утро в Аризоне

В это раннее утро ее будит не крик петуха за окном, а размеренное, едва слышное дыхание над ухом. Прищурив и расслабив веки несколько раз, девушка открывает глаза и смотрит на очерченное, пронизанное невинностью от дремоты лицо. Проводит серебряными глазами по пшеничным волосам, обрамляющим высокие скулы, по его необычной бороде, с замиранием сердца наблюдая, как подрагивают аккуратные ресницы. Мужчина спал смиренно, однако глазницы под кожей бегали туда-сюда, что создавало впечатление о том, что ему снится кошмар. Золотые зубы то и дело мимолетно цокали в тишине утра, лишь подкрепляя догадку девушки о сновидении. В надежде хоть как то успокоить юношу, она кладет ладонь на его загорелую щеку, нежно поглаживая большим пальцем уголок губ, что сейчас не накрашены кислотно-зеленой помадой, как это обычно бывает. Почему-то ей очень нравилось заглядываться на них, когда он этого не видит; Джайро всегда раздражала эта привычка, потому как «и без нее на эту помаду все засматриваются», однако он не настаивал на прекращении подобного действа. В поле зрения она сама нередко ловила его взгляды, направленные на грустную улыбку, и этот цепкий, но совершенно безобидный взор заставлял уголки губ непроизвольно ползли выше. Ее смешили такие сцены. Она точно знала, что Джайро тоже, не смотря на то, что он искусно прятал эмоции под маской серьезности. Нравоучения отца о непоколебимости и проблеме в виде сентиментальности крепко засели у него в голове, и эти слова, словно черви, проедали мозг юноши; порой его хладнокровие и безразличие по отношению к миру приводили в холодный ужас девичье разгоряченное сердце. Их взгляды были совершенно противоположны друг другу, но противоположности притягиваются, так ведь? Пара мускулов дрогнула на лице мужчины и он, чуть зажмурившись, распахнул глаза — глубокие, яркие, выразительные и одновременно с этим непроницаемо пустые. В них она видела весь мир, всю мудрость этого парня и от этого они казались еще более чарующими. Блестя на солнечном свете, они напоминали пару демантоидов, цены которым нет во всей Америке. Водя зрачками по ее бледному, застывшему в мгновении тоски и очарования лицу, Джайро постепенно приходит в сознание; затуманенный взгляд с каждой секундой обретал большей ясности. На женских губах, казалось, застыла улыбка, но Цеппели видел лишь обветренную розоватую плоть, приоткрытую в обыденной меланхоличной для дивы манере. — С добрым утром, Джайро. Вместо ответа он кладет свою руку поверх ее. Чуть погладив нежную кожу своими огрубевшими пальцами, он поворачивает голову и, коснувшись губами, целует внутреннюю сторону ладони. Влажный след остается на плоти, словно метка. Его метка. Девушка смущенно улыбается, отводя глаза на стену. Иногда смотреть на него ей просто невыносимо, потому что наглое и преисполненное хитростью лицо Цеппели было таким красивым, что она в буквальном смысле сходила с ума. К тому же, смотреть в очи долгое время она не могла, сколько бы ни приучала себя; страх брал вверх. — Сколько время? — спрашивает блондин, отпуская руку возлюбленной и переворачиваясь на спину. Постанывая, он тянет затекшие конечности вверх и кривится в зевке. Мышцы на его голом торсе напрягаются и растягиваются, и молодой особе хочется провести по ним пальцами, однако она отбрасывает эту мысль в сторону, наблюдая, как пытается проснуться Джайро. Со стороны он напоминал старый механизм, что скрипит и кряхтит, если его побеспокоить. От этого сравнения она лишь шире улыбнулась. — Не раньше шести, — отвечает, она, садясь на матрас. За окном во всю силу сияло солнце, однако криков петуха во дворе еще не было слышно. Это означало то, что отец еще не ушел на работу. Повернув голову к итальянцу, она с долей упрека вполголоса добавила, — поэтому нужно быть тише. Иначе появятся большие проблемы в виде папы. Вскинув руки, он «сдался» условиям дивы. Его широко раскрытые глаза и чуть поджатые губы рассмешили диву; безобидно пихнув его в бок, она встала с постели и подошла к окну. Выглядывая из-за тюли, она взглянула на раскинувшуюся за домом равнину. На горизонте выглядывало солнце, что слепило глаза своими разгоряченными золотыми лучами. В это раннее утро было слишком тихо, но это нравилось девушке. — Оливия. Девушка отозвалась на зов и повернулась к юноше. Он успел сесть, откинув одеяло к ногам; смотря на его тело, Оливия восхищалась Джайро, словно экспонатом в музее — изящным, запретным. Своим. Не то что бы ей хотелось ощущать это тело, — эстетичность и красота души и плоти парня казались ей куда более интересны, нежели сексуальные отношения. Ее платоническая любовь к Цеппели отчасти поражала последнего, — более зрелого и жаждущего страсти, — но он совсем не обязывал диву к чему-то большему. Он, можно сказать, даже поддерживал ее стремление к высоким чувствам. Куда более высоким, чем животное желание. — Мне снился кошмар, — вполголоса проговорил он, смотря в полные тоски глаза, словно раскаиваясь перед Оливией, как перед священником, — спасибо, что разбудила меня. — Что тебе снилось? — девушка отошла от окна, садясь рядом с Джайро на краю кровати. Ей всегда нравилось обсуждать потаенные для человека темы, потому что они раскрывали личность собеседника на более глубоком уровне. Подобные диалоги позволяли девушке прочувствовать психологию и натуры людей, заставляя влюбляться в них еще сильней. Джайро, опустив глаза на свои руки, едва покачал головой; разглядывая кисти, он словно искал слова, через которые сможет передать всю эмоциональность его души. Оливия почувствовала печаль, что проскользнула в его ауре и отпечаталась во взгляде, движениях и даже дыхании. Пододвигаясь ближе, она едва дотрагивается до ладоней юноши в надежде хоть как-то ободрить Джайро. Но итальянец, почувствовав тепло чужой кожи на своей, не стал принимать поддержку — быстрым жестом его руки отпрянули от женских. Дива не возражала; она знала, что Цеппели был воспитан так, что любое проявление сентиментальности для него будет огромной ошибкой, и уважала его принципы. Длинные светлые локоны дрогнули на его плечах, повиснув занавесом перед лицом. Вздохнув, он снова нарушил молчание тихим звучным голосом. — Я помню лицо Джонни…. его искаженную в гримасе ужаса физиономию. Помню раскаты выстрелов, топот копыт, свистящий пустынный ветер в ушах. И дорогу… нет, тропинку. Тропинку посреди пустыни… Иронично, не правда ли? Но, ускакав по ней от Джонни, я нашел большее… — подняв голову, он снова заглянул Оливии в лицо. В этот раз взгляд его зеленых глаз был мудрым, задумчивым, — …я нашел тебя. — А что же потом? — Забыл, — с досадой ответил он, а потом оживленной добавил, — а впрочем, это и не нужно вспоминать. Садясь на край кровати, он смотрит на Оливию и, склонившись к ее ошеломленному от рассказа лицу, целует в щеку. Девушка застывает, поражаясь тому, что он ведет себя, как ни в чем ни бывало. Вставая, он оглядывает комнату в надежде найти свою одежду, но простой осмотр не приводит ни к чему. Ходя по комнате, он готовился к своему отъезду, а сероглазая все так же неподвижно сидит на кровати, смотря в стену, словно загипнотизированная поцелуем Джайро.