Меньше чем люди

Люди всегда выживают. В этом утверждении всегда было что-то успокаивающее, что-то дающее надежду на то, что, несмотря на все сваливающиеся на наш непутевый вид беды и невзгоды, мы всегда воспрянем из пепла не сломленными, но закаленными. Войны, моровые поветрия, безумства правителей или природные катаклизмы – мы всегда выживали, всегда восставали и отстраивали свои дома заново. Мы думали, что так будет продолжаться всегда, и с каждым из этих испытаний мы лишь станем чуточку крепче и чуточку ближе к тому, что можно назвать пиком совершенства человека, тем моментом, когда мы приблизимся к недостижимому идеалу богов, что взирают на нас с золотых шпилей Анор Лондо, Города Солнца, закрытого для смертных. Лишь лучшие из лучших удостаивались чести попасть в него, когда Лорд Гвин разделял с ними частички своей пламенной Души. Как же давно это было... Врата Анор Лондо запечатаны навеки. Никто больше не войдет в него, и никто уже не выйдет после того, как воинственное божество, чье имя было забыто нами, покинуло его, отправляясь на далекий восток, где, как говорят, пространство и время еще сохраняют хотя бы иллюзию стабильности. Эра Огня, что, как говорят легенды, началась, когда Четыре Первородных Повелителя сразили присносущих драконов, теперь подходит к своему логическому концу. Лишь самые безумные из пророков осмеливались предположить, что однажды Пламя, что было разожжено тысячелетия назад, начнет угасать – но никто и никогда не слушал их. Никто не находил в себе силы, нужные, чтобы внимать столь пугающим словам. Пламя угасает. Человеческое сознание не вполне способно охватить все величие этого процесса, протекающего в самом сердце мироздания, там, доступа куда нет простым смертным. Никто из нас не знает, когда именно и как именно был зажжен огонь, что удерживал наш мир в стабильном состоянии; лишь старшие из богов могут владеть этой информацией, но никому из них даже не приходит в голову разделить ее с людьми. А ведь этот процесс в первую очередь ударил именно по нам. Мир изменился. Мир изменился настолько, что меня пробирает холодный озноб, когда я пытаюсь представить, насколько же этот, мать его, мир изменился. Разве наши предки задумывались о сути Человека и Человечности? Задумывались о том, как могут быть применены на практике метафизические рассуждения мудрецов и посланников богов о душе? Задумывались о том, что будет, если исчезнет та сила, что удерживает Человека и Человечность вместе? Может, и задумывались, кто их знает. Я – не богослов, и никогда им не был. Эти записи все равно никто не прочитает: они – лишь бессильный крик души, что навсегда застряла здесь, в некогда благословенном, а теперь – проклятом Лордране, Землях Владык, преддверье златого града Анор Лондо. Мы похожи на нищих, что собираются у врат дворца в надежде на то, что из проезжающего мимо королевский кортежа покажется унизанная перстнями ладонь, чтобы бросить в грязь золотой – нищих, даже не подозревающих, что замок давно уже пришел в такое же запустение, что и весь выкошенный чумой город. И лишь коронованный скелет сидит на троне, безучастно взирая с него на своих подданных. Если отделить от человека Человечность, эту проклятую маленькую искорку, напоминающую непроницаемо-черную фею или духа, окруженного неярким белым свечением, останется то, что мы теперь привыкли называть Опустошенным или Полым. Высохшая, похожая на мумию сраная тварь, все желания которой сводятся к тому, чтобы перегрызть тебе горло, в надежде получить частичку твоей собственной души. Вообще, что такое душа, что такое человечность и в чем разница между ними, я так толком и не понял. Кажется, какая-то разница между ними все-таки есть – во всяком случае, просто души недостаточно для того, чтобы, как это теперь говорят, обратить опустошение. Стать из сходящей с ума твари снова как бы человеком. Именно что как бы, как по мне. Люди быстро сообразили, что делать в сложившейся ситуации. Примерно пятая часть населения, - и нет, я понятия не имею, как производилась жеребьевка, - обратилась в Полых сразу, в один момент, когда солнце на мгновение погасло. Впрочем, этому предшествовали многие знамения, и на теле каждого из обреченных появлялась Темная Метка. Ничего особенного в ней, кстати, нет – обычный, словно оставленный ожогом круг потемневшей кожи. Перед тем, как человек станет Опустошенным, этот знак начинает как бы дымиться и гореть. Есть некая ирония в том, что Лордран, Земля Владык, благословенные угодья, стал местом, где угасание пламени проявилось сильнее всего. Сам мир здесь расслаивается, раскалывается на отдельные отражения, где время и пространство текут и изгибаются так, как им будет угодно. Многие из отмеченных темным знаком уходят сюда – точнее, их ссылают сюда под видом всевозможных паломничеств и поисков древних реликвий, а то и просто сбивают в колонны и гонят хлыстами. Впрочем, почему «их»? Черт, надо отделываться от этой привычки полагать себя лучше прочих. Нас, мать вашу, нас они сгоняют сюда, как проклятый скот, и им плевать, что вошедший в этот ублюдский Лордран уже не выйдет отсюда. Непроходимый туман окружает эту землю, туман, войдя в который ты оказываешься в одном из десятков, сотен или даже гребаных тысяч отражений, почти не связанных между собой. Здорово, а? А полноценно живых это ублюдское недооблако сюда не пускает, заворачивает где-то в этой сраной дымке и возвращает туда, где вошел. И наш Лордран – не единственное такое место в мире, вроде бы. Здесь это просто ярче всего выражено. Входишь ты, значит, в Лордран, вместе с бригадой таких же хлопающих глазами, причитающих и рыдающих придурков, и, выйдя из тумана, обнаруживаешь себя где-нибудь на равнинах, с которых открывается шикарный, так его, вид на местечко, которое тут называют просто и понятно – Городом Мертвых. Не, внушительно, конечно, не спорю, однако он выглядел бы куда милее, если бы не горел и не дымился. Да и вообще, впечатление такое, будто в нем бушевала самая настоящая чума... ну да это я вперед сильно забегаю. Так вот, заходишь ты сюда вместе с господами изгнанниками из приличного мира, и с ходу обнаруживаешь себя в милейшей паучьей банке. Не, ну смотрите. Выйти отсюда – никак. Все расфасованы по своим отражениям, как в одиночных камерах, и только очень мудреными путями или в особых узловых точках могут как-то наткнуться друг на друга. Все понимают, что просто ни-хре-на не понимают в окружающей действительности, потому что эта действительность действует по каким-то совершенно диким законам, будто ее придумала больная малолетка, укурившаяся дурь-травой. Ну, впрочем, части попавших сюда приходится легче. Часть сразу натыкается на банального Полого, или, если не очень повезет, на мясника, гигантскую крысу или какого-нибудь колесника, и перестает существовать. В разумном виде, во всяком случае, потому что в неразумном виде он, потеряв после смерти те крохи Человечности, что принес с собой, становится Полым и отправляется на охоту. Кто-то умудряется пережить первые часы, добирается до относительно безопасных мест, начинает в меру своей распущенности выживать. Выживать тут трудно, хотя, как по мне, временами весело. И вот именно это меня и пугает. Попав сюда, мы со временем теряем что-то очень-очень важное. Смерти и возрождения, походы по отражениям, поиски душ, которые не дают нам сойти с ума, еды, которую мы продолжаем по привычке поглощать, и Человечности, что дает нам жить... все это меняет людей. Меняет нас. Это не просто приспособление, которым славятся люди – это что-то большее. С каждой новой каплей силы, текущей через нас, мы словно теряем что-то, приобретая взамен что-то иное. Те, кто прожил здесь долго, совсем меняются. Может, и опаленные рыцари вкупе с серебряными, и безумные рейдеры – это все такие же бывшие люди, что просто были здесь слишком долго? Может, всех нас ждет такая же судьба. Все мы здесь – нежить, пусть некоторые и отказываются это признавать, разжигая собственные Костры, греясь в искрах первородного пламени, чувствуя себя людьми. Они обманывают себя. Мы уже стали другими, как только попали сюда, как только на нашей коже, напротив сердца, появился темный знак. Мы – меньше, чем люди.