...я не рассказывал?

○ Остен давно не знает, что сказать. Кажется, это основная причина, по которой Остен молчит. Ему всегда хватает вилки за обедом, так что как в анекдоте не получается. У него всегда хорошие оценки за работы, и ему не приходится объясняться. У него нет друзей, которые спросят: «Как дела, Остен? Ты здоров? Ты не хочешь затусить?» Остен просиживает вечера в тёмных аллеях парка, всегда настолько тенистых, что земля после дождей не успевает просыхать. Земля похожа на отца Остена. Он тоже не успевает просыхать. Возможно, это ещё одна причина, по которой Остен не говорит. Дома всегда так шумно, кажется, что скоро уже и кухонный гарнитур не выдержит и закричит… Остену кажется, что если он заговорит — его никто не услышит. Остен читает. Он садится на постоянно влажную деревянную лавочку и открывает Сервантеса, Ремарка, Достоевского, Толкина, Маркеса… Их героям почему-то всегда есть о чём потолковать друг с другом… Возможно, всё потому, что книги так же нереальны, как необходимость разговаривать. Вечер за вечером Остен глотает чужие разговоры и думает, как, наверное, сложно каждый раз придумывать слова, которые идеально лягут в чёткую форму предложения, облекут в понятное всем твои сокровенные мысли… ○ — Эй, а ты тут всё сидишь? Так в жизнь Остена и приходит Разговорчивое Недоразумение. Недоразумение зовут Райан, и он следит за читающим мальчиком уже несколько недель. Он покрасил волосы в голубой, потому что таким было море в его родном городе, и он скучает по нему. Он тоже обожает Эриха Ремарка и Марию Ремарк. Всё это Остен узнаёт о нём в первые полторы минуты знакомства. — Ну, а ты молчишь, да? Остен дёргает плечами и утыкается в книгу, а Недоразумение продолжает говорить не затыкаясь. Мальчику даже приходится отложить Ремарка, чтобы не казаться совсем невежливым. Райан рассказывает о том, как ездил в Грецию, где растут гранаты на улицах, и тут же заливисто смеётся, и уточняет, что это фрукты, как будто Остен тупой. Он рассказывает, как тяжело переболел ветрянкой в пятнадцать лет, и снова добавляет, что ветрянка — подвид оспы, словно почему-то Остен может этого не знать. Райан приходит каждый вечер, это входит в привычку для обоих. Сам того не замечая, Остен начинает волноваться, когда его Недоразумение опаздывает или не приходит. Вся его болтовня как-то успокаивающе действует на расшатанные нервы. Потому что Райан — словно те герои со страниц книг, которые знают, о чём можно разговаривать… Райан уютный и понимающий, он ничего не пытается вытягивать из Остена, он просто говорит и говорит, прекрасно справляясь за двоих. ○ В аллее тихо, очень и очень тихо… Только вода где-то капает с тяжёлых листьев и бьётся об лужу. Райан сидит очень тихо, глядя на носки своих ботинок, и не рассказывает. Остен готов слушать тишину. Он аккуратно, как к дикому зверьку, тянется к Недоразумению и обнимает его. Потому что говорить сейчас очень бессмысленно. Остен открывает книгу, и Райан кладёт голову ему на плечо. — Это что, Уайлд? Остен кивает. — Мне нравится… ○ Райан быстро справляется со своими проблемами, и ему снова есть о чём рассказывать. Он рассказывает о том, как его лучший друг влетел в аварию на мотоцикле, впечатался в грузовик, и все уже думали, что ему не выжить, но он всех удивил. Он обещает познакомить Остена с ним, как только тот выйдет из больницы, и Остен совсем не против. Потом Райан рассказывает о стычке со своим университетским преподавателем, и о том, как выиграл у пьяного отчима спор о том, что шестиструнных гитар не бывает, и о том, как в детстве притащил домой блохастого кота с улицы, а блохи перекинулись на него. Остен смеётся, когда Райан весьма правдоподобно изображает бешенство своей матери по тому поводу. Они оба не придают этому значения, но Райан осознает позже: за всё время Остен смеялся в первый раз. ○ -…а я и подумал: «ну на кой чёрт он одел эту стрёмную жилетку?» — тараторит Райан. Остен очень странно на него смотрит, в его прозрачных глазах словно черти сражаются, да с теми же чертями, которые кричат, что это неважно, как когда-то показалось неважным другое, но очень похожее упущение. — Правильно говорить «надел», — тихо говорит Остен, сам удивляясь резковато-мелодичным звукам своего голоса, и, пока Недоразумение не опомнилось, продолжает:  — А я тебе не рассказывал, что Эрих Мария Ремарк…