Ma solitude, mon hermitage, mon repos.

Ma solitude, mon hermitage, mon repos. Андрей часто отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный кров или возвратясь от красот южной природы в берёзовую рощу, где гулял ещё ребёнком. Ему было с ним спокойно, они могли часами обсуждать прочитанную книгу, которую Андрей специально впихнул Илье, потому что хотел услышать его мнение. Илья вносил в его жизнь всё то, отчего он так долго бежал и не хотел принимать, то, отчего он добровольно когда-то отказался, счев это необъяснимым со стороны анализа опыта и практической истины, ведь оно всё казалось ему всего лишь оптическим обманом и ничем больше. Но Илья, как порождение загадочной и таинственной мечты, было реальным, из плоти и крови, его можно было потрогать, увидеть и услышать, и это единственная слабость, которой Андрей позволил пробраться в глубины своей души. Он не понимал, почему его сердце начинало так трепетать, когда он садился рядом с Ильёй, когда ужинал с ним, читал книги или валялся на одном диване, смотря в потолок. Всё это, казалось для него таким неизведанным, словно священная земля, на которую нельзя вступать. Но он привязался к нему с самого детства, пускай многие и не понимали, как такой человек мог быть близок Обломову, в котором каждая черта, каждый шаг, всё существование было вопиющим протестом против жизни Штольца. Но это, кажется, уже решённый вопрос, что противоположные крайности, если не служат поводом к симпатии, как думали прежде, то никак не препятствуют ей. Тем более, они словно дополняли друг друга, внося новые краски в свои жизни. Андрей, находясь рядом с ним, будто очищался ото всего плохого, словно получал новые силы двигаться дальше. Когда-то они мечтали объездить весь мир, пройтись по самым разным закоулкам городов, а теперь он смотрит на Илью, не понимая, что с ним происходит, почему он так быстро скатывается в бездну, почему она так быстро простёрла к нему свои руки. Он не отдаст его. Он разберётся, он подправит мир, в котором он находится, защитит от любых мошенников, которые смеют его трогать, от любых подозрительных личностей, ему нельзя оставлять его одного. Все сразу же хотят опорочить его чистое сердце. Сердце, если бы Андрей ещё знал, что такое это сердце, о котором так часто поют в песнях, которые так любил слушать Илья. Он повторял ему, что надо выйти из сна, в который он каждый раз себя погружает, надо насытиться и насладиться жизнью во всех её красках, оглянуться и увидеть, сколько важного вокруг него. И поехать с ним. Если бы только он уехал с ним за границу… Они бы как и мечтали изъездили бы вдоль и поперёк Европу, исходили бы Швейцарию пешком, обожгли бы ноги на Везувии, спустились бы в Геркулан. Если бы только он не забросил свои переводы в дальний угол, как и все свои замыслы и устремления, как «служить, пока станет сил, потому что России нужны руки и головы для разрабатывания неистощимых источников; работать, чтобы слаще отдыхать, а отдыхать — значит жить другой, артистической, изящной стороной жизни, жизни художников и поэтов», он запомнил его фразы наизусть, выскоблил ножом по сердцу и разуму, и неистово следовал его словам. Он так восхищался им тогда, хотел походить и считал, что он понимает жизнь как никто другой, словно давно всю пережил, прошёл вдоль и поперёк. Зачем же, Илья, ты забросил всё это в угол? Когда это произошло? Когда ему не следовало оставлять тебя одного? Ты ведь мой, Илья, полностью мой, ты ведь сам говорил мне это, так почему ты спрятался, почему ты бежишь в грёзы, в сон, в свою обломовщину, когда я здесь настоящий и живой прямо перед тобой. Надо перебороть лень, лень ко всему, к самому себе, к жизни, возможно, ему даже лень общаться с Андреем, но почему же он всегда так радостно кричит его имя, когда видит. Значит ли это, что он всё ещё единственный, кто может ещё вернуть его к жизни. Он тянул его к обществу, надеясь, что оно сможет развеселить его и подарить ему желание выбираться с дивана, но Илья оказался давно разочарован этим обществом, а Андрей снова ошибся. Стоило раньше догадаться, ведь его мечтательной натуре сложно крепко стоять на ногах в обществе, которое интересуют только деньги, продвижения по службе и сплетни про связи разных людей. В нём так сильно желание оградить его от мира, но он не знает, как это сделать. И поэтому трусливо бежит, бежит, чтобы не остаться навечно. У него дела, да, надо побывать и там, и тут, и ещё за границу съездить, и обратно в пару городов. глядишь и время пролетит, глядишь он найдёт своё счастье. Он искал свой потерянный рай, стараясь создать его идеал, вынашивал план, мечтал и стремился. Создавал идеальный образ в его голове, надеясь, что когда он закончит его трансформировать, он автоматически воплотится в действительность. Эх, Илья, знал бы он, что для воплощения его мира, утраченного рая, нужно подняться с дивана. Но если бы он только дал ему свой план раньше, он бы создал место за него сам, что он впоследствии и сделал, только оказалось слишком поздно, надо было раньше, надо было быстрее, тогда бы он ещё не пустил корни в этой квартирке, которая была большим воплощением его дивана. Он ведь и сам виноват, если бы только он не уходил, если бы только не уезжал за границы каждый раз, когда понимал, что с ним слишком хорошо, что к нему слишком быстро привыкаешь. Он бы смог вытащить его, вернуть его прежний облик, облик того тоненького, живого мальчишки, который носил книги Руссо, Шиллера, Гёте и Байрона в садик двум сёстрам, который важничал перед ними, желая очистить их вкус в литературе высшей классикой. Он бы хотел его вернуть, только хотел ли сам Илья вернуть хоть что-то из прежней жизни, Андрею хочется верить, что он бы хотел, он ведь и сам ему говорил, говорил: «Ты появлялся и исчезал, как комета, ярко, быстро, и я забывал всё это и гаснул.», почему он не прислушался тогда, почему не остался. Почему не поверил в его слова о любви. Зачем нужно было уходить? В нём столько сожалений, он так сильно хотел бы повернуть время вспять, достать его из могилы, оживить и уехать с ним далеко-далеко, где не будет мира, кроме них двоих. В какой-нибудь глуши, среди воды и пения птиц. Илья был его утраченным раем. Он был его уединением, его обителью и его отдыхом.