солнце

      Сегодня выдался жаркий денек. В этой богом забытой южной деревне жарко было всегда. Сейчас зима, а значит день может сравниться с летом в Ашхабаде, где термометр вытягивает на пятьдесят по Цельсию. И правда, днем здесь лучше не высовываться. Сидеть где-то в глубине дома с зашторенными окнами и вентилятором прямо перед лицом — не прихоть, а здравый смысл. Вечером температура стремительно падает на градусов эдак двадцать. Конечно, это не пустыня, но ночью становится ощутимо холодно. Солнце скоро будет садиться, нужно поторопиться. Мы договорились, нельзя опаздывать. Это моя новая компания. Надеюсь не стать аутсайдеркой с самого начала.       Закат обещает быть кровавым и прекрасным. Надеваю штаны, хоть сейчас и безумная жара стоит. Нужно думать наперед, так ведь, мам? Запрыгиваю в штанины и, кажется, кто-то забыла вывернуть их обратно после вчерашней ночи. В этом доме страшно прикасаться к чему-либо, так что когда я путаюсь в штанах и ударяюсь спиной о стену, та начинает весьма подозрительно отходить на пару миллиметров, а из-под багета под потолком сыпется не то песок, не то труха. Футболка на мне, олимпийка в рюкзаке вместе с водой, какой-то книжкой на случай, если совсем не заладится, и тетрадкой, на противной обложке которой напечатана вырвиглазная картинка с велосипедом на фоне изящного швейцарского домика. О, было бы и здесь все так красиво и вылизано, я бы… умерла от скуки. Должен быть простор для действия и мысли. Волосы должны трепаться на ветру, а не быть запертыми в болезненной лаковой укладке. Это такие рамки, такие условности, даже наша сегодняшняя прогулка — и та условность. Носи длинные волосы, носи короткие волосы, срежь те волосы, а эти оставь, ты носи идеально выглаженную белую рубашку и брюки со стрелками, а ты носи накрахмаленный сарафан. Не ставь ноги так, иди туда, делай только то, что можно, у тебя ведь есть простор, но какой простор в коридоре с разметкой «два на бесконечность»? И вперед вперед вперед, но только туда, куда ведет коридор. Только туда. Где же стены коридора? Вот пунктир на полу, вот указатели, вот обрубок вбитой с детства мысли, вот они все, а где же стены? — Эй-эй! Ли! Мы здесь! — крик откуда-то справа. Я иду по обочине трассы без отбойников уже около получаса, успела взмокнуть, поменять панаму два раза и пожалеть о том, что вообще согласилась на эту бесполезность. Мои новые знакомые стояли по другую сторону дороги, где было не так уж и много машин, но полоса никогда не пустовала. — Что ж, если собьет, то собьет, — бормочу себе под нос и выбегаю прямо на дорогу, останавливаясь и ускоряясь в зависимости от скорости проезжающих машин, и вот четыре полосы пересечены. — Дуреха, тебя бы сбили и сказали, что так и было! У тебя в голове что, одни апельсины или это пассивная попытка суицида?! — Они кричат наперебой, половину из сказанного я не понимаю, но мне и не нужно. — Все хорошо, идем уже. Еще кого-то ждем? — все уже забыли об этом. Никому на самом деле не было дела. И не было бы, даже если машина действительно сбила.       Один из старших держит в руке странный проигрыватель. К чему он собирается его подключать? Меня опережают, задавая вопрос прямо: — Ты что это притащил, признавайся! — Магнитола! Отец из Японии привез.       По группе расползлись шепотки. Японские товары были среднего качества, насколько они сами знали из разговоров своих родителей, а еще Япония — очень закрытая страна. Вывезти оттуда технику, пусть отец парня и был важной шишкой в посольстве, было неимоверно трудно. — Она это… сейчас слово вспомню… портативная! Ее можно не включать в розетку. Круто ведь?! И кассеты у меня тоже есть. У отца взял, думаю, там найдется что-то интересное. Где раскладываемся? Давайте недалеко от того дерева, там корней немного, еще и кострище есть. Так что, идем? — все засеменили за смуглым брюнетом. По правде сказать, они все были смуглыми брюнетами, так что описание выше не стоит и пенса. Кто-то завидовал золотому сыну, а кто-то переваривал полученную информацию. До чего дошел прогресс! Что дальше? Роботы-убийцы, летающие машины? Кто знает.       Мы расположились там, где и было предложено. Место и впрямь хорошее. Покрывало расстелено, магнитола установлена посредине, с непонятными надписями разобрались. Они вставляют кассету, и начинает звучать песня. Это было неожиданно, у меня будто паук по спине пробежал. Приятный теплый ветер, шум глупых разговоров о том, кто кому нравится и кто кем планирует стать. И вот оно, солнце. Раскаленный шар стремится к горизонту, и редкие плоские облака окрашиваются в серо-красный на фоне желто-оранжевого неба. По левую руку саванна, по правую — дорога. И солнце. Да, солнце. То, ради чего они собрались. Посмотреть на солнце. На душе непонятная тяжесть, хотя мы отлично проводим время. — Ну это совсем уже опилки, да с меня песок посыплется, если ты это включишь! О, смотри: «Том Пэтти и Сердцееды: Величайшие Хиты». Давай это, вот обложка нормальная хоть. Новая. — За моей спиной перебирали кассеты. Их было около пятнадцати, но они никак не могли выбрать, кажется, между Вельвет Андеграунд и этим Томом Пэтти… Ни то, ни другое не знакомо мне, но сборники «лучшие композиции» вызывают доверие. — Давай вторых, я никогда не слушала их. — Я тоже! — Да никто не слышал этот сборник, ставь уже, солнце быстрее сядет, чем вы определитесь.       Если бы они были в фильме, то эта песня определенно стала его саундтреком. Я откинулась на покрывало и вытянула руки, попав кому-то в лицо, но ничего страшного, ведь эта песня слишком хороша. Сквозь прикрытые веки пробивался красный свет, а темная кожа ловила последние лучи солнца на сегодня, прежде чем покрыться пупырышками в проходящей парестезии. — Не знаю, как вы, но эта песня заставляет меня хотеть танцевать. Кто со мной? — Девушка немного ниже меня ростом в юбке ниже колена встала с покрывала, отряхнулась и уперла руки в бока, высматривая потенциального партнера. Или партнерку. — А давай. Помнишь рок-н-ролл шестидесятых? Давай так же! — Я встаю, разминаю ноги и отстукиваю ногой ритм. И пускаюсь в пляс, пусть и импровизированный. Мы беремся за руки и выбрасываем ноги вперед, переходим на буги и заканчиваем ее прыжком на мое бедро, после чего я прокручиваю ее вокруг оси и отхожу потная, запыхавшаяся и абсолютно довольная. Надевай свое лучшее платье, Мэри Джейн! Под выкрики однокашников мы усаживаемся обратно на покрывало. Начинается новая песня, она уже поспокойней будет. Достаю небольшую книжку, пока солнце не село, и вижу, что многие тоже взяли с собой чтиво. Мой товарищ, притащивший магнитолу, выписывает что-то себе в тетрадь. — Что пишешь? — Подсаживаюсь ближе. — Да вот, смотри какая фраза хорошая: «Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек». Думаю, так и нужно жить. Ведь это круто, быть вне правил. По-моему, очень полезная фраза, вот и выписываю в цитатник. — Довольный собой, гуляющий по миру на коротком поводке столь же коротких мыслей… Неужели он сам не осознает свою глупость? — Она абсолютно бесполезна и не имеет смысла. По крайней мере, для тебя. — А может, тебе просто не хватает твоего женского мозга, чтоб понять ее смысл, а?! — Какой ты злой и упрямый в своей глупости. — Ты написал это ровно в строчке. — Замолкает. Осмысливает. И взрывается. — Да что ты о себе возомнила, ты…! — Стискивает зубы. Наши родители сотрудничают. Он не скажет. И всегда будет писать в строчку слова таких, как Хименес. А я надену свое лучшее платье и пойду танцевать под хартленд-рок, слушая зов неба и пульсацию земли. Ведь все, чего я хочу — хорошо провести время в этом мире.