Напарники

*** План проскочить в соседний кабинет, уткнувшись в папку с документами, казался перспективным недолго. Секунд десять. Восемь, может быть. До того самого мгновения, когда узкий проход между столами перегородила обвязанная бинтами рука. — Спешим, детектив Куросаки? — своим «профессиональным тоном номер три» спросил Гриммджо. — Не то слово, — отозвался Ичиго деловито и попытался прорваться через живой шлагбаум. Не то чтобы он на это всерьез рассчитывал. — Великолепно. С улыбкой голодного аллигатора Гриммджо встал с убитого в хлам стула. По тому же коридору на них надвигался огромный, как скала, начальник второго отдела Кенпачи. За ним семенила его стажерка Кусаджиши, мурлыча себе под нос песенку из тех, что назойливо крутились по радио. Гриммджо глянул на них, отступил на скромный пятак своего рабочего места — и за руку втащил туда же Ичиго. Взялся повыше израненного запястья, но клешню стиснул все равно изрядно. Сволочь как есть. — Не мешай людям, — назидательно проговорил он, кивком здороваясь с начальством. Кенпачи скосил на них глаза и молча прошел мимо. Девчонка с розовыми волосами, которую в полицию занесло, видно, по большой ошибке, широко улыбнулась им и подмигнула. Гриммджо любезно осклабился в ответ. — Я бы не мешал, если бы ты меня не тормознул, — оборвал их гляделки Ичиго. — Тебе чего надо? — Мне чего надо? — переспросил Гриммджо негромко и почти задумчиво. — Мне надо сказать тебе пару слов. — Не напрягайся. Нам по-любому назначат совместного мозгоправа строго два раза в неделю с шести до половины седьмого. Там и выскажешься. — О, нет-нет-нет-нет, Куросаки. Там я тебе скажу все, что должна услышать доктор Унохана, чтобы подписать бумажки о нашем психическом благополучии и полном взаимопонимании. — Отлично!.. — НО. — Голубые глаза зло сузились, брови съехались к переносице. Тишина, и так редкая для их кабинета, стала густой, как кисель. — Прямо сейчас я хочу сказать тебе вот что. Если еще раз ты, тупой… рыжий говнюк… — Сказал чувак с синей башкой и хвостиком, — наперерез инстинкту самосохранения вполголоса заметил Ичиго. — Если ты еще раз, — рявкнул Гриммджо, — попрешься в явную засаду без прикрытия, когда тебе сказали посадить жопу ровно и, блядь, ждать!.. Он вдруг схватил галстук Ичиго возле самого узла, дернул на себя, заставил встать очень близко. Это было наглостью, в чем-то даже хуже удара, но Ичиго больше думал о том, что Гриммджо слишком крепко сжал забинтованные и — он хорошо это помнил — сильно изрезанные колючей проволокой пальцы. — То что? — спросил он. Знал свою вину, чувствовал ее от макушки до пальцев на ногах, но только упрямее вперился в Гриммджо глазами. Папка, которую Ичиго все еще держал, была меж ними как щит. Он опустил руку. — Чтобы это было в последний раз, — почти спокойно сказал Гриммджо и отпустил его. Ичиго показалось, что на мгновение он растерялся. Как будто такое было возможно. — И тогда, может, нам больше не придется торчать у террористов в заложниках. Было бы неплохо. — Прости. Гриммджо недоверчиво выломал бровь и, усевшись на край стола, скрестил руки на груди. Взгляд снова зацепился за них, как будто руки Гриммджо были главным вещественным доказательством преступления Ичиго. — Болят? — спросил он. Тот пожал плечами, пошевелил пальцами, которые были обмотаны бинтами до середины. — Терпимо. Не хуже, чем твои, поди. Но Ичиго знал, что хуже. Ему-то не пришло хвататься за колючую проволоку голыми руками, чтобы освободиться самому, а потом освободить своего облажавшегося напарника. Ичиго помнил, как пистолет скользил в руке Гриммджо, и две пули от этого ушли мимо. Остальные — попали в цель. — Я тупой говнюк, — сказал он. — Рыжий, раз уж это так важно. И мне… очень жаль. Очень. Гриммджо фыркнул, большим пальцем почесал бровь и смерил его долгим взглядом. Было интересно, заметил ли он, что Ичиго так и не отошел. — Ты погоди душу изливать. Я Унохане звякну, пускай приходит. Глядишь, за сеанс засчитает. — Без удобных кресел и приглушенного света? — улыбнулся Ичиго. — Да конечно.