Арсозависимость

Антон бросает курить. Бросает в миллионный раз за последнее «всегда», в очередной раз срывается спустя… ну, наверное, час. Иногда — и это «если повезёт» — через пару дней. Антон бросает курить. Потому что… в сигаретах для него бессмысленно-важное, ставшее каким-то правильным, чувство. В сигаретах для него Арсений, который много-много лет назад между пар просто спросил у всей аудитории: — Есть покурить? В сигаретах для Антона — ответ: — У меня пачка. Они распечатали ее уже в курилке и с наслаждением (невероятным) выкурили сразу по две сигареты, которые после стольких часов на парах — счастье с привкусом горечи. Для него Арсений потом всегда — в смешных диалогах в курилке, в «Пойдём покурим», в сборищах вместе у кого-то дома, когда они вдвоём — посреди шума праздника, пьяного смеха и гула — покурить на балкон. Для Антона он навсегда в этой тишине и размеренном дымном дыхании. В странном спокойствии и уюте, который не могут подарить другие, который ни с кем и никогда, который ищешь и находишь, растворяясь и обретая себя. Антон поверил Арсению в первый же день знакомства и уже окончательно доверил ему абсолютно все, когда Арсений вошёл к нему в квартиру. Вошёл мокрый — петербуржец, не готовый к дождю, и сразу же спросил, где балкон. Антону так сильно въелся под кожу запах табака, что он не сразу понял, что ему не запах, не привычка, ему — не все это, ему — Арсений въелся, притерся, вцепился и, смешно почесав нос, закурил прямо в сердце, улыбаясь солнцу, жмурясь, как кот, наблюдающий за рассветными лучами. В тот день он ещё ничего этого не понял, просто, смотря на чёрные окна соседних домов, что-то чувствовал. Они словно переехали на этот балкон с бледной облупившейся краской, болтая сразу обо всей жизни, цепляясь за реплики на полуфразах, дополняя друг друга и — куря — бесконечно. Тогда между ними — мост — из понимания, интересов и обучения на факультете актерского мастерства. Тогда ещё не было ничего или… было все? Тогда был рассвет в тёмных прядях волос, ленивая улыбка и плед, притащенный с кухни, когда стало так прохладно, что графское величество наморщило нос и как-то совсем просто закинуло руку на плечо Антону, обнимая тёплом своего тела и уютом пледа. Именно тогда Антон и пропал весь, стал частью чего-то важного, ценного и… неотпускаемого. Они греют друг друга: так странно, Антону не хочется отпускать, потому что так тепло и хорошо, так должно было быть в каждой из параллельных вселенных. Он долго спорил с собой, с миром, но сейчас — белый флаг, абсолютное поражение, в котором проиграть — честь. И Арсений целует его — как естественное продолжение их истории, как правильное завершение (начало?) вечера. И так началась их любовь. Балконная. В поцелуях, в касаниях на парах, в объятиях, завернувшись в пледы, в курении на балконе. Им хорошо вместе, две параллельные прямые, существующие в неЕвклидовой геометрии: все же пересеклись. Арсений — его тайна, сонно закрывающая глаза и приваливающаяся к костлявому плечу, тайна, трущаяся носом о нос, крепко держащая и всегда — бесконечно приковывающая к себе. Тайна, которую Антон берег от всех, которую целовал — сдавшийся, навсегда плененный грацией, ловкостью и особой нежностью во взгляде. Он — его тайна, и ее — до самого конца — никому. Из них получилась любовь. Любовь со вкусом летнего утра, влажностью росы и свежестью предрассветного часа. Любовь с привкусом сигарет и наивной попытки перебить его мятной жвачкой. Любовь со спонтанными поцелуями и таким огнём, что когда-то, черт возьми, перегорит так, что ничего после себя не оставит, даже пепла. Это была плохая идея — одновременно бросить курить. Потому что Арсений когда-то сказал, что курение, черт возьми, убивает. Они начинали вместе. Потом завертелось. Говорят, если бросаешь курить, становишься раздражительнее. Глупо винить во всем случившемся попытки избавиться от пагубной привычки, но они винят. Теперь Антон бросает курить один. Арсений однажды сжигает мосты, заявляя, что так больше нельзя, что они парни, что так нехорошо. Только потом становится ясно, с кем это связано: с Аленой, которая, наверное, оказалась однажды лучше. С которой, наверное, круче секс и поцелуи без горького табачного привкуса. С ней, наверное, они сладкие. Антон бросает курить. Антон бросает Арсения, Антон бросает себя догорать. Или Арсений бросает Антона? Может, он врет себе или боится, может, надо было рубить ещё раньше, может, это — сумасшествие и пагубная привычка, которая — с курением вместе? Арсозависимость. Говорят, такое проходит, говорят… да черт с ним, что говорят. Антона ещё тревожит, ещё тянет, ещё там — не все. За бравадой, за смелостью, за отчаянной грубостью — он, цепляющийся пальцами за Арсения и так тихо просящий: «Смотри на меня, люби меня, хотя бы немного». Арсений обозначил бесперспективность, бессмысленность, бес… полезность, но Антон ещё наивно не может. Антон не может представить, кем они станут, если уйдут друг от друга, разорвутся связи, и два сердца — камнем вниз, и тела — в объятия других. Он не верит, что можно иначе, без курения на балконе, без мятной жвачки и тех самых поцелуев, которые горьки в своей сладости. Он не может поверить, что там может быть какая-то Алена, когда есть они. Антон все ещё ждёт, когда Арсений придёт к нему в гости, на балкон. Антон ждёт, курит один, потому что, конечно же, «бросает». Он не может. Не курить бросить — Арсения оставить. Антону так важно с ним, так нужно с ним, что разрывает на части. Антон — Хатико, черт бы его побрал, и хоть бы в этой истории дождаться. Он верит: Арсений придёт, он спросит, как ему дальше быть. Как жить, если все вокруг потеряло вкус и запах, если сладкие поцелуи — горькие, а внутри что-то просится на балкон: не то прыгнуть, не то поцеловать, не то закурить. Арсений бросил курить, но не может бросить Антона: не может без его касаний, без привычек. Они — опасно — одновременно (не) бросили курить. Арсений приходит, потому что иначе быть не могло. Он задаёт вопросы: как ему дальше быть и быть ли, а ещё — есть ли покурить? Они пытаются говорить, держат дистанцию: взрослые люди, умные речи, серьёзные мысли и правильные выводы. Антону не хватает сил, чтобы его не поцеловать. И он целует Арсения, чтобы себя понять. И понимает все, в горьких касаниях губ — ответы на все вопросы, в горьких поцелуях для Арсения — его личная зависимость. Он может бросить курить, но не может бросить Антона. И время замирает, идёт, кажется, вспять, чтобы Антон мог удержать его, чтобы… всю жизнь держать. Ведь так правильно, да, Арсений?