Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь Спаситель! или Поворот не туда

Когда Эмма немного подуспокоилась, и собравшись силами, решила заполучить чертову палочку во чтобы то не стало, последнее, что она ожидала увидеть, проникнув таки в ломбард, это полный разгром в торговом зале и горько рыдающего Румпельштильцхена из этого мира в задней комнате, уткнувшегося лбом в сложенные на столе руки. Невольно ее глупое сердце сжалось от звука несчастных и тихих всхлипов колдуна. Эмма понимала головой, что это не ее мир, не ее проблема, а главное не ее Темный, но все же сердце сводило от боли из-за вида перед ней и жаждало его утешить. После непродолжительной борьбы, сердце победило. Она тихо подошла к мужчине, и поколебавшись, мягко погладила его по волосам. Тот мгновенно замер, а его рыдания стихли. — Не надо, — ласково сказала она. — Вот уж кому-кому, а тебе нужно выплакаться, — и усмехнувшись, добавила: — Я уж точно тебя не буду осуждать. Колдун, наконец, слегка приподнял голову, и стараясь незаметно стереть следы своей слабости, еле слышно проворчал: — Да, ладно? Если верить вашим же словам, я — отвратительный дед и отец. Он был поражен, что предмет его мыслей появился перед ним столь внезапно и даже пытался его утешить. Румпельштильцхен-то думал, что ему придется ее искать или караулить в лавке, а она вон, сама пришла. То, что ему было неожиданно приятно ощутить ее краткую ласку, он не признается никогда в жизни. Эмма закатила глаза, и взмахнув рукой, наколдовала стул прямо напротив него, после чего с тихим вздохом села. Двойнята вновь заплясали от голоса Темного и никак не могли угомониться. Маленькие предатели… — Не драматизируй, — дразняще сказала она, смотря на колдуна, который вытерев лицо, по-детски надулся и не смотрел на нее. Эмма посерьезнела, и как всегда не фильтруя, что вылетает из ее рта, с клинической честность произнесла: — Ты ведь и впрямь хреновый родитель и дед. По крайней мере, первым ты стал со временем, а последним ты и не старался быть. Так увлекся прыганием на задних лапах перед какой-то чушкой с завышенным самомнением и высокими моральными принципами, что забыл о сыне, которого искал триста лет. А теперь и вовсе его потерял. Про Генри, я вообще молчу. На бедного ребенка ты с самого начала, как я поняла, забил, и даже игнорируешь тот факт, что мудак, который увел у тебя первую жену, теперь к нему в отчимы набивается. Румпельштильцхен вскинулся, и резко повернув голову, сердито на нее посмотрел. — Может уже прекратите оскорблять Белль? — прошипел он. Эмма фыркнула. — Значит, кроме моего честного мнения о твоей супружнице тебя ничего не оскорбило, и с остальным ты согласен? — спокойно сказала она, совершенно не впечатленная его злым взглядом. Колдун вдруг устало выдохнул и жалобно сказал: — Ну почему вы свалились на мою голову, а? Моя жизнь… Блондинка махнула рукой и перебила его: — Только не говори, что стала налаживатся. У меня аллергия на чушь, поэтому не тревожь меня выбросом излишних аллергенов в виде этой хрени. — И как мой двойник вас терпит? — риторически спросил Румпельштильцхен. — Я спасла его сына, так что у него выбора нет, — весело сказала Эмма Пару минут они помолчали. — Вы и впрямь… Спасли Бейя в своем мире? — со странной робость спросил колдун и посмотрел на блондинку. Эмма печально глянула на него, прекрасно видя надежду в его взоре. Видать, очухался и передумал насчет сделки, ну, или по крайней мере задумался насчет ее заключения. — Конечно, — ответила она и слегка улыбнулась. — Этот балбес больше не интересует меня как мужчина, но он — отец Генри, да и родной уже что ли. Как придурковатый брат или кузен, которого я никогда не хотела. Румпельштильцхен помолчал пару мгновений и внезапно признался: — Генри меня ненавидит. Как только вы ушли, он сказал мне это, а еще назвал бесчувственным чудовищем… — А ты удивлен? — жестко сказала Эмма, чувствуя раздражение от обиды в его голосе. Порой, этот человек, как и его двойник, вел себя, независимо от мира, как ребенок. Он хотел, чтобы его любили, и сам был полон любви, несмотря на свою сущность, но сам же отталкивал родных людей, свою семью, и цепляется за тех, кто его не ценил и хотел переделать, а потом удивлялся, отчего все так… Ну что за человек, а? В ее мире, Темный наконец вроде понял, частично, ошибочность своих действий, хотя все еще продолжал встречаться с Белль, но все же начал стараться возродить свои отношения с сыном, помирился с ним, и даже с внуком стал теплее общаться, и кажется хотел стать ему дедом. Именно оттого ее порой накрывала такая печаль. Нила он обожал, Эмма это прекрасно видела и сожалела, что ее двойнята этого не ощутят. В Румпеле были задатки чудесного отца, задавленные, возможно, его темным проклятием, или его слепотой и любовью к Белль, но все же они были и даже стали проявляться несмотря ни на что, и Эмме было искренне жаль, что ее дети этого не почувствуют. Она с ужасом и обреченностью неизбежного ждала того момента, когда Белль ему родит. Эмма не дура, и знала, что рано или поздно это случится, как и знала, что в тот же миг, когда это произойдет, ее сердце окончательно будет разбито. Вытерпеть вид мужчины, к которому она неровно дышала, и который был отцом ее детей, хотя и не знал этого, с другой, Эмма, с трудом, но могла, по крайней мере пока, но это… Знание, что он будет качать, обнимать и любить детей женщины, которой он дорожит, в то время, как ее дети будут знать лишь ее руки, лишь ее заботу — это ударит ее в самое сердце. А этот? У него, кроме Генри, вообще никого из родственников не осталось, и внук, которого он не очень-то и ценит, да, и шанс вернуть сына, ему, кажись, вообще не очень-то нужны. Но тем не менее его поражал и обижал факт, что его Генри возненавидел!.. Чудак-человек! Румпельштильцхен, тем временем, вздрогнул и поджал губы. Ему не очень-то хотелось признавать, что та в чем-то права… Да, черт возьми, во всем права! Что его бесконечно и бесило. Ну вот откуда она его столь хорошо знает? Или точнее, знает его двойника… — Кажется, вы весьма близки с моим отражением, — раздраженно сказал он. Эмма вдруг хихикнула и погладила живот. — О, да, по крайней мере, один раз мы с ним были весьма близки, — с весельем сказала она. Колдун непонимающе нахмурился и посмотрел на нее. Женщина со странным озорством и лукавством во взгляде смотрела на него в ответ, и обеими руками гладила свой округлый животик. Он вдруг пораженно моргнул, когда его посетила безумная мысль. Но этого ведь не может быть, верно? Румпельштильцхен сглотнул, и облизав внезапно пересохшие губы, хрипло спросил: — Отец вашего ребенка, это?.. — Детей, — вдруг перебила его блондинка, и выразительно подняв руку, подняла два пальца. — У меня двойня. Мальчик и девочка. — Но… Как?.. — выдохнул он, поняв, что она не отрицает, что его двойник и есть отец ее… детей. Эмма закатила глаза. — Серьезно? — насмешливо спросила она. — У тебя уже было две жены, один ребенок, по крайней мере был, до недавнего времени, и кажется, если наши миры и здесь не отличаются, был небольшой романчик с маман Реджины, так что… Я думаю, ты должен прекрасно знать, как это вышло. Темный почувствовал прилив смущения и любопытства. Его глаза против воли упали на утробу блондинки, которая в защитном жесте обнимала ее, и вдруг печально вздохнув, та сказала: — Хотя тебе, в кой-то мере, везет… Мой вот Темный, а точнее даже и не мой, вообще не знает о двойнятах и вряд ли когда-нибудь узнает… — Почему? — хмуро спросил колдун, отчего-то оскорбившись от лица своего двойника. Лично он бы вот не простил, если бы от него скрыли двоих его же детей. Особенно сейчас, с учетом того, что Бей… Боже, у него все еще в голове не укладывалось, что в каком-то другом мире он и Эмма Свон… Женщиной, которая там, как и здесь, была матерью сына Бейя… Что они… Они были… В общем, что у них было то, отчего могут быть дети… Даже мысленно, Румпельштильцхен испытывал смущение, но и в то же время… Он не мог подавить в себе извращенный интерес, как же так вышло. Эмма, тем временем, вновь вздохнула. — Я же говорю… Я провалилась в прошлое. Побывала в местах своего рождения, до того, как на Заколдованный лес пало проклятие… — грустно сказала она и в неожиданном приступе откровенности добавила: — …вот там-то и познакомилась и заценила твой темный облик, то есть его, — тут она нахмурилась и проворчала: — Боже, ненавижу эти чертовы перемещение… — а потом вновь вздохнув, продолжила: — Короче, мы заключили сделку, и я там пару недель пробыла, пока мы смогли найти способ меня вернуть… И вот, перед самым своим отбытием… и произошло то, после чего у меня теперь, — она похлопала себя по животу, — в чреве танцуют эти два хулигана. Вооот… Но чтобы не портить прошлое, ему пришлось забыть. Правда, домой я не вернулась. Попала сначала в свое прошлое, в свой Сторибрук, но почти за месяц до того, как пало проклятие, пришлось прятаться и ждать, пока магия вернется, а потом я попыталась вновь переместиться, но я вновь промахнулась и попала в Нью-Йорк тогда, когда Сторибрука-то и не было. Там-то я и узнала, что беременна… Но когда я вновь попыталась переместиться… — Вы попали сюда, — закончил колдун, с интересом слушая ее историю. — Нда, — протянула Эмма, устало откинувшись на спинку стула. — Попала… — Я так понимаю, память моему двойнику вы возращать не намерены? — удивительно печальным голосом спросил он. Эмма поджала губы. — А зачем? — резко спросила она. — У него, как и у тебя, есть уже своя библиотекарша. Истинная любовь и все такое. К тому же Нил у нас жив, да и с внуком, в отличии от тебя, он общается… Так на кой ему мои дети? О зачатии которых он даже не помнит? Да, если и вспомнит? Мне только прослыть проституткой и разлучницей истинных возлюбленных еще и не хватало… И так придется как-то объяснять родителям и сыну, да и прочим… Как, когда, а главное от кого я забеременела. — Он имеет право знать, — тихо сказал колдун. — Нет, не имеет, — тут же твердо сказала Эмма, и фыркнув, добавила: — Ты вот хочешь? Случись такое здесь. Знать о детях, которых когда-то давно случайно бы зачал с матерью своего же внука, а? Причем узнать об этом сразу, как женился на своей бесценной? Что-то я сомневаюсь… Ты вон, даже сына вернуть не хочешь… — Хочу, — решительно сказал Румпельштильцхен, причем на все ее вопросы, но решил сделать вид, что лишь на последний, и кивнув в сторону палочки, наконец поняв, зачем ей этот артефакт, добавил: — Это с помощью нее вы ведь прыгали по порталам? — Ага, — согласно кивнула Эмма. Колдун вдруг замялся, и не удержавшись, задал вопрос, который не относился к обсуждаемой ими теме. — Так… Ваши дети были зачаты в Заколдованном лесу? — спросил он, подняв бровь. Ему отчего-то было любопытно… Неужели ее не испугал его тамошний облик? Белль вот, хотя и поцеловала его тогда, в Темном замке, но все же старалась избегать долгих взглядов на его лик, хотя и старалась делать вид, что это не так. Но он же не первое столетие живет и все прекрасно видел. Та даже во время поцелуя, которое едва не разрушило его проклятие, глаза закрыла… Но вот эта мисс Свон, кажется, была иной дамочкой. Эмма прищурилась, после чего тихо засмеялась. — Ах, ты старый черт… — сказала она и покачала в его сторону пальцем. — Ты разве не слышал, что любопытство — сгубило кошку? Но… Если тебе и впрямь так интересно, да. Я переспала с твоим двойником, в его золотисто безумной славе!.. — и подмигнув ему, добавила: — К тому же, как я уже упоминала, кожаные штаны — это весьма сексуально. На тебе, как и на нем, уж точно. Румпельштильцхен покачал головой и засмеялся. Вот дерзкая женщина!.. Отсмеявшись, он посерьезнел и сказал: — Ваше предложение еще в силе? Эмма кивнула. — В силе, — уверенно сказала она и жестко добавила: — Но для этого придется немного переписать прошлое. Ты уверен, что хочешь рискнуть своим новоявленным браком с Белль, ради сына? Я, конечно, хочу все провернуть быстро и, как можно более незаметно, но все же… Взмах крыла бабочки и все такое… Колдун на миг задумался. Но лишь на миг. Ведь если их любовь с Белль и впрямь была Истинной, то ничто не помешает им стать мужем и женой, но если нет… Что ж. Так тому и быть. Он любил Белль, но сына любил больше. — Я согласен, — сказал колдун и решительно посмотрел на нее. — И каков план? Эмма хлопнула в ладоши и потерла их друг об друга. — Чудесно, — радостно сказала она, чувствуя, как в груди разгорается надежда вернуться домой, и жизнерадостно добавила: — Но для начала ты мне должен подробно рассказать, как в вашем мире Нил умудрился откинуть свои тапки. Румпельштильцхен поднял брови, но вздохнув, с неохотой, но начал рассказывать, как все было.