Впечатления

Любви слишком мало, она душит и делает больно. Любовь должна быть из сердца в сердце, должна быть свободной. Зачем тебе только любовь, если есть целый мир? Ты так полон мной, что даже душу себе разбил. Я сдавлю тебе грудь, разломаю – как ты и просил. Чувствуешь? Ты никогда меня так не любил. *** Нине очень понравилось то заведение, куда они пришли (полукафе-полубар-полуклуб). Ей давно хотелось расслабиться, почувствовать себя отдохнувшей, хотелось, в конце концов, выпить что-нибудь туманящее и раствориться в соблазнительном ритме музыки, которая сливалась с квантами неоновой подсветки . Да и готовили здесь неплохо – удовольствие от съеденного салата, какого-нибудь необычного, может быть даже экзотического – Нина пока не совсем понимала, какие детали составят ее хорошее настроение на этот вечер – явно будет нелишним. Она знала, что очень хорошо выглядит. Ради дня рождения Кристины, которая любит окружать себя всем красивым, Нина купила новое платье, с легкой небрежностью и налетом романтики уложила волосы и позволила себе быть такой, какая она есть, в обществе любимой подруги. Фотографии, подарки, пирожные, коктейли, смех, танцы... Ей явно здесь нравилось. А потом настороженный взгляд Кристины, шепот на ухо: «Нави тут. Видишь, вон там?». Но Нине не нужно было показывать, где же его искать. Взгляд устремился за дальний столик. Нави с какой-то рыженькой, Никита, его друг, со своей девушкой Таней. И, конечно, он давно уже на нее смотрел, ничуть не удивляясь их случайной встрече и вовсе не пытаясь делать вид, что он не замечает Нину. Она, в свою очередь, тоже не отводила взгляд. Это, пожалуй, было одной из любимых черт в отношениях с ним – не нужно было лукавить, скромничать, а главное, делать вид. Делать вид чего бы то ни было. Делать вид, что ты хочешь заставить ревновать. Делать вид, что не видишь, а потом как-нибудь невзначай, в удачном ракурсе повернуться и сказать «ой, привет, а ты давно здесь» и думать, что этим своим роковым появлением ты навсегда оставила след в его сердце. Нину жутко раздражала чепуха подобного рода. - Да, вижу. – Нина немного расстроилась из-за того, что ее слова прозвучали чуть-чуть грустно. Ведь на самом деле она рада его видеть. Пусть в этой радости и есть оттенок какого-то морального мазохизма. - С кем это он? – Кристина невзначай встряхнула волосы и в это время, так, как это умела делать только она, успела хорошо рассмотреть девушку. - Без понятия. Наверное, ему стало скучно. -Да уж, с такой не соскучишься. Девушка была вульгарная, даже дешевая. Видно было, что больше всего она раздражала Никиту, который, стоило в их компании завязаться общему разговору, тут же откидывался на диванчик вместе со своим бокалом виски и принимался разглаживать складки на Танином платье. Таня терпела девушку только потому, что ее неадекватность, попахивающая элементарной тупостью, в некоторой степени забавляла. Не ставить же теперь из-за ее присутствия крест на этом приятном, в принципе, вечере. Не должен же был Нави приходить один. - Интересно, он позовет тебя танцевать? – Кристина не знала, что от этого ждать. - Думаю, да. Немного позже. - Когда его очаровательная спутница смоется куда-нибудь? - Скорее всего. Давай закажем еще пару коктейлей, что ли. Последний бы жутко вкусный. Пришло время танцев. Первым, разумеется, подорвалось существо, сидевшее рядом с Нави – в красной бархатной шляпке с зеленым пером, черном платье, тут и там усеянном бахромой, и белых лакированных туфлях, в блеске которых отражался сине-зеленый свет. Существо требовало самовыражения и потому с остервенением ринулось в зону танцев, как только пульсация клубной музыки впервые достигла кончиков пальцев присутствующих. Дожевывая роллы, девушка-призрак совершала беспорядочные движения и колотила каблуками по полу, словно взывая к духам умерших и надеясь на их скорейшее возвращение на землю. Трагедия существа состояла в том, что, очевидно, спиритизм не входил в планы большинства отдыхающих бара. Сергей, с которым уже давно встречалась Кристина, внезапно оживился при виде подобного зрелища и обратился к Нине: - Прости, дорогая, но ты вряд ли составишь ей конкуренцию. - Да уж, - засмеялась Нина в ответ. - А если серьезно, - прищурившись, продолжил Сергей, - то Нави уже встает из-за стола и, бьюсь об заклад, направляется к нам. – И, погодя, добавил: - А мотылек не устоит перед огнем. Ведь так, Нина? - Может быть это не совсем огонь, - вмешалась Кристина. – Быть может это всего лишь ночное озеро. - Или безумие, - пробормотала Нина, рассеянно вглядываясь в дрожащее зеленое перо на шляпке. - С днем рождения, Кристина. Желаю тебе все благ. – Голос раздался очень близко, но Нина не решалась пока поднять головы. Ей нужно было всего несколько секунд. Сейчас он пожмет руку Сергею и этого времени ей, пожалуй, будет вполне достаточно. - Потанцуешь со мной? Нави стоял над ней – уверенный, серьезный, немного усталый. В ушах стучала музыка. «Хорошо, что так громко» - неясно пронеслось в голове у Нины. - Пойдем. Нина старалась не смотреть на Кристину и Сергея – мало ли что у них там на лицах. Все и так слишком мало похоже на правду. Нави тут же взял ее за руку и решительно повел за собой в толпу извивающихся тел, по изгибам которых скользил приглушенный пыльным светом блеск. Вокруг стоял смешанный с алкоголем запах сигарет и духов, зрачки блестящих глаз расширялись в этой неутолимой жажде движения. - Нимфа, - слегка обернувшись, тихо, но так, чтобы она услышала, едва улыбаясь произнес он. Дойдя до отдаленной (насколько это здесь вообще было возможно) части танцпола, Нави развернулся, медленно приблизился и мягким движением прижал Нину к себе. На это он решился не сразу – с Ниной нужно было уметь быть осторожным, но уверенным и настойчивым – так, чтобы она не почувствовала неловкости или же, напротив, наглости с его стороны. Теперь он впитывал рецепторами собственного тела стук ее сердца, удары которого дрожащими волнами растекались по его коже. - У тебя милая спутница, - задумчиво сказала она. - Я привел ее специально для тебя. Ты грустишь, Нимфа. Ей удалось тебя развеселить? Ей нравилось, когда он говорил. - Нави... – только и смогла выдохнуть она в его ключицу. Глотнув ртом воздуха, он закрыл глаза и прижался щекой к ее волосам. - Да, я знаю. Ты ведь тоже скучала. Ей так хотелось наполнить себя этим голосом, до самых краев, задушиться спокойным шепотом, чьи так сильно осязаемые толчки сдавили бы ей шею, сломали бы позвонки и наконец сделали бы ее совершенно бездвижной. В руках Нави невозможно было оставаться сильной. - Что будем делать? - Уже более уверенно спросила она. - Танцевать. Я едва не забыл, как ты двигаешься. – Он сильнее стиснул в своей руке ее пальцы – нежные, прохладные, волнующиеся – и впервые за долгое время почувствовал знакомое болезненное покалывание где-то в горле. Теперь они могли прислушаться к музыке, поскольку давно выбились из ритма, а он настойчиво требовал своего, подчиняя себе общее настроение. - Кристина тебе сказала, что мы придем сюда? – Во время изящного скольжения спины спросила Нина. - Нет. Я сам тебя нашел. - Как? - Не знаю. Но надеюсь, ты больше не будешь прятаться. Нина глубоко вздохнула. - Что? - Ничего. - Правда? - Правда. - Я люблю тебя, Нимфа. «Нельзя выпускать ее из рук, - думал Нави, разглядывая лицо Нины, такое близкое, но все же туманное. Слишком близкое, чтобы поверить в его реальность. – Иначе она решит, что сможет без меня, и убежит к своим дриадам в вечно зеленую страну». - Я правда очень люблю тебя. Ее прежде напряженное тело стало чуть податливей. Тогда Нави с затаенной решительностью потянулся губами к ее лицу. Поцелуй Нины напоминал сладость неспелой клубники – ощутив этот еще не забытый, лишающий всякого рассудка, вкус, Нави погрузился в яркие картины своего воображения, на тот момент не представлявшие собой ничего более, чем буйство летних красок, размазанных по стеклянному солнцу. Это чувство было подобно воспоминанию из самого сердца детства – так ребенок запечатлевает в себе сокровенное, не тускнеющее с годами, мгновение, в которое он чувствовал, как что-то с такой силой давит на его грудь изнутри и стремится тотчас же ее покинуть, что, едва не теряя сознание, он заново, всего лишь одним глотком, насыщается миром. Нави разрывался между двумя желаниями, хотя, стоит сказать, что терзания эти были одними из прекраснейших мучений в его душевной деятельности: ему хотелось как можно скорее убежать куда-нибудь с Ниной, скрыть ее от посторонних глаз, как самую бесценную и слишком сокровенную для лицезрения другими, находку; но в то же время она нравилась ему, будучи среди людей. Осознание ее превосходства над всеми другими – осознание явное и инстинктивное – доставляло Нави гордое, даже эгоистичное, удовольствие. В эти минуты он размышлял о том, что, пожалуй, в нем обнаруживаются задатки собственничества. - Нина, моя Нина, пойдем отсюда. – Уже шептал он ей сквозь волосы, когда одно из стремлений явно обретало преимущество. - Ты забываешься, любимый. – С улыбкой и в его тоне отвечала она, балуясь своей мимолетной властью над его настроением. – Я пришла сюда на день рождения Кристины. Да и ты, если сейчас же исчезнешь со мной, поступишь не по-джентельменски со своей дамой с пером. Он сжал сильнее ее локти, как бы умоляя и все равно не признавая поражение. - Должен ли я бояться отпускать тебя к твоим друзьям? На миг в его руки прокралось ощущение пустоты; оно болезненно взбиралось по венам и еле слышно оттекало к груди, разливаясь по краям обжигающими искрами. - А я? – Не улыбаясь теперь, спросила она в ответ. Нави, как ему представлялось, наполнил ею до самого дна легкие, и, изгоняя таким образом из себя пустоту, сказал: - Пойдем, я чем-нибудь тебя угощу. Стараясь не отдаляться, Нави высвободил Нину из объятий и, оставив одну ее руку себе в ладони, пошел к бару. Он почти забыл о сидящих где-то в другом конце зала Никите с Таней и потому с каким-то умиротворенным удовольствием обнаружил их среди танцующих. Обменявшись с другом взглядом, понятным только им одним, Нави развернулся к бармену и заказал выпить. - Что ты подарила Кристине? – Спросил он чуть погодя, делая глоток и всматриваясь в свою душу, обретавшую наконец целостные очертания. - Я откопала ей пластинку из далеких 70-х, там потрясающие песни. Ты что-нибудь услышал, Нави? Как же здесь громко! - Я прекрасно тебя слышу, Нина. – Разве мог ее голос затеряться среди этого грохота? - Расскажи мне еще что-нибудь. - Они с Сергеем летят в Барселону. - Его подарок? - Да. А как твои друзья? – Нине приходилось почти кричать, чтобы ее слова хоть как-то прорывались сквозь танцевальные хиты этого лета. - А мои друзья решили создать ячейку общества. - Что ты говоришь? Ты говоришь о свадьбе? Так ведь это потрясающая новость, Нави! А когда? - Уже через две недели. - И ты пойдешь на свадьбу друга с ней? – Улыбаясь, спросила Нина, указывая куда-то движением головы – туда, где, вероятнее всего, рыженькая изгоняла бесов из помещения. - Я пойду на свадьбу друга со своей возлюбленной. – Нави принял игру. Это было в ее вкусе. - А где она, твоя возлюбленная? - Она почти пьяна и ждет, когда же я наберусь смелости обидеть ее подругу и увезти ее. *** В первый день после расставания Нина встала, как обычно, съела что-то на завтрак и выпорхнула в объятия весны. Еще холодный воздух болезненно наполнял пустую грудную клетку, в которой невозможно было различить никакого звука. Нина прислушивалась к сердцу, к этим трепещущим толчкам по ребрам и – ничего. Только в то утро она какой-то частью своего существа поняла, что лишилась внутреннего звука. Она села на сломанную лавку возле автобусной остановки, протерла дрожащими пальцами глаза и почти зарыдала, если было бы чем. Но нет, ушла даже возможность исторгнуть из себя хоть слезинку. Из горла сдавленно вышли крики, но она тоже их не услышала. Она достала из сумки телефон, по памяти набрала номер и почти позвонила, как вдруг палец нажал на кнопку сброса вызова. «Мой палец противостоит мне, - сказала она то ли себе, то ли кому-то в своей голове, то ли пальцу, - дай, я хочу позвонить ему». Тогда Нина швырнула телефон на асфальт, а ботинок звонко хрустнул об экран, раздавливая отлетающие от синего «Самсунга» осколки. «Ну вот, - гордо произнесла она, на этот раз вслух, - теперь осталось втоптать себя во что-нибудь. Раздави меня, Нави». Она ждала, что он появится. Он умел появляться из ниоткуда, вживаться в ее день и придавать ему смысл. И потому, видя проходящих мимо людей, она каждый раз удивлялась, почему же это не Нави. Вот, парень в коричневой ветровке. Или, быть может, он стал женщиной. Или вернулся в детство и притворяется вон тем ребенком, с лохматой головой. Когда приехал автобус, Нина встала и пошла назад, домой. - Что-то забыла, Нина? Живот болит? – Спрашивала ее мама, подкрашивая губы. - Да, забыла. - Что конкретно, моя хорошая? - Нави. Я забыла, что мы расстались. *** Утро выдалось холодным, но вместе с тем солнечным – погода, которая была Нави по душе, как раз для дальних прогулок в одиночестве и мыслей ни о чем. Одевшись, захватив рюкзак с бутылкой воды, парой бутербродов и походным ковриком для пятиминутного перевала, Нави вышел из палатки и предупредил Глеба, который только что проснулся и смачно зевал, кутаясь в плед, чтоб его не ждали - он присоединится к группе ближе к полудню. С час Нави шел по безобидным тропинкам в рощице. Тут и там пели птицы, радуясь пробуждению и солнцу. Он пытался было прислушиваться к соловью или хотя бы к кукушкам, но это было почти невозможно – настолько далеко были его мысли, когда сердце учащенно билось от задорного холода ранней зелени, а в грудь просачивался легкий западный ветер. Нави копошился в собственных размышлениях, перескакивал с одного предмета на другой и все не мог угнаться за чем-то, что забежало далеко вперед него самого. Оно дразнило его, то возвращаясь к нему, то опять беспечно уносясь куда-то в неизвестность – то, чего Нави видеть не мог. И потому он по привычке обрадовался верной спутнице, весенней меланхолии, которая постепенно окутывала его, как остатки этого молочного тумана белели в ветках безмолвных деревьев. Так он прошагал еще полчаса, пока не вышел на небольшую поляну, сплошь усеянную маленькими цветами всевозможных оттенков и ароматов. Нави скинул рюкзак и упал в траву, радуясь зарождавшейся в ногах усталости и движению окружавшего его воздуха. Редкие насекомые, сонные и ленивые, проносились мимо него, смешиваясь с пылинками, которые ветер поднимал с земли. Нави одолевало желание вздремнуть совсем немного в объятиях весны, которая кружила ему голову и словно ненасытная любовница капризно не позволяла подняться. Он потянулся рукой к рюкзаку, достал воду и, преодолевая настойчивое тяготение земли под своим расслабленным телом, уверенно встал и пошел дальше, в сторону видневшегося леса, движимый хорошо знакомой необходимостью в неизведанном, чувством, когда нужно оставить все и просто уйти. Поляна тянулась совсем не долго. Уже через несколько минут Нави взбирался и вновь спускался с пустынных холмов, пока они, немного утомив, не привели его к лесу. В лесу было холоднее и темнее, листва здесь росла гораздо гуще, и ветру едва удавалось всколыхнуть своим порывистым движением этот хмурый мир. Звуки доносились до слуха Нави с пугающей остротой, потому он чуть было не вздрогнул, когда, предаваясь безмолвию и отдыху среди мрачного спокойствия, услышал голос. - Вы заблудились? Нави обернулся в сторону говорившего (человеку какого пола принадлежал вопрос он догадаться не смог), и, не до конца различив фигуру, еще скрытую ветками, ответил: - Нет, у меня есть карта. Я гуляю. - Одни? Теперь он различил в голосе что-то женское. - Сейчас да. А вообще я тут с группой в походе. Нави увидел, как ему навстречу из тени листвы медленно двигалась девушка. Ее светлые с рыжиной волосы и персиковая кожа напоминали давно забытые мифы и сказки из детства. - Вы здесь живете? - О да, - рассмеялось в ответ лесное видение. – А по утрам меня будят птицы. - Охотно верю, - произнес Нави. Она подходила все ближе, и казалось, что солнце нарочно минует верхушки деревьев, пробирается сквозь их плотное сплетение, лишь бы коснуться светом этих прозрачных зеленых глаз, оттенить нежность лица и плавность движений. - А почему вы не с группой? - У меня склонность к прогулкам в одиночестве. Нави поглощал девушку взглядом, мысленно чертил контур ее губ, такой необычный – мягкий сверху и заостренный снизу, невыносимо притягательный. В изгибе бровей обнаруживалось что-то упрямое, может быть даже безрассудное. Глаза произвели на Нави сильнейшее впечатление своей открытостью и в то же время недоступностью для понимания – в их прозрачном свечении все искажалось, как будто смотришь в воду и на дне видишь претерпевшие преломление, уже незнакомые, предметы. - Утром здесь хорошо в любое время года. Жаль, что редко получается выбираться сюда. - Вы, я вижу, также неравнодушны к утренним прогулкам. - Да. Особенно когда соседнюю палатку сотрясает храп. Они засмеялись. Нави показалось, что от появления этой девушки лес посветлел и стал открытым для солнца. - Я Нина. - Это здорово. Я Нави. И все же не порождение ли это его разыгравшегося воображения? Он мог просто ее придумать. Цвета одежды он позаимствовал бы у земли, волос - у солнца, а глаз – у травы, на которой блестела роса. Главное, чтобы сейчас из глубины леса не выбежал леший и не похитил это прекраснейшее творение природы. - Не хотите ли, Нина, прогуляться со мной? Недалеко есть цветочная поляна, там очень красиво. Вам бы понравилось. - Конечно, пойдемте. Все то время, что они провели вместе в тот день, Нави не переставал задаваться вопросом, когда именно влюбился. То ли когда впервые ее услышал, то ли когда увидел, то ли когда Нина засмеялась. Однако эти размышления подтолкнули его сделать важное открытие. Оказывается, с лесными эльфами бесконечно приятно ходить на прогулки. Кроме того, у них есть телефоны. И, когда эльф оказывается в зоне доступа мобильной связи, ему можно позвонить. *** - Черт возьми. Я начал думать, что тебя убил снег. Иди ко мне. Нина стояла перед ним, невыносимо красивая, с еще не растаявшими снежинками в спутавшихся волосах. - Я вышел тебя встречать, но ты так и не появилась. - Мне хотелось прогуляться. - В метель? О чем ты думала, Нина? У тебя губы синие. - Не знаю. А теперь согрей меня и сделай чай, Нави. Я очень замерзла. Он осторожно снял с ее головы почти мокрую шапку, затем стянул перчатки и, поднеся к губам окоченевшие пальцы, дышал теплом на бледную кожу. Кое-как сбросив сапоги, Нина отдала Нави дубленку и ушла в комнату. Приготовив чай, Нави забрался под одеяло к Нине, которая раскраснелась от долгого пребывания на морозе, и стал всматриваться в ее лицо. Он увидел, что от него скрывают беспокойство, может быть даже тревогу. - Ты чем-то напугана? Нина пила чай и равнодушно смотрела в чашку. - А ты не примешь меня за сумасшедшую? – Она повернулась к нему, и Нави убедился в своих подозрениях. - Если ты сошла с ума, я тоже лишусь рассудка. Так что рассказывай. Нави хотелось защитить ее, но он не знал, как, а главное – от кого. От самой себя? - Мне приснилась старуха. Уродливая, злая старуха с перекошенным от ненависти лицом. Она ходила вокруг меня, смеялась, тыкала своей палкой и все несла какую-то чепуху. – Нина отставила чашку в сторону и сильней накрылась одеялом, прижимаясь к Нави. - Потом она резко остановилась, влепила мне пощечину, и, тряся за плечи, стала кричать, что я, поганая шельма, никогда не буду с тобой счастлива. Она принялась бить меня палкой и, когда, со словами «ты у меня получишь, мерзкая дрянь», старуха занесла палку для удара над моей головой, я проснулась. Нави, я еще никогда не просыпалась с таким тяжелым сердцем. Казалось, мое тело рассыпалось от боли. Когда я собралась к тебе, мне удалось сгладить впечатление от чертовой ведьмы, которая закралась в мои сны. Я вышла на улицу, выпавший за ночь снег так красиво лежал на еловых ветках, что я забыла о ночном кошмаре, хотя порой казалось, что я все еще чувствую на себе тупую боль от нанесенных ударов. Поднялась метель, снег закружился в воздухе. И вот тут я вновь испытала пережитый при пробуждении ужас, когда вихрь снежинок засмеялся мне в лицо беззубой уродливой улыбкой старухи. Клянусь, Нави, это была она. Я не могла сдвинуться с места, а она все смеялась. Не знаю, сколько я простояла вот так, неподвижно, пока не одумалась и не пошла прочь. Нина замолчала. Нави тревожил ее рассказ, а именно то, как глубоко страх закрался ей в душу. Старуха была давным-давно далеко, но Нина продолжала бояться, хотя и силилась не придавать значения агрессивным нападкам своего бессознательного и спровоцированной им галлюцинации. - Ну что ты скажешь, я сошла с ума? – Нине стало спокойнее, когда Нави выслушал ее. - Нет, любимая. – Нави крепко держал ее в своих объятиях, она согрелась и выглядела не такой тревожной. – Тебе нельзя оставаться одной. На холоде. Я был прав – снег едва не убил тебя. *** - Нина? - Да? - Привет. - Привет, Нави. - Угадала? -Конечно. - Что делаешь? - Рисую. - Ты умеешь рисовать? - К сожалению, нет. Я рисую мозг. Будущему психологу это должно быть полезно. Нави? - Да? - Я все хотела спросить про твое имя. - Странное? - Скорее необычное. Имя не может быть странным – ведь оно уже кому-то принадлежит. Я сначала подумала, что ты, может, обязан своим именем индусам. - Ха, вовсе нет. Все гораздо проще. Как только моя младшая сестра научилась читать, она забавлялась чтением слов наоборот – справа налево. Однажды ей на глаза попалась мое имя, и с тех пор я перестал быть просто Ваней. - Знаешь, я никогда не встречала людей, которым бы настолько подходило их имя, как оно подходит тебе. Твоя сестра попала в точку. - Нина? - Да, Нави? - Знаешь, я никогда не встречал людей, которых бы я настолько сильно хотел увидеть. *** - Может быть и к лучшему то, что ты никогда не узнаешь, как мучительно тебя хотеть. Приближалось утро. От воды шел холод, легкие волны врезались в каменные ступени, которые еще недавно были сухими. Предрассветная темнота постепенно растворялась в алых облаках, видневшихся на горизонте. - Человек думает, что его страдания составляют особую исключительность, что не существует в мире души, способной испытывать боль глубже, чем он. Привыкая страдать в одиночестве, он и помыслить не смеет о том, как сам может быть причиной чьего-то мучения, и уж тем более мучения намного разрушительнее, чем его собственное. Слова смешивались с хриплым плеском воды, так что казалось, фразы принадлежат соленому шепоту, а не человеческому голосу. - Ты разрушаешь меня. Я сам разрушаю себя тобой и не могу остановиться. Ищу возможности сделать болезненней твое пребывание во мне – в моем мозгу, в моем теле, по которому распространяются метастазы твоей любви. Боль, причиненная тобой, делает меня счастливее – я убеждаюсь в своей способности чувствовать. Я словно прощупываю дно и, чем глубже ты меня погружаешь, тем ясней я ощущаю его отсутствие. Они стояли прямо над водой. Переполняемые друг другом, они вглядывались в речную гладь, подставляя свои лица игре утренних теней. - Я не знала, чего хочу, Нави. Оставив позади себя друзей, бар и прошлое, они, наверное, стали чуточку свободнее. Осознание свободы, которое постепенно вкрадывалось в их мысли, делало Нави и Нину ближе друг к другу, чем когда бы то ни было. Свобода болезненна, но, когда постигаешь ее вместе с кем-то, она перестает быть отравой. - И между чем ты выбирала? Нет, он никогда ее не разгадает. Она ведь нимфа. Из тех, что приходят однажды, забирают душу и лишают памяти. Стирают воспоминания, от которых остаются впечатления. Впечатления, рвущие тебя на части, настолько сильные, что способны исказить до неузнаваемости твой внутренний мир. Лишенные материальной основы памяти, они беспрепятственно завладевают эмоциями, лихорадочно изгоняют их из твоего тела и оставляют лишь немногие из них догорать в агонии. Ты уже неспособен забыть, не в силах ограничить воздействие впечатлений. Они задыхаются внутри тебя, умирают и убивают. - Между тобой и твоей любовью. Одного мне было мало, двух – много. - И ты выбрала пустоту. - Да. А теперь ты здесь, и я понимаю, что никакой любви нет, потому как мы вышли за ее пределы. И мне не хочется ничего из того, что осталось за ними. Только тебя. - Только тебя. Искры впечатлений взметнулись в воздух и испарились на рассвете.