Да, выберу

-Так, ребята. У нас на следующей неделе ОЧЕНЬ важный день. — в комнату влетела Ольга Анатольевна со своей приторно-сияющей улыбочкой. Светилась так, что в глазах резало. Фу. Я оторвался от книжки, единственный, наверное, здесь вообще когда-либо прикасающийся к ней и ее собратьям. Некоторые из наших даже не оторвались от своих игр и разговоров. Гул стоял страшный, так, что никто из присутствующих не расслышал (да, видимо, и не хотел) принесенную нам весть. Все привыкли, что женщина вечно несла какую-то чушь, агитировала нас принимать участие в никому не всравшихся мероприятиях, готовить какую-то самодеятельность. И всем, что таким мелким пиздюкам-шестилеткам, как мне, что ребятам постарше, не было никакого дела до таких вещей. Вот вообще ни разу. Уже за ужином Ирина Викторовна громогласно оповестила нас о том, что нас ждет на следующей неделе. И вот из ее уст новость прозвучала куда более четко, внятно и вызвала такой БУМ, что и передать сложно. Это ж надо такое. У нас. У НАС. ЗДЕСЬ. ААА. -Анна Геннадьевна, как Вы думаете, они могут забрать меня? — я подошел к самой молоденькой и самой понимающей воспитательнице, которая занималась мной, едва я попал сюда. С ней у нас возникло больше всего доверия, и именно к ней я счел нужным сейчас обратиться с вопросом, который волновал здесь каждого. Ну еще бы. К нам. Приедут. АМЕРИКАНЦЫ. Американская пара хочет усыновить ребенка из России. Программа у них такая. Увезет к себе в Штаты. Подарит несчастному русскому сиротке счастливую американскую мечту, с Макдональдсом, "сони плэйстейшн" и плакатом Нирваны в своей отдельной комнате на втором этаже. Умереть не встать. Встать — не умереть. -Сереженька, я не хочу строить никакие прогнозы, но, я думаю, что у тебя шансов больше, чем у других. -Это очень хорошо. — довольно киваю я, удовлетворенный таким ответом. -Едут!!! ЕДУТ!!!!! — буквально визжит Алиса, носясь по комнате. Девчонке семь лет, она нарядилась, как кукла — китайская подделка, и не дает нам поспать уже часов с семи утра. Очень дом хочет. Впрочем, кто ее обвинит? Мы все постарались по максимуму. Неделю шелковые ходили. Прямо лапочки. Домашки делали, убрались так, как тут отродясь не было, все вылизали. И каждый тут же нашел себе и хобби, и книжек в библиотеке нахватал, и оценки получше получить постарался. И все ходят такие. Милые. Улыбчивые. Просто пай-деточки. Даже мой единственный товарищ по играм, Волк, хмурый всегда, как тучка, приободрился. И в глазах у него я вижу, прямо-таки щенячью надежду. Такую же, как у меня. -Ведите себя прилично. — шикнула на нас напомаженная Ольга Анатольевна и поскакала на первый этаж, встречать американских гостей. Ирина Викторовна и Анна Геннадьевна, которая была взята в качестве переводчика, как единственная, знавшая здесь английский (ну, кроме меня, разумеется, но мой еще требовал доработок) последовали за ней. -Волнуешься? — спрашивает у меня Волк, хотя и так понятно, что я просто места себе не нахожу. Весь извелся. Чиркал в своем блокноте не пойми что — вместо нормальных рисунков. Верный признак. -Да. Очень. Я очень хочу, чтобы меня выбрали. — честно признаюсь я. -И я очень хочу, чтобы меня выбрали. Или вместе нас выбрали. Прикинь? Я поднимаю на Олега удивленный взгляд. -Я о таком не думал. — и снова апофеозная, обескураживающая честность ребенка. -А ты против? -Нет. Я бы хотел, чтобы ты был моим братом. Это было бы очень… Но я не успеваю произнести это злосчастное слово «удобно», потому что в проеме двери возникает делегация, состоящая из наших воспиталок, директрисы и высокого улыбчивого мужчины. Вот уж правда — американская мечта, не иначе. И улыбка как в рекламе, и кожа загорелая, и волосы светлые, выгоревшие на солнце. У меня аж дыхание захватывает почему-то. Да и не только у меня. Смотрим мы на вошедшего мужчину, как на божество с небес спустившееся. -Hi kids! — приветствует он нас, а мы ему всем дружным хором приветствия все, какие вообще знаем. Он давай дальше нас спрашивать, как дела, как у нас тут что, чем занимаемся. Улыбается во все искусственные тридцать два, а воспиталки знай вокруг него на цыпочках прыгают. Анна Геннадьевна ходит незаметненьким хвостиком, только переводы ее слышны. А мне они не нужны. Я все понимаю, если не все слова, то контекстом. И смотрю на мужчину с каким-то подобострастным восторгом. Потому что, ну правда. Бог американский приехал. С американских небес спустился. И меня туда заберет. Именно меня. Меня же? -Анечка, а спросите у Брайана, где же жена его? Наверняка, ей тоже не терпится пообщаться с детишками. — кудахчет елейным голосочком Ольга Анатольевна. На что наша переводчица тут же выполняет ее просьбу. -Oh, I feel kind of bad saying it just now. My husband Mike's parking our car right now. He'll come in a minute. — все с той же голливудской улыбкой произносит американец, который как раз в этот момент просматривал мои рисунки. А у меня в голове как отбойный молоток. My husband. My husband. Я не успеваю рассказать на похваленным им же английском про своего человека-птицу. Замешкавшаяся и смущенная Анна Геннадьевна вежливо отвечает, что, конечно, мы подождем, и отводит директрису и Ольгу Анатольевну в сторонку. Слышится вопль возмущения. А за ним и нервный шик Ирины Викторовны. Две женщины окружают Брайна, заслоняя собой нас от него. Анна Геннадьевна подсаживается к ошарашенному мне, спрашивает все ли в порядке. Она знает, что я все понял. Она занимается со мной английским. Мы проходили тему семьи еще год назад. Бабы вытесняют несостоявшегося родителя из комнаты. Все. Конец. Он — прокаженный. Больной. Испорченный. И я уже даже не сомневаюсь, что ни его изящной загорелой ножки, ни мускулистой спортивной ноги его Майка уже не будет в нашем всеми богами забытом детдоме. -Как думаешь, он, действительно, еще приедет за кем-то из нас, как нам эта дура сказала? Кровать Коляна стоит поодаль. Он уже видит десятый сон, обожравшись на роскошном ужине, который планировалось провести в американской компании. Наши кровати рядом, через узенький проходик. Мы оба не спим, но ты первый подаешь голос. -Не приедет. Никогда он больше сюда не приедет. Ни он, ни его Майк. — задумчиво произношу я, и тут же слышу, как ты приподнимаешься на локте. Вглядываешься в темноту, пытаясь различить в ней меня. -Какой еще Майк? Его ж Брайан зовут. -Его — да. А мужа его — Майк. Сечешь? Виснет пауза. Я слышу шорох. Ты снова опускаешь на подушку. Молчишь. Молчу и я. Мне сказать нечего. -Ты знаешь, я бы хотел жить с Майком и Брайаном. Голос у тебя тихий-тихий. И есть в нем что-то такое… Сокровенное и личное. Очень хорошо взвешенное и обмозгованное для шестилетнего пацаненка. -Я тоже, Волк. Тоже бы хотел с ними жить. Через месяц на прогулке мне попадается местная желтая газетенка, напечатанная на бумаге, похуже туалетной. А на ней пестрит заголовок «ГЕИ-ПИНДОСЫ УСЫНОВИЛИ ДЕВОЧКУ ИЗ КУПЧИНСКОГО ДЕТДОМА». И дальше помельче: «Наташу Панферову будут воспитывать два мужика, как быстро сломается психика у ребенка?» Никогда в жизни я еще так не хотел стать какой-то неизвестной Наташей Панферовой.