Кровь и песок.

Сырость в камере хорошо чувствуется — одинокий факел никак не согревает, лишь издевательски светит, чтобы окончательно это место не погрузилось в мрак. — Одна цепь на двоих — романтично, не находишь? — на эту шутку слышится лишь тишина, и более рыжеволосый не пытается разбавить эту тишину. Альназар старательно игнорирует каждое слово Джулиана, погрузившись в «сон» вновь. Проснется, только услышав тихий и любимый голосок, разлепляя сомкнутые пышные ресницы. — Азра, ты как? — вот, что спросит МС у него, когда тот попытается подбежать к решетке, протянуть руку к ней, словно хочет найти в облике любимой «ученицы» — спасательный круг. — У меня все в порядке. — лиловые глаза смотрят на муху, которая гладит свои лапки, сидя возле факела, и метают свой взор на виноватую девушку. Говорят так тихо, чтобы не разбудить уснувшего Деворака. — Мне пора. Люцио.. Он ждёт меня. — улыбка спадает с лица Альназара, и сзади слышится громкое: — Он тебе угрожает? Что он хочет от тебя? — Илья проснулся, и впервые за это время не был проигнорирован магом. — МС, ты можешь доверять мне. Нам. Мы найдем способ помочь тебе. — мужчины переглядываются, чтобы в следующий момент опешить от громкого заявления их общего объекта симпатии.       — Он мне нравится. И она губы так поджимает, виновата взгляд отводит; Альназар чувствует ком в горле, и слышит дрогнувший голос доктора, который решает сказать за них двоих. — Все в порядке. — слабый кивок со стороны блондина, и девушка уходит, оставляя их. Через силу Джул добавляет: — Ты знал, что человек может соврать до двухсот тысяч раз за день? Вот и я соврал сейчас. — рыжий вяло садится на сырую землю, одной рукой прикрывает лицо, пока блондин стискивает кулаки. Наконец, завязывается разговор между ними — бестолковая усталость сходит на нет, страх остаться один на один уходит с усталостью; вместо них — злость и обида. Из-за Деворака они здесь; только по его вине они сидят в этой сырой камере и ждут приговора. Джулиан не стыдится громко ругаться, Азра лишь хмурится, и открывает рот, чтобы как-то заткнуть невыносимого сероглазого, но… — Ты был во дворце. Ты ненавидел Люцио. Ты проклял меня, так что. — Я тебя не проклинал. — Подожди, чего? Ты не проклинал меня? — Джул по-совиному глупо моргает, хмурится, и слышит в ответ тяжелый вздох. Альназар поворачивается к нему, внимательно смотрит на непонимающее лицо, и сильнее убеждается в том, насколько этот идиот упрям, что не слышал очевидного; насколько этот идиот погряз в пучине самобичеваний, в поисках виновника всех своих бед и нашёл ошибочно его в… Бывшем любовнике. — Нет, и я говорил тебе это ещё до того, как мы оказались прикованы вместе в этой камере. Это и есть твоя месть за проклятье, которого я не совершал? — усмешку сдержать тяжело. Да, ситуация безвыходная, и уж тем более смеяться нет тут над чем, но то, как менялось выражение лица Ильи было до жути комичным. Виноватый, словно провинившийся щенок; растерянный, словно ему открыли все тайны мироздания; и пытающийся свести свою неловкость на «нет». — Нет, я.. ты невыносимый! Ты всегда таким был! — Попробуй ещё раз. Ты выдавал мне прозвища похуже.       Тишина повисла неожиданно, но вполне объяснимо. И ничто её не прерывало. Пока к ним не подходит стражник, сообщающий, что у них всего час остался — позже их отпустят. На поле битвы. Весть, что они сражаются между собой, заставляет подавиться воздухом. Альназар дожидается ухода, и на слабые попытки Джулиана оправдаться, не сдерживается. — Ты прервал мой вечер с МС, разрушил все мои планы и арестовал меня. — его перебивают, заставляют злость нарастать с каждой минутой все больше и больше. — Всё пошло не так! Я искал тебя с тех пор, как вернулся в Везувию. — Илья, я не умею исчезать в облаке дыма! Не нужно заковывать меня в цепи с собой чтобы просто поговорить! Меня не настолько трудно найти! — впервые Азра повышает вечно спокойный голос, и Деворак шарахается, губы поджав. Потирая висок свободной рукой, блондин выдыхает и продолжает, —…не так ли?       И он прав. Джулиан знает это, но не скажет. — Я ненавижу, когда ты так нужен. — неуверенно шепчет рыжий, касаясь холодной рукой чужого плеча. — Потом ведь все намного может быть хуже. — Альназар выдыхает; у них всего час.

Один час.

— Один из нас должен умереть. И этим одним буду я. — все, что произносит Джулс, пока к его лицу не прикоснутся одной рукой. — Илья. — лиловые глаза впервые встречаются с серыми, потухшими и... Напуганными? Он напуган. Расстроен. И решителен, как никогда раньше. Перед глазами мелькает все, что было у них. Комната цветных пелерин; связанных Азрой на Джулиане пелерин. Мелькает горячий зеленый чай, лимонный запах, который был во время их первого поцелуя. Ему чудится все тот же запах, он не замечает, как между лицами остается всего пару сантиметров расстояния. — Целуй меня, пока лучи не целятся в нас. — все, что сможет шептать Илья, первый тянется за поцелуем и получает ответный. Азра зарывается в «идеальную» прическу одной рукой, прикусывает его губу. Поцелуй жаден; поцелуй отчаянный. Целуются, пока еще что-то чувствуют; целуются, пока они еще в относительной защите. Так иронично — бежали друг от друга, чтобы потом давиться воздухом, целоваться до потери пульса, ненасытно; пытаться восполнить пустоту в сердце.       Любовь ли это? Или попытка сбежать от боли, причинённой им обоим? Даже Азра не знает. Он многое, оказывается, не знает — даже то, что у Джулиана губы сухие, а зубы ровные-ровные, не то что у него. Сквозь поцелуй улыбается — он и не знал, что сердце Деворака может так стучать при виде его ямочек; при виде его уставшего лица. Не знал, что шестьдесят минут могут заставить его льнуть к крепкой груди, шептать одну фразу, словно заведённый.       — Целуй меня. И Илья будет целовать, как желает Азра. Будет. До последних пяти минут. На ковер перед ними падает оружие, и блондин осознает, что одному из них суждено умереть. Вот только теперь самопожертвование Джулиана ему к черту не нужно. Только не его. — Умру я. — они говорят в унисон. Хмурятся, подымая оружие, и Азра даже не слушает упреки доктора, приняв решение, что умрет он. Он до последнего выхода так думал; даже игнорировал стыдливые и взволнованные взгляды МС; единственное — вздрагивал при виде Порши. Её взгляд был в точь в точь как у его Джулиана — такой же растерянный, грустный. Девчонка жмется к графине, которая раскрыла обман о том, кем же приходится её самая любимая служанка «убийце дорогого графа», но простила; слезы сдерживает с трудом до последнего момента, стараясь не причинять неудобств своей компанией дорогой госпоже. Улюлюканье людей смешивалось с их воплями, пока Люцио торжественно следил за боем двух «виновников». Надя приказывает остановить бой, но её не слушают — она графиня, а Люцио — граф, и его слово весомее. Женщина прикусывает язык, ловит умоляющий взгляд Порши, повторяет приказ вновь, но её не слышат. Графиня может только сильнее сжать хрупкую ладошку Деворак-младшей, в попытке её успокоить, и убедить, что все будет хорошо.       Бой останавливается, только отнюдь не по приказу. — Везувия, ты этого хотела? Чтобы песок смешался с кровью? — резонный вопрос задает Деворак, гордо оглядывая толпу. Они опускаю оружие, подходят к друг другу. — Ты как? — произносит Азра, тяжело дыша. — У меня все в порядке. — размашистые шаги Джулиана сокращают дистанцию до минимума, но опасности в его действиях нет. — Помнишь, что я сказал тебе в камере? — шепчет сероглазый под сомнительным взглядом лиловых глаз. — В среднем человек в день может соврать до двухсот тысяч раз. — Азра ничего не понимает, пока его не притягивают к себе за край накидки. Поцелуй неожиданный, заставляет всю толпу замереть от удивления; и Деворак прерывает его, чтобы продолжить фразу, — Вот и я солгу сейчас. — в руки Альназара что-то вкладывает и в следующий момент по подбородку стегает тонкая струя крови. Блондин медленно взгляд переводит вниз, и видит, что его руки сжимают клинок Ильи.       Сжимают рукоять клинка, который сейчас находится в сердце у рыжего. — Твои руки теплы, значит выстрел будет метким. — хрипит Илья, падая на шокированного мага. Азра плюхается на песок, смешанный с кровью; он судорожно перебирает его волосы, — Круги на воде будут четкими. Помнишь, мы кидали камни в озеро, кто дальше кинет? Твои всегда летели дальше, всегда падали стремительно вниз. Эй, Азра, научи меня так, пожалуйста. И я буду молчать об этом умение. Я никогда и нигде об этом. — под конец речь становится настолько тихой и неразборчивой, что только блондин слышит его. Час — всего час понадобился им, чтобы отчаянно влюбиться в друг друга. И столько же понадобилось, чтобы вновь расстаться.       В этот раз навсегда. — Везувия, ты этого хотела? Чтобы песок смешался с кровью? — громко произносит женский голос. Настолько громко, что графиня готова пасть к ногам этой девушки; настолько громко, что МС не может прекратить извиняться; настолько громко, что даже Каратель с Юга пускает рыжую девушку к телу, которое не хотел выпускать Азра из рук. Деворак смотрит на толпу точно также, как смотрел Джулиан. И произносит тоже самое, точно с таким же видом, не считая слёз. И она не проронит ни слова более, лишь проскулит, прижимая к груди голову братца. Не проронит ни слова более и Азра, сжав плечо Порши. Не проронит ни слова более никто из толпы, пока стражники не расступятся под громовым взглядом Мюриэля, который подойдет к телу Джулиана. Порша жадно жмет тело брата к себе, давится слезами, недоверчиво смотрит на гиганта. Он лишь мягко и тихо прошепчет: — Я помогу отнести его. Доверься мне. Сцену покидают все четверо «актёров», оставляя у толпы горькое послевкусие, но перед этим — кидают окровавленное оружие на ковер, словно кость диким псам, чтобы исчезнуть под пронзительным взором толпы. И под громким издевательским смехом, который заставит содрогнуться стены Колизея даже сильнее, чем вопль, полный отчаяния и глухой боли Порши.