Шрамы

Глэм в сотый раз перечитывал одну и ту же страницу книги. Один и тот же абзац, снова и снова... уловить смысл не получалось. Бесполезно. Он отложил книгу в сторону. В комнате, как и во всём доме уже было темно, свет давала только маленькая настольная лампа возле кровати. Рядом ворочалась Вики. Мужчина откинулся на подушку и глубоко вздохнул. Мысли об отце не давали спать. Эта коробка... насмешка? Но зачем он оставил её у себя? — Глэм, ты спать собираешься?! Выруби уже этот свет! — жена ощутимо толкнула его в бок и перевернулась на другую сторону. — Хорошо. Глэм потянулся к выключателю, взгляд невольно упал на руку.  Шрамы. Доставшееся от отца наследство. Он почти никому их не показывал, даже детям. Запястья всегда были скрыты браслетами, напульсниками или длинными рукавами одежды. Кроме него их видела только жена. "Это вот так ты собираешься сдавать экзамен?" "Нет, отец." "Что с твоим вибрато? Руку!" Из мрачных воспоминаний вырывает голос жены: — Глэм! Ты вырубишь этот ёбаный свет?! — Да, Вики. Прости. Свет погасает. Всё ещё слышно, как возится жена. Сам же он лежит прямо, практически неподвижно. В тусклом свете луны всё ещё различимы они — шрамы. Шрамы... "Как прошла репетиция, сынок? Не стой под дождём, простынешь. Давай скорее в дом..." Силуэт отца в полутьме, фигура сестры неподалёку. И вид у неё такой... напуганный. И у него сейчас наверняка такой же. "Вот так, сейчас сядешь и всё расскажешь: о том, как играл Моцарта..." Деталь от лампочки под ногами. "...куда на самом деле делась точилка..." Верёвка над окном, которая открывает тайник. "...и кого ты там хотел привязать к кровати, встав напротив с бейсбольной битой." Макет города над которым он так долго трудился. В мусорном ведре. "Завтра мы идём к доктору Гансу. Ты знаешь, он найдёт способ исправления... подобных дефектов, а сегодня мы подробно обсудим твои литературные способности." Его дневник в руках отца. "Здесь и сейчас, Себастьян, ты должен сделать выбор: семья или... хлам!" — Глэм! "Себастьян, ты меня слышишь!?" Он разворачивается и уходит. "Меня зовут Глэм." "Ты куда пошёл? Ну-ка стоять! Я сказал: СТОЯТЬ!" — Глэм, ты меня слышишь!? "Ах, вот как, Себастьян, ты выбрал хлам! Ну тогда это больше не твой дом! Вернёшься, я тебя не пущу!" Он промок и замёрз до нитки. Но шёл не оборачиваясь, не проронив ни слезы... "Потому, что ты выбрал хлам, грязный ты недоношенный червяк! Это не твой дом, а ты больше не мой сын! Потому, что ты выбрал хлам, жалкое ничтожество...!" — Глэм, очнись!! — кто-то сильно тряс его за плечи. Он лежал на кровати в собственном доме. Его отец мёртв, а ему самому далеко не шестнадцать. — Прости, Вики... прости... Глэм сел и закрыл лицо руками, тело трясло. Он слышал, как Виктория снова включила свет и села рядом. — Глэм, послушай меня внимательно, — она взяла его за подбородок и повернула к себе. Бледный... напуганный? Без косметики ещё естественней выделяются синяки под глазами. — Ты весь день ходил сам не свой. Я не могла уснуть — переживала... Ты лежал, как мёртвый! Холодный, с открытыми глазами, на имя не отзываешься... я думала ты... — голос надломился. — Знаешь, как ты меня напугал, придурок! Ещё и шептал что-то! Что происходит, Глэм?! — Прости, что напугал, Вики... — он отвернулся. — Всё нормально. — Всё нормально?! Хватит выделываеться! Заебал. У тебя на лице застыла одна и та же эмоция! Сколько можно?! А потом... потом ЭТО! — Тише, Вики, детей разбудишь. Несколько минут они молчали. — Ты... не один. Просто помни об этом. Виктория взяла его за руку, провела по запястью... Но уже даже не пыталась спрашивать. Ещё много лет назад, когда они только начали встречаться, Вики впервые увидела эти шрамы. И после многочасового допроса добилась лишь единственной фразы: "Это сделал отец." Больше он ничего не сказал. Даже не дрогнул, даже не разозлился, в отличии от неё... А потом, когда она стояла разгневанная и ошарашенная просто предложил ей чаю. И улыбнулся. Наверное тогда Виктория и поняла, какой стержень скрывается внутри этого человека. Худой, высокий... рядом с ней он выглядел слабым, но теперь она знала — это не так. Что он пережил до встречи с ней точно неизвестно, но понятно, что именно это сделало его... таким. Позднее он всё же рассказал в общих деталях о том, что сбежал из дома, что у него была сестра и вроде как, что он учился в консерватории. Звучит неприятно, но вроде как не очень то и страшно, если не вспоминать об отметинах на руке. Теперь, в голове рисовалась более чёткая картинка. Говорить об этом он явно не хотел, поэтому Вики больше не настаивала. Но, казалось, и не нужна была Глэму её поддержка. Или так казалось? Временами, когда Виктория наблюдала за мужем, она замечала, что он вдруг становился отрешённым. Его улыбка исчезала или ещё хуже — застывала, как маска, а взгляд становился пустым. Всего пару секунд и всё возвращалось, но это настораживало. Такие простые вещи: скрипачи на площади, линейка Ди на столе, его собственная рука — никакой логики. А сегодня и вовсе случилось... это. Понятное дело, Вики сразу понимала, что встреча с поганой семейкой его явно не развеселит, но была уверена, что Глэм и это выдержит. Он ведь всё выдерживал: свои проблемы, её проблемы... именно он — опора в семье, каким бы слабым рядом с ней не казался. Но она и представить не могла, что это доведёт его до такого. Она снова вздохнула и перевела взгляд на мужа. Тот всё так же сидел неподвижно, уткнувшись взглядом куда-то вдаль. — Может... — неуверенно начинает она, — Может, ты всё-таки расскажешь? Он вдруг рассмеялся. Как-то жутко, отчаянно... и это вновь её напугало. — Зачем? Ты так хочешь знать? — Ну, типа... я хочу, чтобы тебе стало легче. Если ты готов рассказать, конечно. Глэм криво усмехнулся: — Да, это сделал отец. Линейкой. Если я делал хоть что-то не так: занял второе место, вернулся домой позже... — Что? — Он не останавливался, даже если текла кровь, даже когда рука превращалась в кровавое месиво... Он говорил ещё долго. Слова, надолго запечатанные внутри слетали с губ стремительно быстро. Он рассказал ей о том, как сбегал из дома, как встретил Чеса, как наконец, ушёл оттуда навсегда... Вики смотрела на мужа по новому. В этом взрослом, спокойном и уверенном человеке до сих пор прятался напуганный подросток. Прямо тут, за этой улыбкой, за этим непоколебимым спокойствием... она видела эту скрытую сторону в первый раз. Наконец, Глэм закончил говорить. Что-то он явно утаил, но Виктория чувствовала, что даже так, он никому ещё он не открывал эти воспоминания. — Да если бы я знала, что за пиздец он творил...! — О, Вики, успокойся. Я не держу на него зла, — продолжил Глэм совершенно спокойно. — Что? Зато я теперь держу! — Не стоит... он ведь не виноват. — Если ты не держишь на него зла, то почему так реагируешь? — Наверное... страх остался. Он ведь держал всю мою семью в страхе. — Глэм, твой отец конченый садист. Того, что ты рассказал достаточно, чтобы сделать такие выводы. А уж того, о чём ты умалчиваешь... И говорить, что он не виновен...! Что ещё там делал твой отец? Ты ведь не договариваешь, верно? После рассказа, Виктория чувствовала себя на взводе. Ещё немного и разгорится пламя гнева... — Вики, я сказал достаточно. Даже слишком. — Ты мне не доверяешь что ли!? — Я не хочу говорить об этом больше. Пожалуйста... — он посмотрел на неё как-то особенно печально, с той жалостью, которой никогда раньше не было в его взгляде. — Ладно, хорошо, — продолжила Вики после небольшой паузы уже спокойнее. — Но почему он по-твоему не виновен?! — Он был таким потому, что не знал другой жизни. Его отец был таким, его дед был таким... — А знаешь, мне плевать. Кем были его предки не важно. Главное, — что сам он был натуральным подонком. Ты ведь не стал таким, Глэм. И не нужна нам их сраная яхта... — А точно ли я не стал таким? Я сомневаюсь в этом, Вики. — Глэм, ты серьёзно? Да я лучшего отца представить не могу. — На днях Ди попросил научить его играть на гитаре... и мне показался подозрительным его тон. Я сразу понял, что он не хочет играть по-настоящему и... — Знаю-знаю, ты очень ревностно относишься к музыке. — Но я говорил ужасные вещи... я говорил фразами своего отца, я даже кричал, Вики. Ему действительно не нужна была игра на гитаре, но я так напомнил себе отца в тот день. — Но ты не твой отец. В конце концов, знаешь, как часто я ору? И они ещё вроде не умерли от "психологической травмы", — она закатила глаза. — Ты — другое. — Пф, да даже если ты и ляпнул что-то не то, то Ди понял, что ты несерьёзно. Я уверена. Он же умный пацан, в тебя, кстати — она легонько ткнула его в плечо. — Глэм, не парься, — он слабо улыбнулся в ответ и они вновь замолчали, — Это не всё, да? — Вики непривычно нежно провела по его плечу. — Не представляю, что пришлось пережить Лидии... Ведь я оставил её там одну,— добавил Глэм грустно. — Но я больше думал о другом: почему отец оставил эту коробку? — А что коробка? Там лежит какой-то хлам. — Да, хлам. Он считал, что я выбрал хлам. Но если он оставил её, может, я всё же что-то значил для него? Может он ждал, что я вернусь? А я так и не пришёл... — И ты винишь себя в этом? — Я должен был попытаться, но не нашёл в себе сил, Вики. А теперь уже поздно. — Глэм, если бы он искал с тобой встречи он бы нашёл, поверь. Можешь думать, что угодно, но я считаю, что эта коробка, что бы в ней не лежало — просто насмешка. А твой отец — козёл! И защищать его не надо. Этот старый кретин не заслуживает твоего прощения. И того, чтобы ты парился по этому поводу! — она снова ткнула его в грудь, а Глэм снова попытался слабо улыбнуться. — Эй, Глэм. Вместо всех слов она просто обняла мужа. Почувствовала, как он склонился и прижался к её плечу. А ещё, поняла, как давно этого не делала: как давно не гладила по голове, не говорила, что любит... А ведь это важнее всех слов, всех её простодушных "не парься". — Я люблю тебя, — коснулась губами макушки. — Спасибо, Вики. Прости за эту сентиментальность, — он чуть отстранился и притянул её к себе за плечи. На бледном лице она заметила едва уловимые дорожки от слёз. Нет, это так просто не пройдёт... Нет ни волшебных слов, ни чудодействующих разговоров. Эта травма с ним навсегда и единственное, чем Вики может помочь — это быть рядом. И она будет. Чуть поддавшись вперёд она поцеловала Глэма, почувствала губами его привычную улыбку, зарылась руками в волосы... чёрт, как же давно она этого не делала. — И если у твоей сестрички ещё будут заявы на яхту, то я её...! — Тише, Вики, ты детей разбудишь, — прошептал он привычно успокаивающе ей на ухо. — Не парься, наши дорогие выродки крепко спят! — Эй, Мам? Вы чего? — в комнату медленно ковылял Ди. Конечно, картина обнимающихся в три часа ночи родителей его удивила. — Эй, а сам то ты чего не спишь?! Поздно уже, — возмутилась Виктория, пока он подходил ближе. — Я то спал, но ты так орала... — он закатил глаза. — Хэви тоже проснулся, сейчас припрётся. — Эй, чего вы все так громко?! —теперь, на пороге появился младший сын. Оба заспанные, взъерошенные. Только один – копия отца с недовольным выражением лица (ох уж этот переходный возраст), а другой, видимо, похож на неё. — Всё нормально? — ещё раз спросил Ди. — Да, просто мама, как всегда очень громко, — впервые произнёс что-то Глэм. — А ещё, я вас очень люблю... Они и моргнуть глазом не успели, как все оказались в объятьях. Странное дело, странная ночь... но Вики смотрела на свою семью и улыбалась. А когда встретилась взглядом с мужем поняла, что между ними больше нет той, прежней стены. Теперь они честны друг перед другом. А ещё, поняла, что сейчас он улыбается искренне... а мальчики? Что ж, однажды и они узнают. Но это будет уже не её разговор... Да и когда это будет? Ведь руку со шрамами Глэм всё так же прячет. Как и множество тайн, связанных с его прошлым...