Его зовут Лукас

«Прошлой ночью мне снилось, что я вернулась в Мэндерли»… Не знаю, почему строчка из скучного романа, так любимого моей мамой, не выходит из головы уже долгое время. Наверное, все дело в кошмарах, когда я снова оказываюсь в лесном домике и вижу перед собой дуло пистолета, слышу противный стук железа о голову убийцы и мчусь на байке, вплотную прижавшись к Лукасу. Я не рассказываю о своих снах — да и некому, мы с Лукасом договорились хранить случившееся в тайне. Не хочу лишний раз напоминать. Ему и так страшно — кажется, намного страшнее, чем мне. Лукас похож на тень — бледный до такой степени, что его легко принять за вампира. Когда он идет мне навстречу по школьному коридору, кажется, что лучи солнца, заглядывающие в окна, пронзят его насквозь, и он упадет, сломленный даже такой эфемерностью. Но он вместо этого толкает меня с громким: «Уйди, пидор!» Почему? Потому что Лукас не гей. И мы не были вдвоем в лесу, я не целовал его светлые ключицы, пьянея от осознания того, что он рядом. И он не начинал дрожать от прикосновения моих рук к его спине, задыхаясь и шепча между поцелуями: «Ты же никому не скажешь»? Он и про убийства не хотел говорить только потому, что тогда узнали бы, что Лукас Волденбек был с парнем при вполне определенных обстоятельствах. А Лукас Волденбек, как я уже упомянул, не гей… Он просто до нереальности красив — с шелковыми светлыми волосами, так редко появляющейся широкой улыбкой и комком противоречий, из которых состоит насквозь. Иногда, когда я могу отвлечься от воспоминаний о наших вчерашних поцелуях и мечтах о завтрашних, я задумываюсь — что его пугает больше? Убийца, который расправился с парнем из школы и его подружкой только потому, что на нем оказалась куртка, в которой я был в ту ночь, или же перспектива раскрытия нашей странной связи? Что делает его нервным, дерганым, вздрагивающим, как струны расстроенного инструмента? До той ночи он таким не был — или был, но не настолько явно… Иногда мне становится смешно. Ну, какие у Лукаса проблемы? Кроме меня и бродящего на свободе неизвестного, горящего желанием расправиться с нами. Его обожает отец, успехи в гонках на мотоцикле замечены потенциальными спонсорами, рисующими перед ним блестящие перспективы. Конечно, как мне понять Лукаса! Мать-наркоманка, у которой меня отобрали, запретив видеться, приемная мать-шериф, изо всех сил старающаяся быть идеальной во всех сферах и отношениях; ее муж, который, кажется и сам не понимает, где находится и что и зачем делает… А еще школа — место постоянных перешептываний за спиной, толчков и пинков. Но все это неважно, пока я могу видеть Лукаса — пусть кричит, обзывается, отрицает свою сущность, пугается собственной тени… Просто когда он прижимается ко мне и отвечает на поцелуи, я готов простить все. За то, что он рядом. Хотя бы иногда. И что когда-нибудь мы сможем дойти до конца. Я снова в лесу — конечно, далеко от домика, где мы стали свидетелями преступления, и совсем с иной целью. Лукас опять сорвался на днях — кричал, что нас убьют, увидят, что ненавидит меня, проклиная день, когда я приехал сюда. И с того момента демонстративно проводит каждую свободную минуту в школе и после занятий с Роуз. Кажется, он задался целью показать всему миру, что у них страстные отношения. Стоило только кому-нибудь, в особенности мне, показаться в зоне его видимости, как он тут же хватал свою подружку и начинал с каким-то ломаным остервенением запихивать язык ей в рот. Не знаю, кому как, но лично мне было горько и смешно одновременно — что и кому ты пытаешься доказать, Лукас? Ты можешь обмануть меня, убийцу, который идет по нашим следам, влюбленную Роуз, но ты не обманешь самого себя… Но если для тебя это так важно, я помогу. По-своему. Никто не усомнится в правоте твоих слов. А я потеряю не только тебя, но и вероятный шанс на спасение в будущем. Потому что, если бы нас было двое, он хотя бы был… Ждать вас пришлось недолго — ты обнимал Роуз, но даже дураку было бы понятно, что это ничего не значит. От слова «совсем». И потом, когда она распласталась на тебе, а ты лежал, запрокинув голову назад так, что в твоих глазах отражалось небо, соперничая с яркостью топазового оттенка, я понимал, что ничего не получится. Тебя не было. Похоже, что даже твое тело там не присутствовало, как бы парадоксально это ни звучало — иначе, почему оно не реагировало на словно позаимствованные в низкопробном порно стоны Роуз? Продолжай врать, Лукас. Не во мне дело. И даже не в камере, которой я снимал каждый момент вашего свидания — как ни странно, в объективе таковой все выглядело не настолько безнадежно. Но я-то знаю! Когда тебе на самом деле было хорошо, выражение лица становилось совсем другим — одновременно жестче и мягче. И ту дрожь, которую я мог вызвать одним касанием, тебе не удастся сыграть перед изображающей искушенность Роуз. Она не знала, как и насколько нужно задержать руку на твоей обнаженной спине, не могла поймать момент, в который нужно резко прижать тебя и наблюдать за выражением муки на лице, не позволяя сделать то, чего тебе сейчас хочется больше всего на свете. Можешь не подходить больше ко мне — я почему-то думаю, что так и поступишь. Но и Роуз рано радоваться — ты никогда не достанешься ей, да и любой другой девушке тоже. И тайное злорадство от того, что у вас ничего не вышло, тоже было приятным. Не буду отрицать, что я не раз пересматривал это видео, не в силах оторвать взгляд от несколько растерянного выражения твоего лица. Когда все вы были на улице, где ты демонстрировал трюки на новом мотоцикле, я нажал «отправить», и вся компания получила сообщение одновременно. Помню охи и ахи и горделивое «ну да, я же говорила, что у нас было» от Роуз. Меня это слегка задело — почему-то думалось, что она смутится и покраснеет. Но это, видимо, не про нее, а я ничего не понимал в девушках. И не хочу понимать… Но я знаю тебя. Именно поэтому я отвел непонятные, нереальные, привидевшиеся тебе подозрения. Теперь никто не подумает ничего подобного — видео выглядело оборванным на самом интересном месте. Конечно же, никто не знал, что оно от меня. В глазах всей школы ты спишь с Роуз — нормальный парень, как и все. И можешь окунаться с головой в гетеросексуальные отношения — попробуй забыть все, что видел в лесном доме, и жить дальше. Меня тебе забывать не потребуется — ты снова и недвусмысленно дал мне это понять. И уже не важно, верю я тебе или нет. Если ты сам себе не веришь. А я… Стану примерным приемным сыном шерифа Торренс, снова понадеюсь, что моя настоящая мама на этот раз удачно пройдет курс лечения от наркозависимости. Не буду обращать внимание на презрительные насмешки в школе и подтяну свои хромающие оценки. Сделаю вид, что очень стараюсь быть полноценной частью своей новой семьи. И перестану думать о тебе… Говорят, мозг может заблокировать травмирующие воспоминания — если бы можно было выбирать, от чего бы я предпочел избавиться? От щемящего сжатия чего-то внутри, когда твой мотоцикл резко взлетает в воздух, или от захлестывающего чувства обиды, когда ты снова кричишь, что я тебе не нужен? От испытующего взгляда Хелен, которая уверена, что я что-то скрываю — интересно, с чего бы это? Смерть нескольких человек, которые цепочкой потянули за собой страшные события, совсем не считаются… Все как-нибудь наладится, пазл сложится в причудливую картинку. Что-то будет. Не может не быть. Наверное, если бы я по совету психолога взялся вести дневник, на его первых страницах мне стоило бы представиться? Если так, я Филипп Шей, и у меня очень мало шансов дожить до своего следующего дня рождения. Потому что по моим следам идет убийца. Но это волнует меня гораздо меньше, чем то, что я до безумной дрожи и потери разума, силы и воли влюблен в Лукаса Волденбека.