Накажи меня, Шицзунь

      Сердце колотилось как сумасшедшее, а дыхание с хрипом вырывалось из лёгких. Цинцю спешил. Выскочив из такси, он буквально швырнул деньги водителю в окно, даже не удосужившись пересчитать купюры, фурией промчался через двор и преодолел одиннадцать пролётов на одном дыхании, только на девятом вспомнив, что в доме вообще-то есть лифт.              Ло Бинхэ написал ему меньше получаса назад. Он был явно напуган — сказал, что кто-то пытается вскрыть его входную дверь. А на просьбу вызвать полицию и обещание приехать вовсе перестал отвечать. Цинцю был в ужасе — тот пробрался в самое нутро неожиданно быстро и полностью захватил власть над телом и мозгом. И хотя Шэнь Цинцю всегда считал себя разумным человеком, тщательно взвешивающим каждое решение — Ло Бинхэ был его ахиллесовой пятой, слепой зоной, тем самым исключением из правил. С самой первой секунды, когда их взгляды встретились в коридоре университета, Шэнь Цинцю перестал контролировать себя во всем, что касалось Бинхэ. А уж в этот раз он просто-напросто бросил непроверенные курсовые и сразу же вызвал такси, логично решив, что с его дрожащими руками за руль лучше не садиться.              На площадке никого не было и, дёрнув нужную дверь, он понял, что она всё ещё заперта. Тяжело выдохнув, Цинцю позволил себе перевести дыхание и полез за ключами — Бинхэ ещё несколько месяцев назад сунул их ему «на всякий случай». Сейчас Цинцю как никогда был за это благодарен. Вынув связку, он умудрился уронить её дважды, пока до сих пор подрагивающие руки, наконец, не справились с задачей и не открыли входную дверь. В квартире было темно, лишь из-под двери спальни виднелся слабый свет. И Цинцю, не снимая обувь, помчался сразу туда.              Твою мать!              После странного и на самом деле пугающего сообщения он ожидал увидеть, что угодно. Но точно не это.              Воздух мгновенно встал поперёк горла, ноги превратились в вату, а давление наверняка подскочило. И лишь член в брюках чувствовал себя прекрасно.              На широкой кровати вполоборота к нему раскинулся Ло Бинхэ. Практически обнажённый Ло Бинхэ. И лучше бы он и вовсе был голым. Но нет. На нем была чёрная рубашка, ярко контрастирующая с белоснежной кожей. Распахнутая, она открывала потрясающий вид на точёные ключицы, тёмные соски и умопомрачительные кубики пресса. А ещё ошейник. Ошейник, вашу мать! Плоский кожаный ремешок обхватывал так любимую Цинцю шею ровно посередине, а от него по плечу и вниз шла цепочка поводка.              Цинцю не был уверен в рай или ад он попал.              Но когда Ло Бинхэ скользнул языком по пухлой нижней губе и потянулся вперёд, прогибаясь в пояснице как большой кот, Шэнь Цинцю коротнуло ещё сильнее. Потому что среди крупных локонов волос он заметил небольшие ушки, а между стройных ног его горячего как жерло вулкана парня мелькнул хвост. И ему не нужно было объяснять, как именно он держался.              Твою мать! Твою мать! Твою мать!              — Цю-гэ наконец-то пришёл, — протянула эта ходячая реклама порока и плавно соскользнула с кровати, направляясь прямо к Шэнь Цинцю. Виляя бедрами, облачёнными в максимально обтягивающие чёрные плавки.              Цинцю в самом деле испугался, что его может накрыть инфаркт. Но вместо этого его практически накрыл Бинхэ.              Паршивец прижался обнажённой грудью, заглядывая в глаза снизу вверх, и улыбался так пошло, и смотрел так жадно, что тормоза Цинцю отказали.              Да и зачем они нужны, когда в спальне только они вдвоём, а Бинхэ такой горящий и жаждущий?              Цинцю наклонил голову, лизнув Ло Бинхэ по губам, заставляя потянуться к себе, встать на носочки, а заодно проехаться внушительным возбуждением по его уже изнывающему члену.              — Цю-гэ, — едва слышно со стоном прошептал Бинхэ, безмолвно умоляя, и Цинцю не мог, да и не хотел, ему отказывать. Прикусил нижнюю губу, чуть пососал верхнюю — специально разжигая пожарище Бинхэ ещё сильнее. И лишь когда с чужих губ начали срываться нетерпеливые, чуть хнычущие стоны, а бёдра то и дело бестолково толкались в его собственные, Цинцю с жадностью поцеловал Ло Бинхэ. Врываясь, переплетая их языки, вылизывая внутри, то доминируя, то уступая чужому напору. Цинцю наслаждался жаром стройного тела, оглушающим стуком чужого — давно принадлежащего ему — сердца, переплетёнными за его шеей руками, то и дело путающимися в чуть отросших волосах на затылке. Бинхэ жался, старался вплавиться, слиться воедино, отдавался так открыто и жадно. И дрожал. Шэнь Цинцю отчётливо чувствовал зарождающуюся внутри Бинхэ предоргазменную дрожь. Ну уж нет!              Цинцю оторвался от сладких губ, чуть отстраняясь, искренне наслаждаясь поплывшим, шалым взглядом. А потом вдруг крутанул Бинхэ в объятиях, прижимая спиной к своей груди, ловя их отражение в высоком зеркале встроенного шкафа, фиксируя его голову за подбородок. Чуть смеясь на нетерпеливый, недовольный стон, сорвавшийся с припухших, зацелованных губ Бинхэ.              Цинцю, улыбаясь немного безумно — если верить отражению — провёл губами вдоль шеи, лизнул у самой кромки ошейника, прикусил кожу над заполошно бьющейся жилкой, одновременно оглаживая грудь Бинхэ, чуть цепляя торчащие соски, пересчитывая пальцами кубики пресса на тут же поджавшемся животе.              — Какой же ты у меня красивый, — скорее просипел, чем произнёс Цинцю, прижимаясь губами к границе роста волос. Но Ло Бинхэ услышал, улыбнулся мягко и радостно, чуть прикрыл опахала ресниц и, только Цинцю расслабился, толкнулся бёдрами назад, хлестнув по ногам пушистым хвостом. Прижался к давно стоящему колом члену, причиняя боль на грани с удовольствием, вырывая из Цинцю тихое шипение и тут же постанывая от усилившейся, ужесточившейся хватки его рук. — Какой плохой мальчишка, — Цинцю в несколько движений накрутил прохладную цепочку-поводок на ладонь и потянул на себя и вверх, вынуждая Бинхэ прижаться ближе, привстав на носочки. — Что мне сделать? Может, наказать тебя? — прошептал он на самое ухо, вызывая толпы мурашек и предвкушающую дрожь в практически распятом на нём теле.              — Накажи... — прошелестело едва слышно, и Бинхэ снова потёрся о него своим упругим задом, а заодно и болтающимся между ног хвостом. Очень интригующим хвостом.              — Громче, — с усмешкой протянул Цинцю, огладив бедро. Он потёр тазобедренную косточку, выпирающую над резинкой белья, и, отодвинув полы рубашки заскользил по ягодицам, чувствуя под пальцами шелковистую кожу вместо ткани плавок. Развратный мальчишка!              — Накажи меня, Шицзунь, — протянул этот демонёнок, а у Цинцю в голове что-то взорвалось.              Он отбросил поводок и резко стянул рубашку с плеч Бинхэ, заматывая её вокруг предплечий, связывая тем самым его руки, и отчеканил:              — На колени.              Бинхэ даже не раздумывал, лишь бросил горящий взгляд в зеркало и опустился перед Цинцю на колени, тут же открывая рот и чуть высовывая язык, приглашая. Шэнь Цинцю выругался сквозь зубы, скинул пиджак, стянул ботинки и, расстегнув запонки, практически содрал с себя рубашку, отшвыривая всё это куда-то в сторону. Когда его дрожащие пальцы взялись за ремень брюк, Бинхэ чуть подался вперёд, потираясь носом о выпуклость члена прямо через ткань, не отрывая взгляда от их отражения в зеркале. Цинцю зашипел от возбуждения и дёрнул пояс, тут же расстегивая пуговицу и молнию, стягивая брюки вместе с бельём и отшвыривая их к остальным вещам.              Бинхэ подался вперёд, и пульсирующий член оказался прямо в плену его горячего рта. Цинцю не сдержал протяжного стона, инстинктивно толкаясь глубже, не встречая никакого сопротивления. Он боялся посмотреть на Бинхэ: не мог ни опустить глаза, ни посмотреть в зеркало. Казалось, стоит это сделать, и он взорвётся. А Цинцю не мог допустить, чтобы всё закончилось так.              Он опустил руки, запустил их во вьющиеся крупными локонами волосы, помассировал затылок пальцами, резко сжал пряди, толкаясь до упора и тут же оттаскивая голову Бинхэ. Тот выпустил головку с чмокающим звуком и поднял глаза. У Цинцю ноги подогнулись от вида влажных, чуть слипшихся ресниц, алого припухшего рта и ниточки слюны, тянущейся от его члена к губам Бинхэ. Твою мать!              Не в силах сказать ни слова, Цинцю просто перехватил поводок у самой шеи и потянул на себя, заставляя Бинхэ подняться на ноги, и впился в рот поцелуем. Терпкий вкус — его вкус на чужих губах — сводил с ума и распалял ещё сильнее, раскалённой лавой прокатываясь по венам и артериям, ударяя в голову, в ноги, в сердце. Всюду.              Практически задыхаясь, не в силах прервать поцелуй, Цинцю сорвал рубашку Бинхэ, освобождая руки, что тут же заскользили по его плечам и спине, чуть царапая короткими ногтями, и начал пятиться к кровати, продолжая удерживать Ло Бинхэ за поводок. Они шли очень медленно, то и дело сбиваясь, из-за того что Бинхэ всё норовил потереться об него, и Цинцю, не выдержав, опустил руки, сжал ягодицы и потянул на себя, приподнимая. Ло Бинхэ, тут же уловив задумку, оплёл ногами его талию, притираясь с хриплым протяжным стоном.              Когда кровать, наконец, ткнулась Шэнь Цинцю в ноги, он, не удержав равновесие, рухнул на неё спиной, опрокидывая на себя и Бинхэ. Два стона слились в один, тут же поглощённые поцелуем. Ло Бинхэ целовал жадно и открыто, постоянно срываясь на громкие, протяжные стоны. Он был везде: тёрся об него бёдрами, оглаживал ладонями рёбра, прикусывал кожу на подбородке, шее и ключицах, посасывал нижнюю губу и мочку левого уха, вылизывал грудь — знал паршивец все его слабые места.              Шэнь Цинцю позволил ему немного повластвовать, а потом снова натянул поводок, принуждая Бинхэ сесть. Огладил другой ладонью его щёку — тут же получив поцелуй на внутреннюю сторону — чуть сжал шею, потёр между пальцев один из сосков, вырвав нетерпеливый стон, прошёлся по рёбрам, сжал бедро, дёрнув на себя, заставляя Бинхэ проехаться по нему ягодицами. Тот не замедлил повторить это ещё несколько раз, шало улыбаясь и то и дело облизывая припухшие губы. Провоцировать Ло Бинхэ умел превосходно, отточил умения на достаточно долго сдерживавшемся Шэнь Цинцю. И теперь с радостью пожинал плоды их бурно закрутившегося романа.              Не сдерживая хриплых стонов, Цинцю снова дёрнул поводок, вынуждая Бинхэ наклониться за поцелуем, а сам скользнул пальцами к так заинтересовавшему его хвосту. Точнее, к месту его крепления. Подушечки осторожно огладили припухшее, плотно сомкнувшееся вокруг пробки колечко мышц. Бинхэ, всхлипнув, тут же разорвал поцелуй, уткнулся лбом Цинцю в плечо и задышал порывисто, рвано, то и дело накрываемый новой волной сладкой дрожи.              Довольно улыбаясь, Цинцю снова и снова проходился пальцами по месту соединения, наслаждаясь бурной реакцией Бинхэ. Тот стонал, ёрзал, потирался, подавался навстречу пальцам, безмолвно умоляя о большем. И Цинцю с удовольствием бы насладился этим зрелищем подольше, но его собственный член уже достиг максимально болезненного состояния. Сил сдерживаться или ждать больше не было. Поэтому Шэнь Цинцю, чуть ослабив давление ошейника, попытался дотянуться до прикроватной тумбочки, где, он знал, Бинхэ хранит презервативы и смазку. И хотя последняя им сейчас явно не понадобится, он всё же не хотел пренебрегать защитой. Но Ло Бинхэ вдруг перехватил руку и, дёрнув на себя, потянул в рот, обильно смачивая слюной и посасывая, заставляя пальцы на ногах Цинцю предательски поджаться в предвкушении.              — Ну и что ты творишь? — голос звучал очень хрипло, но Цинцю даже не подумал прокашляться, не отрывая взгляд от собственных пальцев, пропадающих в горячем и влажном плену чужих губ.              Бинхэ ещё некоторое время посасывал его пальцы, а потом всё же выпустил их на волю с чмокающим звуком.              — Помогаю Шицзуню наказать меня, — паршивец растянул губы в довольной улыбке, потянув руку Цинцю себе за спину, прямо встречая его неуверенный взгляд. — Я хочу именно так, — протянул Бинхэ едва слышно, наклоняясь и чуть прихватывая нижнюю губу Шэнь Цинцю, снова потираясь широко разведёнными бёдрами о его истекающий смазкой член, вырывая стоны и чертыханья.              Цинцю перестал соображать окончательно. В голове единственной мыслью билось желание обладать. Он быстро сел и, особо не церемонясь, потянул хвост, выдёргивая его с хлюпнувшим звуком. Отшвырнув пушистую игрушку куда-то в сторону, Цинцю крепко сжал бёдра Бинхэ и резко потянул на себя — о подготовке беспокоиться не было необходимости.              Внутри Ло Бинхэ было горячо, узко, влажно. Идеально. Цинцю горел и плавился. Сдерживать себя было невозможно, да и Бинхэ не давал ему на это ни шанса — он оплёл талию Цинцю ногами и, придерживаясь руками за плечи, скакал на нём в рваном, заполошном темпе. Запрокидывал голову, прогибался, повторял его имя, то и дело срываясь на бессвязные крики. И подмахивал, насаживаясь до самого конца.              Происходящее очень быстро превратилось в набор несвязных картинок без начала и конца, и единственное что их объединяло — всепоглощающее, сжигающее изнутри желание, что росло так быстро, будто пыталось заполнить собой весь мир.              В тот момент, когда Ло Бинхэ с криком выгнулся, практически уткнувшись макушкой в кровать, и, излившись себе на живот, сжал Шэнь Цинцю внутри, тот больше не мог сдерживаться и позволил сильнейшей волне оргазма накрыть себя с головой.              Чуть отдышавшись, Цинцю потянул Бинхэ к себе за ошейник и впился в его губы поцелуем. Сначала страстный и безумный, он становился всё спокойней, нежней и мягче. Пока Бинхэ с Цинцю не замерли в миллиметре от губ друг друга, всё ещё тяжело дыша, но улыбаясь.              — Плохой мальчишка доволен наказанием? — шало улыбаясь, протянул Цинцю.              — Плохой мальчишка доволен всем, что даёт ему Шицзунь, — глупо захихикал Ло Бинхэ, ловя ответный смех в поцелуй.              Шэнь Цинцю позволил им ещё немного посидеть так, прижавшись друг к другу, лениво обмениваясь поцелуями, смешками и шутливыми тычками, а потом всё же перевернулся, подмяв Бинхэ под себя и, подарив ещё один поцелуй в нос, вышел из него. Он сидел рядом, бездумно водил пальцами по его ногам, бёдрам и животу, размазывая белёсые капли по крепкому прессу, не в силах оторвать взгляд от Бинхэ. Зацелованного, разморенного, податливого, залюбленного... Такой Бинхэ будил в его душе глупую гордость и бесконечную нежность. Его хотелось оберегать, заботиться и носить на руках.              Что Цинцю и сделал, поднимая его на руки и относя в душ.              Уже после, когда они, обнявшись, лежали в кровати, и Ло Бинхэ рассеяно водил пальцами по ярким отметкам, покрывавшим шею, плечи и ключицы Шэнь Цинцю, тот неожиданно вспомнил, зачем вообще примчался сюда. Резко сев, Цинцю обеспокоено огляделся, словно злоумышленник мог всё это время быть где-то рядом, и посмотрел прямо на Бинхэ.              — А что случилось с тем, кто пытался к тебе вломиться? Его кто-то спугнул?              Ло Бинхэ недоумённо моргнул раз другой, явно пытаясь понять, о чём говорит Цинцю, а потом вдруг рассмеялся, потянув его назад в свои объятия.              — Неужели ты так и не понял, что не было никакого злоумышленника? — всё ещё посмеиваясь, Бинхэ заполз на Цинцю сверху, комфортно расположившись на широкой груди. — Мне просто нужно было как-то выманить упрямого Шицзуня из университета, а зная его, обычные приглашения и уговоры не подействовали бы. Пришлось пойти на небольшую уловку.              — Безумный мальчишка! — не зная, чего больше в его голосе — возмущения или восхищения, воскликнул Шэнь Цинцю. — И для чего же была такая срочность? Или тебе так не терпелось примерить игрушки? — он неопределённо кивнул куда-то в сторону грудой сваленных вещей, где затерялся и хвост с ушками и ошейником — сказать по правде, больше всего Цинцю не хотелось снимать с Бинхэ именно ошейник.              — Как я и думал, глупый Щицзунь опять не думает ни о чём кроме работы, поэтому совершенно ничего не помнит, — выдержав театральную паузу под недоумевающие взгляды Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ наконец продолжил: — Сегодня ровно год, как этот упрямый ученик получил прекрасного, но забывчивого Шицзуня в своё безраздельное пользование.              Цинцю стало одновременно стыдно, радостно и восхитительно хорошо.              — Как же повезло этому бестолковому Шицзуню, что в его жизни появился такой восхитительный ученик, — потянувшись, Цинцю мягко поцеловал всё ещё красные от поцелуев губы и прошептал: — Спасибо за этот подарок. Люблю тебя.              Ло Бинхэ счастливо заулыбался и, прежде чем поцеловать Цинцю в ответ, прошептал: — И я люблю тебя, Цю-гэ.