Колыбельная для космонавтов

      — Бессонница.       — Бессонница? — Кохаку недоверчиво склонила голову.       — Только не говори, что у вас здесь настолько целебные воздух и атмосфера, что никто не страдал бессонницей? — усмехнулся Сенку.       — Нет… я… — девушка запнулась и рассмеялась. — Просто мне это сложно представить. Я могу не спать, но чтобы не спать несколько дней…       Кохаку замолчала, по лугу прошёлся мягкий ветерок, неся остатки запаха полевых цветов вперемешку с вечерней прохладой. Сенку закинул руки за голову, солома колко зашуршала под пледом.       — А сейчас?       — М?       — Сейчас ты тоже не можешь уснуть? — Кохаку сидела чуть выше, в ее глазах отражалось что-то вроде беспокойства — не насмешливого недоумения, которое проскальзывало в первые дни знакомства, а искреннего волнения.       — Когда как… — он пожал плечами. Не хотелось, чтобы эта бессмысленная нервозность заразила ещё и девушку. Он и не ожидал, что все пройдет как по волшебству, когда он окажется ближе к природе. Ему вроде бы становилось лучше, но предательские, полные сомнения мысли о том, что это бесполезно, ломали все старания. Иногда скепсис и багаж знаний действительно мешают нормальной жизни.       — Я помогу…       — Каким образом? — Сенку усмехнулся.       — Не знаю, — честно призналась она. — Но должен быть способ, и я найду его.       — Напоишь сонным зельем или споешь колыбельную?       Кохаку умолкла. Ишигами почувствовал, что переборщил с количеством сарказма в голосе. Стало немного стыдно, кажется, она действительно хотела помочь, просто для него эта тема была слишком неприятной.       Наступила тишина. Не звенящая тишина пустой квартиры, которая запирает тебя в железобетонном кубе, отгораживая от всего мира, даже от себя самого, а ненавязчивая, сельская. Она легонько укрыла все вокруг мягким кружевным тюлем занавесок, из-за которых время от времени выглядывала Рури, мирно читающая у окна очередную книгу. Тишина была подвижной, готовой отступить от любого порыва ветерка, дать волю далёкому ворчанию моторной лодки на реке, вечерним перекрикиваниям петухов и едва-едва слышному настраиванию радио в магазине за перекрестком.       А может, всё это только кажется ему? Может, мозг, не переставая анализировать увиденное за день, собирает свою иллюзорную картинку? Мысли не останавливались даже в этой трепещущей тишине. Наоборот, они разогнались бурным потоком, никак не усвоив необходимость спасительного спокойствия.       — Кохаку… Ты знаешь колыбельную?       Это было похоже на соломинку. Столь же ненадежный вариант, но Сенку надеялся хотя бы отвлечься.       — Н-нет… Прости, — эхом отозвалась девушка.       — Всё нормально. Я тоже не знаю.       Кохаку нервно заворочалась, меняя положение, на плед вновь упали несколько соломинок и засохший листик клевера. Сенку задумчиво покрутил его в пальцах.       — Есть одна песня, которую я запомнила. Но я ужасно пою.       — Ты не слышала моего старика. Он все уши бедным американцам прожужжал своей любимой «Земля в иллюминаторе».       В ответ послышался лёгкий смешок, стало спокойнее.       — Ты уверен?       — Да.       — Хорошо.       После этих слов вновь воцарилось молчание. Ясно, что начать так вдруг петь, не имея какого-то опыта — то ещё испытание, поэтому Сенку закрыл глаза и терпеливо ждал начала… или того, что Кохаку передумает.       Она начала. Очень тихо, не попадая ни в ноты, ни в мотив, но постепенно набираясь смелости, видя, что парень прислушивается. Голос, приятный и бойкий обычно, сейчас старался звучать мягко и заботливо. А песня… Вполне походила на колыбельную. Кажется, это было что-то времён первой космической программы, или написанное с любовью к той эпохе. Ишигами представилось, как люди того времени баюкают своих детей, мечтая о будущем, представляя его на свой манер — наивным, но неизменно счастливым: с летающими машинами, городами на Луне и космическими станциями.       Это было очень странное, приятное и расслабляющее чувство… Умиротворяющее и невесомое, оно беззлобно заманило раззадорившиеся мысли и успокоило их, подобно тому, как родители успокаивают детей, выслушивая их перед тем, как уложить спать.       …       Сенку приоткрыл глаза. На темном небе уже рассыпались звёзды, а яркий серп месяца успел подняться над горизонтом, делая всё вокруг едва-едва, но различимым. Кохаку сидела рядышком, позволив пригрется около неё и укрыв для надёжности ветровкой. Ишигами сел и потёр глаза, сгоняя остатки сна.       Потом с удивлением потёр ещё раз.       — Ну как? Стало лучше? — осторожно поинтересовалась девушка.       — Полагаю, можем смело утверждать, что эксперимент удался, — усмехнулся Сенку. — Нам пора, а то Рури и Хром себе места не находят.       — Я им позвонила, — гордо ответила Кохаку, помогая подняться. Они свернули плед и при свете фонариков принялись выбираться с поля. Оказавшись на дороге, Сенку в задумчивости обернулся: луг неясно серебрился в лунном свете.       — Кохаку.       — Да?       — Спасибо.       — Не за что, — в голосе явно слышалась улыбка.       Наверное, ей действительно очень хотелось помочь, а Сенку в глубине души желал, чтобы у неё это получилось.       Или воздух здесь и вправду целебный, кто знает…