки, опустила голову и притихла. Петер дрожащими руками достал самокрутку и закурил. Где-то рядом послышался детский плач. К ним подошла пожилая женщина в платке и со свёртком в руках. Рэнесми подняла на неё глаза. Из свёртка доносились истошные рыдания. Кажется, она несла им ребёнка. А может, просто уходила с ним подальше от титанов. Петер шагнул чуть вперёд, навстречу женщине, уже собираясь помочь. Та отрицательно мотнула головой. – Возьмите малыша. – сказала она. – Так больше вероятность, что вас пропустят на корабль. – А вы? – Я, ребятки, боюсь, не добегу. Рэнесми забрала у неё ребёнка. – Это девочка? – Мальчик. Сын моей дочери. Она очень плоха, я не могу оставить её. Ну да ладно. Я своё уже отжила. Позаботьтесь о нём, я вас прошу. – Обязательно. – Петер выкинул окурок. – Пойдём, Эмси. До свидания. Они побежали дальше. С ребёнком было тяжелее, но ни Петеру, ни Рэнесми не пришла в голову идея оставить его. Теперь это, как-никак, их ответственность. Когда они добрались до ворот, там уже толпились кричащие, паникующие люди. Стали протискиваться вперёд, лишь бы поскорее спастись. Они оба были трусами и оба хотели жить. – Сейчас проходят только семьи с детьми и старики! – бородатый офицер расталкивал толпящихся. – По очереди! Петеру и Рэнесми несказанно повезло. Этот мальчик появился в их жизни не просто так. Ребёнок оказался на удивление спокойным: не кричал и даже не плакал, просто спокойно спал. И как он так быстро успокоился? Они встали в очередь. Перед ними была пожилая пара, а сзади – девушка с малышом. Петер смотрел куда-то на небо. – Если они с другого бока стену пробьют, мы не успеем убежать. – сказал вдруг и повернулся к Рэнесми. – Точнее, я не успею. Ребёнка сбереги. – Ну и мысли у тебя, конечно. Не нагнетай давай. – ответил ему старик. Петер замолчал. Когда подошла их очередь, он не проронил ни слова, лишь спрятал руки в карманы. Рэнесми назвала их фамилию, ласково прижимая к себе малыша. – Как зовут ребёнка? Петер кашлянул. Рэнесми притихла. Они не придумали имя. – Ну? Или не ваш? – Даггер. – Петер говорил тихо, но холодно. Возрази ему этот офицер – впечатал бы в стену. – Так и запиши: Рэнесми и Петер Цайберги и их сын Даггер. Проходите. Отойдя от военной полиции, они оба успокоено выдохнули. К кораблю также была небольшая очередь, Даггер спал, и Рэнесми вдруг поняла, что не знает, чем его кормить. Старуха не дала им ничего. А потом вдруг сообразила: сзади них ведь была девушка с младенцем. Она как-то незаметно прибилась к их паре. У неё Эсми и спросит, когда они погрузятся. Когда корабль отплыл, стало чуть спокойнее. Громко заплакал ребёнок. Петер сел у стены и зарыдал. Эсми вместе с попутчицей стояли и смотрели на берег. Девушка укачивала малыша. – Как его зовут? – спросила вдруг Рэнесми. – Томас. – А ваш муж? – Он служит в легионе разведки. – Сочувствую. Тишина. Рэнесми нечего было сказать больше. Она закурила, передала Даггера трясущемуся от нервов мужу, и уставилась вдаль. Над головами кричали чайки. Раздался грохот. Титаны пробили вторую часть стены Мария.