God is my only hope

      Стальной и леденящий воздух постепенно окутывал улицы, дома, людей, спешащих на поздний ужин после работы. Но он был поверх оболочки, а у меня — внутри, пробирался, покалывал, предвещая, шепча на ухо, что всё это неизбежно, что рано или поздно пришлось бы смириться. Терпи, Фрэнки. Молись Богу, Фрэнки, может он защитит тебя, а если нет, то так и надо, верно? Значит послав это, он хочет сделать твой характер жёстче, закалить, выковать чистейшее железо в меч, который потом никто не сможет сломить, который никто не сможет даже взять в руки, который порубит эти тупые, надоевшие лица, шеи, руки, ноги, искромсает их на части, не даст ни единого шанса, не пощадит, никогда не пощадит, лишь бы были силы, лишь бы дойти до того момента, лишь бы не сдохнуть первым…       На небе уже проступали звёзды, ночь рухнула на крыши, на асфальт, разбивая его в трещины, заставляя задуматься, заставляя понять, что она опасна, что ночь всю нашу жизнь делает нас заложниками самых приятных, откровенных разговоров и встреч, но в то же время всегда приносит с собой ужас, обострение страха, боли, она прячет в себе столько слёз, что ни один человек не смог бы представить, у неё получается справляться с этим, в ней хорошо видно что-то светлое и чудесное, а вот грязное и извращающее сливается с чернотой, будто убийца, прячущийся в лесу и выжидающий свою цель.       Тишину прервали тихие звуки, какое-то шуршание, скрип, голоса, их было так много, целая толпа, мужские, женские, они сливались, создавая неразличимый шум, из-за чего невозможно было понять, о чём они там шепчутся. Но вскоре всё переросло в гул, местами даже весёлый, может им и было забавно всё происходящее, но мне точно нет. Потому что я не такой, как они, у меня всё нормально с головой, хотя у многих на моём месте поехала бы крыша, далеко и надолго, с билетом в одну сторону.       Уже полчаса они ходили по дому, смеялись, говорили о своём, и я надеялся, что про меня забыли, что сейчас эта дверь исчезнет, и там будет стена, сквозь которую никто и никогда не пройдет, но в этот же момент ручка дёрнулась, и в комнату проник тусклый свет из коридора. Зашла какая-то женщина, кажется, я уже видел её пару раз, она лишь странно посмотрела на меня и протянула белую длинную рубашку со свечой. *       -Вот, возьми это, надевай и не медли, наш глава не любит ждать, особенно мелких паршивцев, зажжёшь свечу, как оденешься, выйдешь и спустишься в гостиную, и не вздумай ничего вытворять, поверь, это не лучший вечер для бунта, если тебе, конечно, дорога жизнь, — она развернулась и ушла, захлопнув дверь, оставляя меня наедине с самим собой и упирающимся в горло комом после её слов… «Если тебе, конечно, дорога жизнь».       Сняв с себя «ненужную» одежду, я накинул ту самую рубашку, знаете, она больше похожа на сорочку или же мужское платье, какое носили несколько веков назад, взяв в руки свечу, я встал перед зеркалом и поднял взгляд. Я был похож на призрака какой-нибудь маленькой девочки, уставшей бродить по дому и ищущей покоя, только достичь его так сложно, столько жертв, ей пришлось бы убить всех, кто мешает, кем бы они ни были, вот этими самыми руками, худыми, слабыми. Но так ли важна слабость рук, когда в сердце горит огонь мести и ненависти. Казалось, будто зеркало вот-вот треснет, будто отражение выйдет и скажет мне что-нибудь или же пойдет вместо меня.       По щекам снова полились слёзы, слабость и боль буквально сочились наружу, разрывая ржавеющую и твердеющую оболочку. Я встал на колени и сложил руки, прижав ладони друг к другу, закрыл глаза и зашептал: «Господи, дай мне спокойствие духа, чтобы принять то, чего я не могу изменить, дай мне мужество изменить то, что я могу изменить, и дай мне мудрость отличить одно от другого». **       Тихо произнеся это три раза, еле шевеля губами и поцеловав крестик, доставшийся когда-то от мамы, я встал, отряхнулся от пыли, спрятал его и, глубоко вдохнув, зажёг свечу, толкая дверь от себя.       Как только пол под ногами издал тягучий скрип, всё в доме замолкло. Я спустился в гостиную и остановился в проходе. Из темноты, изредка рассеивающейся от пламени свеч, на меня смотрели пара десятков глаз. В них было какое-то животное желание, ярость, дикость, они знали, они ждали, они чуяли запах новой жертвы и молодого тела. Тело, что попало в капкан, сжимающий своими стальными клыками запуганного зверя.       *По правилам ритуала его участники были одеты в белые длинные рубахи и держали горящие свечи       **Один из вариантов «Молитвы о спокойствии духа»