Запах лета

      Он отыскал эту куртку в шкафу, когда решил устроить генеральную стирку. Среди кучи его вещей, сложенных аккуратно по линеечке или в формате творческого беспорядка нашлось то, что не было частью его гардероба — коричневая кожаная куртка с меховым воротником и огромной цифрой на спине. Иван Брагинский сперва просто замер, держа ее в руках и осознавая, что это и откуда оно в его шкафу.       Куртка пахла Альфредом Джонсом. Это была особая смесь одеколона, которым парень постоянно пользовался, и того самого личного аромата, описания которому Иван не смог бы подобрать при всем желании. Про себя он думал — это запах лета, отдыха где-то в парке и любования фейерверками. Разве так может пахнуть человек? Определенно может.       Брагинский понятия не имел, что ему делать. Джонс ушел из его жизни месяц назад, с тех самых пор его запаха так не хватало, равно как и не хватало его улыбок и смеха, шума, с которым он умудрялся делать практически все в его квартире, не хватало его рассказов о всяких бытовых мелочах, не хватало тепла его рук. У Альфреда всегда были теплые руки, в то время как Ивана — холодные. И если Брагинскому нравилось греться о Джонса, то тот любил греть его.       Прошло чуть больше месяца с тех пор, как Джонс ушел. Они поссорились, теперь уже сложно вспомнить, из-за чего вообще. Кажется, какая-то ерунда, каких было не мало, но именно в тот раз все обрело невиданный прежде размах. Они оба припомнили друг другу множество обид, оба наговорили лишнего, и в итоге Брагинский на эмоциях велел ему убираться прочь и никогда больше не возвращаться.       И Альфред ушел. Он спешно собрался, впопыхах обулся, а потом хлопнул дверью.       Уже ночью Иван позволил себе пожалеть о каждом брошенном в порыве гнева слове. Он искренне плакал, порываясь позвонить Джонсу, извиниться перед ним, но так и не смог переступить через гордость. Потом он целую неделю ждал, что позвонит Альфред, честно надеялся, что тот все же явится, что они смогут нормально поговорить, но парень просто пропал из его жизни.       Потом Иван смирился. Жизнь стала серой и пресной, квартира словно опустела. Она казалась погруженной во мрак, тишина кругом начала угнетать, а воспоминания о том, как было прежде, давили непосильным грузом. Брагинский не знал, что ему делать. Он с трудом заставил себя прекратить мониторить социальные сети, постоянно просматривать профиль Джонса, убеждаться снова и снова, что он онлайн, упорно не писать ничего и в который раз мысленно ругать себя за слабости.       И вот, по истечении месяца, когда он, казалось, уже смирился с одиночеством, нашлась эта куртка. И она насквозь пропахла летом, пропахла Джонсом.       Иван бросил ее на застеленную кровать, понятия не имея, что с ней вообще делать. Он перебрал свои вещи, постирал все, что хотел, погладил, разложил все по полочкам, а после, ближе к вечеру, снова уставился на так и лежавшую на кровати куртку. Та словно смотрела на него с немым укором, возмущаясь тем, что о ней вообще все забыли. А ведь Альфред всегда ее носил, невзирая на погоду или цель вылазки из дома. Она была словно его вторая кожа. В их с Иваном первую встречу он был в ней, мок под дождем, но смеялся, как придурок. Тогда они с Брагинским пересеклись случайно, но в итоге спрятались от дождя под одним козырьком. Еще даже не познакомившись, Джонс поведал ему о том, что он промочил кроссовки и теперь в них хлюпает, а ведь они были дорогие и продавец заверял его в том, что они водоустойчивы. Брагинский слушал его, прекрасно понимая, что ему эта информация ни к чему, он не мог не слушать. Он слишком редко встречал таких лучезарных и искренних людей. Вернее, он впервые встретил человека, от которого даже в осеннюю стужу пахло летом.       Уже потом они успели полюбоваться на радугу, а Иван, не думая, пригласил его зайти к себе. Всего три квартала до его дома, а сам Альфред жил в другой части города, ему бы пришлось добираться на метро. Джонс принял предложение. С тех самых пор жизнь Брагинского обрела невиданную прежде яркость, стала заполненной, стала настоящей. Их отношения развивались стремительно. Первое свидание, первый поцелуй, признание в любви — теперь все стало просто прекрасными воспоминаниями, которые всколыхнула эта самая куртка, пропитанная запахом лета.       Иван понятия не имел, что же ему теперь делать. Он словно нарочно избегал того, чтобы смотреть на эту куртку, ушел на кухню, машинально поужинал, попил чаю, совершенно не ощущая вкуса, не понимая толком, добавил ли он вообще сахар. Тело уже ломило от усталости, так что он вернулся в спальню, быстро разделся и забрался под покрывало, все так же игнорируя факт наличия рядом куртки.       Продержался он недолго. Уже через несколько минут пришлось приподняться. Рука быстро нашарила куртку в темноте. Опрокинувшись с ней на подушку, Брагинский прижал к себе эту куртку, утыкаясь носом в мех на воротнике.       — Альфред…       Глаза вмиг стали влажными. Он ведь и сам понятия не имел, как тосковал по этому человеку. Всего один месяц, ужасно бессмысленный и серый, потому что в нем не было Джонса. Притворяться и дальше смирившимся Иван уже не мог. Потому, что он не смирился. Потому, что он все еще любил, возможно, теперь любил еще сильнее, чем раньше. Конечно, была высокая вероятность того, что Альфред уже о нем забыл и нашел себе кого-то другого, Иван понимал это, равно как понимал и то, что молчать дальше просто нельзя.       Он хотел увидеть Джонса, хотел дать ему понять, что сожалеет обо всем, что хочет все вернуть.       После тяжелой ночи Брагинский застал себя утром сидящим за столом на кухне с телефоном в руках. Куртка лежала на его коленях, в мыслях царил жуткий бардак, на сердце было тревожно. Он сглотнул, кивнул сам себе, запрещая сомневаться хотя бы на одно короткое мгновение, а потом набрал сообщение.       «Нашел в шкафу твою куртку. Заберешь ее? Наверняка ты ее обыскался»       Он отправил сообщение, а потом спешно отложил телефон, дабы не психануть и не удалить его. Сердце отбивало бешеный ритм, взволнованное и ожидающее того, чем все обернется.       Еще каких-то пару месяцев назад они с Альфредом катались на лыжах. Вернее, он учил Джонса держаться на этих самых лыжах, ведь парень если и катался по снегу на чем-то прежде, то только на сноуборде. Когда Альфреду надоело пытаться, он просто начал бросаться в Ивана снежками. В итоге все переросло в долгое и веселое противостояние, после которого они долго валялись в снегу и смеялись.       У них в принципе было много счастливых моментов, о которых было так тепло на душе. И вместе с тем горько от осознания того, что все уже прошло, при том прошло по обыкновенной глупости со стороны обоих.       Иван вздрогнул от сигнала оповещения. Он и не заметил, как пролетело время, пока он в который раз предавался воспоминаниям. На экране телефоне мигал значок нового сообщения. Не думая, Брагинский тут же нажал на него.       «Привет! Да, я и правда везде ее искал, прости за неудобства. Заеду забрать сегодня вечером, ок?»       В этом сообщении не было ни единого лишнего слова, но сердце Ивана вновь забилось как бешенное. Он перечитал написанное несколько раз, прежде чем осознал в полной мере, какая именно информация содержится в этих простых словах. Рука непроизвольно сжала куртку. Да, от нее пахло Альфредом, и Брагинский предпочел бы, чтобы хоть эта вещь у него осталась, если даже станет ясно, что с Джонсом они больше никогда не увидятся.       «Ок»       Всего лишь две буковки дались сложнее, чем первое сообщение. Иван вскочил с места. Он понимал, что рискует сойти с ума окончательно, если не займет себя хоть чем-то до вечера. Не важно чем, главное — просто делать что-то. Именно поэтому он первым делом навел идеальную чистоту в каждой комнате, даже ванную зачем-то отдраил, хотя она и так была чистой. Осознав, что прошло не так уж и много времени, он решил приготовить что-то особенное к ужину.       Разумеется, не факт, что Джонс вообще останется к ужину, это, возможно, была бы паршивая идея, учитывая ситуацию. Но с другой стороны, он ведь всегда любил то, что готовил ему Брагинский, хвалил каждое приготовленное им блюдо и неизменно просил добавки. И вообще обладал завидным аппетитом.       Придя к такой мысли, Иван снова оказался на кухне. Он достал из холодильника все нужные продукты и бросил еще один случайный взгляд на куртку, которая теперь лежала на стуле. Не важно, как все в итоге закончится, куда важнее то, что он увидит Альфреда, хотя бы еще один разочек.       Занятый весь день делами, Брагинский едва не упустил момент, когда за окном стемнело. Он принял душ, привел волосы в порядок и заставил себя остаться в простых домашних вещах, чтобы было не слишком очевидно, как он готовился к встрече. С кухни шел приятный запах мясной запеканки, чай был заварен, растворимый кофе, который так нравился Джонсу, на всякий случай стоял на видном месте.       Несмотря на то, что все было готово, звонок в дверь застал его врасплох. Иван едва не навернулся на ровном месте, выругался себе под нос, а потом машинально бросил взгляд на зеркало, дабы убедиться в том, что он выглядит хотя бы не жалко. Собственное отражение ему совершенно не понравилось, впрочем, делать было нечего.       Он открыл дверь, старательно подавив легкую дрожь в руках. Стоявший за порогом Альфред уставился на него так, словно не ожидал его увидеть, что по определению странно. Но вот он кашлянул и немного натянуто улыбнулся. Странно, но в этой улыбке ощущалось нечто вроде… вины за что-то.       — Привет. А я за курткой.       Иван сглотнул. Месяца словно вовсе не было. Это был все тот же Альфред, такой знакомый и такой родной. Очки на переносице, светлые волосы немного взъерошены, не хватало только той самой куртки для полноты картины.       — Да, точно… — Брагинский вдруг понял, что не знает, что ему сказать. Он просто отступил назад, отпустив дверь, давая понять, что Джонс может пройти. — Сейчас принесу.       Он выждал пару секунд, пока Альфред закрывал за собой дверь, а потом обернулся и зашагал в сторону, ощущая на спине взгляд Альфреда. Кажется, тот тоже не знал, что надо говорить. Ну, или просто не хотел что-то говорить вовсе.       Брагинский намеренно не спешил. Он взял в руки куртку, невольно сжал ее, заставил себя успокоиться и дышать ровнее, и лишь потом вернулся в прихожую. Джонс ждал его ровно там же. Он озирался по сторонам, словно не понимая, куда ему девать взгляд.       — Прости, я не знал, что забыл ее у тебя, — сказал он, когда Иван вернулся.       Тот пожал плечами.       — Ничего страшного.       Он протянул Альфреду куртку. Джонс сперва просто уставился на нее, а потом взял. Они соприкоснулись пальцами. Иван невольно вздрогнул.       — У тебя… все нормально?       Смотреть друг на друга оказалось до ужаса сложно, так что Джонс пялился на куртку, словно узрел ее впервые в жизни, а Брагинский смотрел на кроссовки гостя. Черные, но с белой подошвой и какой-то неразборчивой надписью по бокам. Подумать только, те самые кроссовки.       — Да, вполне, — отозвался он. — А у тебя?       — Да, тоже, — Джонс кивнул. Повисла неловкая пауза, после которой парень чуть повел плечами. — Ну, я, наверное, пойду. Спасибо, что сберег мою куртку.       Он неспешно обернулся и взялся за ручку двери, а Иван осознал в полной мере, что если Альфред уйдет сейчас, то это будет точно навсегда. Все будет кончено. Он понял, что не хотел бы этого. Ведь это, черт возьми, его Альфред, его любимый парень, от которого всегда пахнет радостью и летом. Пахнет счастьем.       — Не уходи.       Слова вырвались словно сами собой. Джонс замер, сжимая в одной ладони куртку, а в другой металлическую ручку.       — А?       Он обернулся, а Брагинский снова потупил взгляд.       — Ну, в смысле… — пришлось откашляться, потому как в горле вмиг стало сухо от волнения. — В смысле, если хочешь. Я как раз запеканку приготовил, может, останешься на ужин. Если хочешь…       Ему стало страшно смотреть на Альфреда. Он так и замер, ожидая хоть какой-то реакции, но все же удивился и поднял взгляд, когда Джонс засмеялся.       — Разве я могу отказаться от твоей запеканки?       Они уставились друг на друга, и Иван ощутил такую невероятную легкость на душе. Ему так не хватало этого смеха и этих искрящихся глаз. Улыбнувшись в ответ, он пожал плечами.       — Не знаю. Но надеялся, что ты не сможешь отказаться.       Всего лишь один миг, и куртка, ради которой Джонс и приехал, оказалась на полу. Парень сорвался с места, и едва он оказался ближе, Иван схватился за него, точно за спасательный круг, оказавшись в морской бездне. Альфред поцеловал его, горячо и немного кусаче, как всегда нравилось Брагинскому. Иван просто замлел, ощутив себя как никогда прежде цельным, словно ему вернули обратно сердце, без которого он не мог полноценно жить. Словно в его серую жизнь вновь пришло теплое лето.       Джонс резко вцепился в край его просторного свитера и потянул вверх, а Иван с готовностью поднял обе руки, а после сам потянулся к Альфреду, дабы избавить его от футболки. Когда тот чертыхнулся, на ходу избавляясь от кроссовок, Брагинский улыбнулся. Оказывается, хватало и самой малости, чтобы снова ощутить себя совершенно счастливым.       Они добрались до спальни, не прекращая целоваться, хвататься друг за друга, сжимать в объятиях и ловить судорожно воздух. Джонс спешно расстегнул брюки Ивана, а сразу после опрокинул его на кровать. Тот сам приподнялся так, чтобы с него можно было ловко стащить штаны, а потом и сам схватился за ремень на джинсах Альфреда. Тот самый ремень, который всегда так плохо поддавался его рукам.       Оставшись без одежды, Джонс опрокинулся на него. Такой по обыкновению горячий, с чуть шершавой кожей, ярко выраженными мышцами. Его руки тут же заскользили по телу Ивана, от плеча ниже, к тонкой талии, ладонь вцепилась по-хозяйски в ягодицу, сжала ее с такой силой, то Брагинский невольно пискнул.       — Как же я скучал… так скучал…       Альфред уткнулся ему в шею, целуя и кусая, сводя с ума ощущением близости, своей безудержной страстью и собственным желанием. Он всегда был таким — пылким, жаждущим, но вместе с тем нежным и чутким. И всякий раз это заставляло восторженно стонать под ним, теряясь в восхитительных ощущениях.       — Давай… ну же…       Брагинский сам заставил его скользнуть пальцами к ложбинке меж ягодиц. Он прекрасно понимал, что их желания полностью совпадают, что им обоим это нужно. Джонс сразу понял, что да как. Он надавил пальцем на сморщенный анус, потом добрался до промежности. Его возбужденный член касался живота Ивана, тот ощущал легкую щекотку от капелек предэякулята. Когда между ними все происходило в первый раз, все было медленно и чувственно. Неспешная растяжка, так, чтобы избежать неприятных ощущений, а потом умопомрачительное соитие, в ходе которого Брагинский кусал губы и бесстыдно просил двигаться быстрее, бить по простате резче. И все его требования Альфред исполнял.       Сейчас же было совершенно не до того, чтобы сделать все как надо. У Джонса рука подрагивала от нетерпения, когда он добрался до выдвижного ящика прикроватной тумбы, то самое место, где Иван всегда хранил смазку и презервативы. Это вошло в привычку еще тогда, когда они начали встречаться, когда секс в их жизни стал регулярным. Для самого же Альфреда стало привычкой всегда тянуться к этому чертовому ящику, чтобы опосля овладеть своим любимым, трахнуть его именно так, как нравилось им обоим.       — Отлично, — хрипло выдохнул Джонс, обнаружив тюбик со смазкой на прежнем месте.       Больше он не стал ничего говорить, в этом и не было никакой необходимости. Парень спешил, а потому выдавил слишком много геля, но не стал об этом переживать, более того, тюбик закрывать он тоже не стал, просто откинул его прочь, не понимая сам толком, куда именно. Ивану тоже нисколько не хотелось разбираться. Он развел ноги шире и тут же ощутил настойчивое прикосновение. Спустя месяц после того, как они в последний раз были близки, мышцы поддавались неохотно, но Джонс без видимых усилий протолкнул палец на одну фалангу.       Брагинский уставился в потолок. Сколько раз он просыпался за минувшие дни один и вот так же смотрел на этот потолок, думая о том, что тот на него давит, не позволяя дышать полной грудью. На самом же деле давило на него отсутствие рядом Джонса. Стоило прожить без этого несносного парня месяц, чтобы понять нечто настолько простое и очевидное. Как бы часто он ни устраивал бардак, разбрасывая вещи или не убирая после себя вещи на прежние места, с ним все равно было намного лучше, чем без него.       — Достаточно, давай… сейчас…       Альфред рассеянно кивнул. Его тело подрагивало от нетерпения, член все так же скользил по животу Ивана. Не думая, Брагинский сам схватился за презерватив, который уже успел достать Джонс, распечатал упаковку, а после, сперва пройдясь пальцами по стволу крепкого горячего члена, раскатал по нему резинку. Ему, так уж вышло, нравилось это делать самому, а Альфред всегда был только за.       Когда же все было готово, Джонс пристроился к нему, все так же нависая сверху. Он толкнулся в него резко, разведя ноги шире, так что Брагинский невольно вскрикнул, вцепился ногтями в его плечи, причинив ответную боль, и сжал длинными ногами талию парня.       — Вот же… сука…       В его голосе слишком отчетливо слышался восторг. Альфред вошел до упора и уткнулся лицом в его шею.       — Как же в тебе хорошо… как я вообще жил все это время… без тебя… — он приподнялся, судорожно дыша, и отыскал взгляд Ивана. — Я ведь специально оставил эту куртку. Думал, что будет хоть какой-то повод вернуться. А потом все не решался этим поводом воспользоваться. Какой же я идиот, что вообще ушел, лучше бы тогда просто трахнул тебя. Любимый мой, больше никогда от тебя не уйду.       Брагинский замер, позабыв на миг обо всем на свете. Ему были нужны эти слова, он ведь хотел это услышать. Хотел знать, что Джонс тоже тосковал по нему. Они оба — просто идиоты, которым гордость иногда мешает признать свои ошибки, что уж тут поделаешь. Но она не мешает им любить, искренне и от всего сердца. А это определенно важнее всего прочего.       — Дурак, — Иван смущенно отвел взгляд. — Нашел время поговорить.       Он ощутил влагу на глазах. Да уж, сам нашел время, когда рыдать от счастья. Вот ведь и правда — идиоты, что один, что другой.       — Прости.       Джонс усмехнулся ему в изгиб шеи. Он зарылся ладонью в светлые волосы Ивана, а тот мотнул головой.       — Двигайся уже, придурок.       Дважды требовать не пришлось. Альфред вышел на половину, а потом толкнулся обратно, сходу касаясь простаты. Брагинский сжал его в своих объятиях, сотрясаясь от наслаждения. Он мимоходом уловил знакомый запах, такой родной и горячо любимый. Тот самый запах лета. Именно так пах его Альфред.       — Значит, специально оставил?       Дыхание пришло в норму не сразу. Сколько вообще они пролежали в обнимку, сплетя ноги и обвив друг друга руками, Иван не знал, да и не особо хотел знать. Ход времени уже не имел ровным счетом никакого значения, потому что теперь они были вместе. Наконец-то он снова не один, наконец-то с ним тот, кто делал его счастливым.       — Ага. В последний момент решил не надевать, а просто закинуть в твой шкаф, так, чтобы не на самом видном месте. Думал, потом будет повод прийти, якобы поискать, а заодно и попробовать поговорить, помириться. Я знал, что не протяну без тебя, — сказав это, Джонс коснулся кончиком носа лба Брагинского. — Ты наверняка скажешь, что я полный идиот, но мне в тот момент показалось, что все прокатит.       Иван улыбнулся. Все таки его Альфред — то еще чудо. Никакая гордость в мире не стоила того, чтобы расставаться с ним на долгий месяц.       — Нет, не скажу, — отозвался он. — Ты молодец, все правильно сделал, дал мне повод позвать тебя. И больше никогда и никуда не отпускать.       Джонс сжал его в объятиях крепче.       — А я и не уйду, даже если снова начнешь гнать. Я тебя заласкаю против твоей воли и заставлю сменить гнев на милость.       — И правильно.       За окном сгущались тучи. Кажется, снова пойдет дождь. Но Брагинскому было все равно, потому как с ним снова было персональное лето, тот самый человек, который делал его счастливым.