Гелиос

      Не выделяясь ни словами, ни поступками, Юкио по-настоящему уважает ярких и открытых людей. Тех, кто умеет решать и свои проблемы, и чужие. Кто своим голосом и светом заглушает пугающие мысли и прогоняет одиночество.Он любит отважных людей, без страха заглядывающих прямо в пасти своих внутренних монстров. Рядом с ними он ощущает себя по-настоящему в безопасности.       Когда Юкио впервые видит Рюсуя, ему кажется, что он оглох и ослеп. Его слишком много, он одновременно везде и говорит так, что слышно во всех концах деревни. Юкио думает, что им не нужно электричество — Рюсуй работает лучше любого генератора и освещает их богом забытую землю даже в ночное время. Он напоминает своим сиянием Солнце, и Юкио уверен — к ним спустился сам Гелиос, и теперь не будет больше ни тьмы, ни злобы в человеческих сердцах. Он жалеет, что они не были знакомы до окаменения.       Рюсуй — один на сто миллионов. Таких жадных, идущих напролом, любящих всех и вся — единицы. Юкио чувствует, что сорвал небывалый джекпот на встрече с ним. От Рюсуя пахнет морской солью и свежесрубленной древесиной, и это почему-то успокаивает, помогает держаться на плаву, когда от ночных кошмаров становится совсем тошно. Впервые за долгое время у Юкио спокойно на душе. Он знает, что Рюсуй не даст никому умереть, а значит, ему больше не придется плакать, проклиная себя за беспомощность. Он верит в Сенку, но за Рюсуем пойдёт в самое пекло ада — и вернётся.       Рюсуй не может принадлежать никому — такой уж он человек. Он — сын свободы и брат моря, и ничего с этим поделать нельзя. От осознания этого Юкио вдруг становится нестерпимо грустно, ему хочется залезть в подлодку и остаться там наедине с тихим шепотом приборов. Но подлодки нет, зато есть много работы, и Юкио заставляет себя уйти в неё с головой — меланхоличности тут не место и не время.       А ещё у Рюсуя шершавые ладони и взгляд, полный нежности. Юкио понимает, что так он смотрит лишь на него одного слишком поздно, чтобы прятаться за привычной колючей стеной отстраненности, но как раз вовремя, чтобы ответить тем же. И он отвечает — тянется к чужому свету всей своей израненной душой, касается губами трещин на пальцах, перебирает светлые пряди, целует веки. И говорит — столько, сколько не говорил ни разу в жизни. Сбивчиво шепчет обо всём, что по ночам сдавливало легкие тисками, отравляло сны и стирало в пыль волю к жизни. В такие моменты Рюсуй молчит, а когда Юкио засыпает, едва слышно называет его своим морем.       Несчастное одинокое сердце ещё не знает, что стало тайной гаванью для сияющего бога солнца.