Метки

С чего всё началось? Пожалуй, то были золотые глаза. Но не абы кого и не абы какие. Одни ловили в том медовом золоте искрящееся озорство, другие — обжигались пламенем первобытной ярости, а для третьих оно таило в себе робкую любовь и беспрекословную покорность. Ник же видел в нём нечто иное: вязкую массу из заинтересованности, искреннего любопытства и… кое-чего ещё. Им буравили спину, смотрели в упор. Раз за разом это невольно внушало страх и неимоверное желание провалиться сквозь влажную землю. Спустя несколько дней купель неловкости пополнилась прикосновениями, обличающими далеко не дружеские намерения. Питер цеплял особенные моменты — моменты одиночества и меланхолии — и тогда мог подойти, двусмысленно коснуться плеча, шеи или спины Ника. Провести по ним загрубевшими подушечками пальцев, задержаться на пару секунд, а после отойти, напоследок одарив очаровательной улыбкой. Ник искренне не понимал, чем его скромная персона заслужила такое внимание. Он практически не выделялся среди других, разве что своей неопытностью на поле боя и зудящим желанием поскорее вернуться домой. К тому же, Ник являлся особью исключительно мужского пола, но Предводителю Дьяволов, по-видимому, было плевать на сей факт. На достигнутом Питер не остановился: теперь Нику волей-неволей предстояло больше времени проводить с ним. Остроухий начал чаще выбираться с группой своих подопечных — в числе коих был и Ник — за провизией. А как-то раз даже позвал мальчишку принять участие в своеобразной экскурсии по безопасным местам острова. Там это и случилось впервые. Ник запомнил произошедшее ясно, как день: они устроили привал на опушке, усеянной холодными невзрачными камнями, непринуждённо болтали о всякой чепухе, и, когда Ник окончательно расслабился, Питер бесшумно приблизился и позволил себе такое, отчего у Ника и по сей день красуется отметина на коже с правой стороны шеи. В мозгу явственно отпечаталось всё до мельчайших деталей: зубы, впивающиеся в нежную плоть, боль, ослепившая разум яркой вспышкой на долю секунды, подогнутые колени, дрожащие ладони, недоумение и страх, противопоставленные хитрому и вполне удовлетворённому огоньку во взгляде Питера. Причина его поступка до сих пор крылась за семью печатями. Чего Питер хотел добиться? Ему так нравится кусать мальчиков? Может, он фетишист? Или просто больной? Вопросы диким роем колыхали сознание мальчишки, но подойти к Питеру и в лицо бросить ему эти вопросы Ник не решался. Вместо этого он старался всеми возможными способами избегать Предводителя дьяволов, но, увы, попытки не увенчались успехом. И обратиться за советом было не к кому. Сначала Ник подумывал рассказать обо всём Дэнни и Сверчку, но быстро отмёл эту идею. У них хоть и сложились хорошие отношения, но всё же полностью доверять им не стоило. Пускать всё на самотёк — тоже не вариант. Питер будет потешаться и пользоваться им, а Ник будет молчать и позволять делать с собой всё, что вздумается? Впрочем, как бы он сейчас ни распинался о наглости Питера, сам Ник не отрицал того факта, что внимание со стороны Предводителя Дьяволов ему нравилось. Даже здесь, на острове, внутри Ника всё ещё жил тот очарованный веснушчатым опасным пареньком захудалый мальчишка из пропахшего дерьмом Бруклина. Нику искренне хотелось подружиться с Питером, но тот искусно коверкал это невинное желание и подминал под себя. А Ник, потрясённый и раздосадованный, не знал, куда деться. Растерянность мальчишки изрядно умиляла Питера. Было забавно наблюдать, как Ник старается получать удовольствие от присутствия Предводителя Дьяволов и в то же время шарахается от него, как от огня. Попробуй тут не включить самовольного озорника. Перемены в Питере Ник теперь испытывал на себе почти каждый день. Они выжигались на коже клеймом, красноречиво намекающим на то, что Ник занят. Питер любил кусаться. Любил помечать «своё». Все Дьяволы носили в себе частичку Питера. Они были пропитаны запахом своего Предводителя, его убеждениями, мечтами и надеждами. Но Ник… Он был единственным, кто полностью пропах им напрямую. Единственным, кто носил на себе метки Дивного. Весь процесс всегда происходил наедине, вдали от любопытных глаз: будь то уборная, смотровая площадка на верхушке Дьявол-Дерева или же обычная вылазка вдвоём за припасами. Каждый раз он заманивал Ника хитростью, и каждый раз, вопреки собственному чутью, Ник цеплялся на этот соблазнительный крючок. Питер властно зажимал мальчишку у первой попавшейся поверхности и топил в омуте болезненно-сладких ощущений. Припадал чувствительным носом к тёплой шее, вдыхая аромат жизни по ту сторону бледного полотна. Веки опускались, и Питер легонько, концентрируя всю свою нежность на кончиках белых зубов, впивался в податливую плоть. Мягкий эпидермис поддавался и извергал на поверхность несколько прекрасных алых лепестков. Как только они начинали опадать вниз, к выпирающей ключице, золотоглазый мальчишка проворно слизывал крохотные ручейки, смакуя на горячем языке каждую живительную бусинку. Ник очень быстро терпел крах в этой игре. Его трясло от нахлынувшей боли, но он упрямо терпел, преклоняясь пред своими скрытыми страстями. Летели дни. Каждый новый цветок на бледноватой коже расцветал ровно после того, как увядал старый. Место освобождалось, и туда аккуратно клали новое зернышко — средоточие боли и нежности. Порой вместо цветов на полотне вспыхивали красноватые огоньки: Питер изредка, когда кожа нуждалась в отдыхе, оставлял на мальчишке засосы, дабы тот не забывал, что он всё ещё принадлежит своему Предводителю. Основными «охотничьими угодьями» для него являлись шея, ключицы и плечи Ника. На шее Питер задерживался дольше всех: он обожал собирать с неё живительные запахи, обожал облизывать и оставлять на ней метки. Когда Питер пребывал в добром расположении духа, она купалась в ласке, а с приходом скверны, поселившейся внутри остроухого, — стоически переносила на себе все всплески ярой злобы и едкой горечи. Прятать от других последствия внимания Питера было довольно затруднительно. Нику приходилось скрывать помеченные места под рваными тряпками, какие он только находил, но их количества не всегда хватало. Если же другие Дьяволы замечали перевязанные участки тела, то Ник сваливал всё на свою неуклюжесть во время походов за припасами, и это срабатывало. Ребята удовлетворяли своё любопытство, а Питер хвалил Ника за находчивость. Долго ли Питер ещё планировал этим заниматься — Ник не знал. Но что-то подсказывало, что проверку временем их игры явно не пройдут. Ник не питал лишних надежд. Он был морально готов к тому, что в один миг это прекратится: переливающиеся золотом глаза в паре сантиметров от его, блуждающие по телу шершавые ладони и чуть острые белые зубы, настойчиво бороздящие кожу. Всё канет в небытие, сорвётся камнем с утёса под натугой времени и переменчивых желаний. Тем не менее Нику хотелось верить, что то безумство, которое они творили и творят до сих пор, найдёт отклик, пусть и самый крошечный, в душе Предводителя Дьяволов. И пусть он увидит, что Ник — тот самый подросток в лажовых кедах — всё ещё готов идти за ним хоть на край света.