Научи меня

Слэш
NC-17
Завершён
31
Пэйринг и персонажи:
Размер:
16 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
31 Нравится 3 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Это место… это место пропитано запахом алкогольных паров, незатушенных сигарет и фальши. Клиенты – он же гости, которых хотелось бы поскорее выставить за дверь – клялись, что не видели более красивых людей; красивые люди хихикали. Девушки и парни шептали, что они не забудут эту ночь, а парни обещали позвонить. Милые девушки танцевали на ковре из купюр, глазами говорили, что все не ради них, и протягивали свои бюстгальтеры взамен на мелочь. Среди стриптизерш были и парни. Но среди парней не было Слейна. Слейн в последний раз бросал взгляд на деньги, что кидали проституткам, и пошел относить поднос на кухню. Грязная посуда не отмывалась, тут даже вода, текшая из-под крана, была омерзительного оттенка. Слейн сначала даже брезговал ходить в туалет. Слейн расстегнул еще одну пуговицу. Ткань скользнула по ключицам, оголяя грудь. Если правильно подобрать ракурс, то хмельной дядька сможет увидеть его розовый сосок в складках рубашки. Если правильно отреагирует, то Слейн увидит в книжке на пару купюр больше. Довольны все. Потом привык. Потом он пропитался этим запахом. Слейну не сразу понравилась идея с рубашкой: она была дешевая как картошка на рынке. Но потом договорился. Да и поганую спину не видно. А это всего лишь грудь. Слейн покоцан, облапан, облит. Но не сломен. Пятницы и субботы Слейн ненавидел больше всего. Конец рабочей недели, конец мозгоебства, и начало мозгоебства его. Короче, аншлаг, много бухих клерков и мало денег. Все тратилось на легкодоступных шлюх. Такого и представили однажды перед субботней сменой. Слейн задрал голову. Эта махина была выше шеста. Выше каждого человека, работающего в клубе. Эта махина – Кайдзука Инахо. Новый стриптизер, как гордо назвало начальство. Новая потаскуха, как негордо отозвался Слейн. И добавил, что конченная, когда Инахо наклонился к нему, чтобы поздороваться. В свой первый вечер Инахо крутился в светло-коралловых башмачках. Слейн не понимает, как можно быть таким накаченным, как можно быть таким гибким, как можно быть таким… А-а-а-а! Конечно, он нравился женщинам. Конечно, он нравился мальчикам. Конечно, он не нравился Слейну. И поэтому спустя неделю зубной боли от вида этого червя, крутящегося на шесте, Слейн столкнулся с Инахо в коридоре. Вздохнув от удара и вздохнув от вида расплывающегося алого пятна томата, Слейн прикрыл рот ладошкой. Отвратная оранжевая футболка испорчена. В тени поднялись уголки губ. – Ох, какая жалость, – прошептал Слейн. Лукаво. – Не переживай. – Инахо посмотрел вниз. Пидор. – Все гуд. Я тебя не заметил. – Пидор. – Это моя вина. Забей. – Пидор. – Тем более это просто футболка. – Пидор. Инахо выглядел слишком расслабленным после бессонной ночи на шесте. Слишком спокойным после яда в голосе Слейна. – Томат не отстирывается, – врал Слейн. – Значит выкину. – Пидор. – Тебе еще до дома добираться. – Пофиг. – Пидор. – Сейчас все еще тепло, поеду без нее. – Пидор. Слейн открыл рот. Слейна учили материться родня, клиенты и жизнь. Он знает, что сказать, чтобы эта шлюха превратилась в такое же пятно, что на темной ткани. Или не такое же. Слейн не учил физику. Но Инахо опередил. Он махнул рукой, обошел официанта, стараясь его не задеть, и это у него получилось. – Мелочь. Инахо убежал. Своими… размерными… шагами. У Слейна дрожали руки. От желания уебать. Но не уебал. Ни в то утром, ни в тот вечер. Они не пересеклись до открытия. А потом только взглядами. Инахо танцевал – это его работа. Инахо дарил сладкие взгляды старым девам – это его фальшь. Инахо прогибается в спине – это его натура. Инахо был таким спокойным. Его ничто не волновало там. На сцене. На пике внимания. Ничто не заставляло его глаза широко распахнуться. Рот широко открыться. Он просто танцевал, плавно прогибался в пояснице, медленно приседал и так точно поднимал ногу в вертикальном шпагате. Абсолютно спокойно. Абсолютно правильно. Клиенты были в восторге. От него. Слейн опустил глаза. Обувь оглушительным ударом стукнулась о пол. В зале вздрогнул один официант. Этот упырь танцует на умопомрачительных шпильках. Умоудрочибельных. Шлюховских. Дешевых. Безвкусных. Красных. Шпильках. Если бы Слейн знал, то поправил себя – на каблуках. Но Слейн не знал, и Слейну плевать. Он поставил с таким же грохотом поднос на стол. В зале вздрогнул один столик. Слейн улыбался, что-то лепетал про загруженный вечер, простите-извините, как насчет скидки, читая по губам, что они дадут подрасчет. В этом клубе, видимо, только он один натурал. После случая с кровавыми подтеками Слейн не искал точки пересечения с Инахо. Зато тот решил такую поставить в ночь среды. – Слейн! Слейн вздрогнул. В этих стенах даже он не помнил своего имени. – Чо? Инахо казался каким-то неправильным среди этого антуража. Слейн качнул головой. Как будто манекена посадили за кукольную мебель. Слейн качнул головой. Нет, не то. – Ты можешь, пожалуйста. – Как будто Слейн смотрел на картину и говорил, что она желтая. – Налить мне стакан воды? – Как будто неправильно говорил. – С лимонным соком. – Чо? Инахо моргнул. Какое же у него убогое лицо. – Ты можешь мне налить стакан воды и добавить туда лимонного сока? – медленно, громко, четко. На нем были черные кожаные штаны в обтяжку. На Слейне был культурный шок. – Я официант, блять, а не бармен. – У меня выход через две минуты. А Трилрам отошел. Какую, блять, воду с лимоном? Почему это должно его ебать? Кто такой Трилрам? Что он, блять, несет? – Чо? Инахо вздохнул. Его плечи цвета скарлет поднялись и медленно опустились. Слейн надеялся, что именно так выглядит цвет скарлет. То ли услышал, то ли вычитал. Услышал. – Я хочу пить. У меня скоро начнется номер. Чтобы освежиться, я пью воду с лимоном. Мне наливает ее Трилрам, наш бармен. Но он сейчас отошел по делам. Поэтому я прошу тебя мне помочь. У тебя же есть доступ к барной стойке. Слейн удивленно смотрел на Инахо. Чо? Чо? Чо за хуйня? Чо за просьба? Чо вообще происходит? Чо он вообще тут стоит? Чо, это его проблема? Чо такого? Чо он только ему по слогам объяснял? Чо? – Пожри и завались, – мотнул головой Слейн в сторону лежащего лимона. – Я не могу есть цитрусы, у меня аллергия. Слейну было пофиг. Он даже так и сказал. И ушел на кухню. Ощущая взгляд танцора. И нестерпимое желание почесать шею. Грудь. Бока. Бедра. Спину. Чесать и чесать. Чесать. Слейн, выйдя из кухни, увидел, как Инахо жадно глотал воду, а после убежал. Бармен ему кивнул. Слейн подошел. – А, эт ты, – протянул парень, протягивающий руку за пустой посудой. – Я, конечно, знал, что ты говно, а ты прям гуано. Гуано? Слейн оскорбился. Что такое гуано? – Это твоя работа – выполнять прихоти потаскух. – Пусть и моя, зато твоя – приносить и уносить еду. Но твоим клиентам повезло, они еще и получают отменный анилингус. Слейн задохнулся. Пидорас. – Я тебя научу. Смотри. Слейн отвернулся. Не хватало ему настолько пасть. Чо его сегодня все учат? – И вот – готово! – воскликнул бармен. – Обязательно добавляй вот эту стопку лимонного сока. Чуть больше и все – Инахо не выпьет. Говорит, не то, невкусно. Чо? Слейн нахмурился. Возле сцены образовалась сумахота – Инахо начал свое блядство. И что в нем такого? Этим вопросом Слейн задавался… всегда. Он не понимал, что такого в этом переростке, дрыгающим ногами и членом на сцене? А он срывал зал, куш и овации. Пидор. Ну… тип… правда. Даже сейчас Инахо в каких-то странных туфлях, типа джинсах легинсах, и жакетке с бахрамой, что нихуя не прикрывала. То есть…прикрывала как-то по-пидорски. Да. Эта бахрома по-пидорски прикрывала грудь. А хотя… Зазвучала музыка. Наоборот, как консервный нож раскрывала. Хотя, чему ему стесняться? Зачем прятать это тело? Такое правильное, отточенное. Чистое. Целое. Этому говнюку даже определенные фасоны рубашек не надо было учить наизусть. Слейн посмотрел на свою. Мятая. Грязная. Омерзительная. Видимо, пидоры везучие. Манерный взмах рукой, манерный взгляд. Ему платят за то, что он существует с голым торсом. А не за то, что тащил эти ебанные стаканы с вишневыми коктейлями. Вы знаете, сколько весят эти подносы? Слейн-то знал. А Инахо знал, как запихивать деньги себе в анус. Отвратительно. Инахо, ты отвратителен. Слейну. Он привычным движением закидывал ногу на шест – на плечи – и начинал крутиться, вертеться, как яйцо-пашот. О, эти туфли с сумасшедшими шпильками. Тонкими, покрытыми блестками, длинными. Даже слишком длинными. У кого-то и член меньше. Слейн чертыхнулся. Члено-шпильки. Отличный аксессуар для такого гондона, как Инахо. У того глаза – вдали совсем черные – полузакрыты, поддернуты дымкой любви. Страсти. Они говорят, что ты особенный. Что он искал в этом переплетенье жизни только тебя. Что это – знак судьбы. В его глазах чувства. Желания и готовности бросить все. К твоим ногам. Ты только посмотри. Слейн отвернулся. Еще чуть-чуть и вместо коктейлей он подаст клиенту свою блевоту. Нельзя. Недопустимо. Невозможно. Если ложь покажется табличку «правда», то она не станет правдой. Червь не станет бабочкой. Бабочка не посмотрит на червя. Стриптизеры – дрочибельные актеры. «Чтоб ты ногу подвернул», – шептал Слейн проклятия, молясь, чтобы гора тарелок упала не в его смену. И эти слова ударили по затылку. Бумерангом. Слейн шипел, скрючивался, сжимался на полу подсобки. Уебаны, в этот клуб ходят только уебаны. Уебаны с длинными ногами. Слейн заскулил. Он чувствовал, как пульсировала кровь в ноге, возле этой странной кости. И как становилось тесно в ботинках. – Слейн? Слейн чуть не заорал. Все, с завтрашнего дня он найдет папика и раздвинет ноги. Натуралам здесь явно не везет. – Пошел вон! – зарычал он, поднимая свои глаза. Два красных кардинала. Хорошо, что в помещении не было зеркал. – Вот. – Инахо протянул целлофановый пакет. Как же он противно шуршал. По мнению Слейна. Он был весь в каплях пота – больно. Пакет тоже был в каплях, в нем спешно таял лед. – Приложи к голеностопу. Куда? – В жопу засунь свой лед, – прошипел Слейн. И уточнил: – В свою. А то хрен знает, что подумает этот хуесос. – Это поможет уменьшить оттек, – спокойно – хули он такой спокойный? – сказал Инахо, присаживаясь возле ног официанта. Картинка как на плакате, темноволосый принц одной своей улыбкой смущает Золушку, надевая на маленькую ступню хрустальную туфельку. Жалкое зрелище. У Слейна ласты. Причем одна из них пиздец с синим отливом. Инахо аккуратно развязал шнурки и болезненно снял рабочую обувь. Слейн отвернулся. Чтобы не видеть свои дырявые носки, взгляд Инахо и мозоли на пальцах. В районе это кости стало очень холодно. Это и есть голеностоп? – С чего ты взял, что эта хуйня поможет? – Растяжение – это профессиональная травма для танцоров, – улыбнулся. Шлюха. Несмотря ни на что, несмотря абсолютно ни на что… Слейну приходится задирать голову, чтобы посмотреть в эти глаза. Отвратительные красно-коричневые глаза. Пидор. Пидор, пидор, пидор. – Если ты, – шипел Слейн, выделяя каждое слово, – вертишься на шесте, то ты хуйло, а не профи. В подсобке повисло время. Прихватив все звуки. Слейн усмехнулся; Инахо выкусил. Выкусил… – Полупрофи, – поправил Инахо: и пакет со льдом, и Слейна. – Я на втором курсе университета. Еще чуть-чуть… – Чо? – И ты сможешь назвать меня профессионалом. Чо? Чо он лыбиться? Чо? Слейн с удивлением смотрел. Смотрел на человека, что закончил – окончил – одиннадцатый класс. – Ты студент? Инахо – студент. Слейн – дармоед. Ха-ха! – Ну да. – А профа? – Ну, если говорить без терминов, то танцор. Слейн – дерьмоед. Инахо тоже. – Да ты пиздишь! – воскликнул Слейн. Он уже почти не чувствовал ноги. Как и боли в ней. Наверное, это плохо. – Зачем мне врать? – Инахо аккуратно повернул голову, рассматривая повреждения. – Да и не могу. – Не можешь чо? – Врать. – С хуя ли. – Я тебя… уважаю. Чо? Уважение этого пидора? Атчивка, блять, получена. Забирайте свой значок. – И чо? Знаешь, крутиться на этой хуете может каждый. Достаточно трех раз попрыгать на члене какого-нибудь папика и все. – Слейн посмотрел на эту темную макушку. Он никогда не таскал тяжелые подносы, он не знает, какого это – бегать по десять часов по залу, он не знает, что такое оскорбление от клиентов. Знакомых. Родных. Ему шептали только слова страсти. – На самом деле, чтобы «крутиться» на пилоне. – Инахо поднял свои глаза. Чертовские глаза. – Нужна очень хорошая физическая подготовка. Слейн прыснул. Ну да. Если так подумать, то для всего нужна хорошая физическая подготовка. Абсолютно для всего. Даже если от тебя требуется только лежать. – Докажи. Инахо не доказал. Он поднялся на ноги. Он помог подняться Слейну. Тот не смог. И после десяти минут разговора с менеджером эта темная макушка несла его на улицу, где, судя по приложению, его ждало такси. Инахо не доказал. Слейн не ликовал. Он цеплялся за голые плечи и отводил взгляд от таксиста. Подумает еще чо. Ни пока, ни выздоравливай. Вместо этого Инахо протянул руку. Почти руку. Инахо протянул бумажку с адресом. Датой. И временем. Слейн не знал, что сказать. Гугл сказал, что это дворец искусств. И что это приглашение на конкурс по бальным танцам. Слейн вздохнул. Что может быть еще более пидорского, чем балет? Слейн не знал. Слейн и не знал, что внутри местный дворец искусств внутри такой просторный и утонченный. Он залип на лепнину под потолком, пока кто-то в него не врезался. Он не знал, почему он сюда пришел. Именно пришел, хромать он перестал пару дней назад. Но пришел. Наверное, посмотреть и посмеяться. Да. Снимает на видео, покажет в клубе. Они посмеются над дырявым трико. А может, подойдет к его знакомым – если они есть, хотя по-любому есть – и расскажет про шпильки. Будет весело. Но вместо сцены, занавеса, прожекторов, Слейн увидел площадку. Как будто на футболе, только вместо травы – дерево. Паркет. Который уже отбивали какие-то парочки своими туфлями. Прекрасные парочки. Мужчины в костюмах, дамы в длинных блестящих платьях. Они кружились, распускали цветами и снова прилипали друг к другу. Красиво. Это было даже очень красиво. Слейн присел на пустое место. Инахо не было видно. И это прекрасно. Слейн даже не знал, что так можно было двигаться. Так быстро, плавно, ритмично. Завораживающе. Они улыбались друг другу, судьям и всем зрителям. Они были счастливы. Кажется, Слейн тоже. Музыка отзвучала последним аккордом, и танцоры застыли в завершающих позах. Зал аплодировал. Слейн изошелся в овациях. Он никогда не видел таких танцев. Только стриптиз, отвратительный грязный стриптиз. Люди поклонились и, взявшись за руки, ушли. Вместо шестерых танцоров пришла другая шестерка. Они тоже были счастливы. А вот Слейн – нет. Понятно, почему Инахо говорил, что он студент университета танцев. Понятно, почему он знал об этом месте и об этом мероприятии. Непонятно, почему он сейчас смотрел на Слейна. Слейн подумал, что он что в костюме, что без него выглядит просто… омерзительно. Танцоры поклонились. Девушка – спутница Инахо – положила руку тому на плечо. Без омерзения. А вот Слейна аж перекосило. Все замерли. Заиграла музыка. И начался танец. Слейн смотрел, как двигались пары в такт. Как двигался Инахо в такт. Смотрел и не понимал, что он тут делает. Он хотел унизить шлюху, а в итоге, не отрываясь, смотрел, как тот мастерски делал выпады, па, прогибы и еще что-то. Слейн не шарил. Слейн вообще не шарил, чо происходит. Инахо двигался просто… превосходно. Он то резко поворачивался, заставляя длинный подол юбки партнерши взлететь, то медленно, словно растекаясь, топтался на месте. Какая они прекрасная пара. Как будто он не высокий стриптизер, а она не прекрасная незнакомка. Как будто они были вместе. Как будто всегда. Как будто родились лишь для того, чтобы, взявшись за руки, просто танцевать. Словно здесь не было пропитанного пылью дворца искусства, словно они не танцевали среди прокуренных людей. Словно они птицы, что кружатся возле золотого купола церквушки, в которой бьют колокола, поздравляющих молодоженов. Нет. Они и есть молодожены. Она – красивая и невинная невеста, он – статный и завидный жених. Еще секунда – и муж и жена. Они танцуют под звон колоколов. В ее руках грация и нежность. В его глазах безграничная любовь. Они говорят, что она особенная. Что он искал в этом переплетенье жизни только ее. Что это – знак судьбы. В его глазах чувства. Желание и готовность бросить все. К ее ногам. Ты только посмотри. И Слейну показалось – всего на жалкую секунду – что этот взгляд посвящен ему. Но нет. Она улыбалась. А он не мог оторвать взгляда от ее губ. Такого винного цвета. Слейн оторвался от сиденья. Кажется, он сбил человека с ног при выходе. При выбеге. Неважно. Неважно, что сейчас аншлаг, неважно, что в его руках дрожала сигарета. Важно, чтобы эта дверь открывалась не из-за силы менеджера. – Слейн? Бля, лучше менеджера. Официант поднял глаза. Инахо накинул на голый торс какой-то пуховик. Просто отвратительно морковного цвета. Ну да, декабрь на дворе. – Чего тебе? – Ты не досмотрел до конца. – Ни конкурс, ни его танец. Слейн знал. Слейн жалел, что пришел. Что тогда раздкоронил его в подсобке. Что он вообще устроился именно в этот клуб. – И чо? – Я тебя пригласил. Думал, что после можем… – Инахо замялся. Слишком сильно для стриптизера. – Погулять? У Слейна уже дрожала и губа. Губа. Интересно, ему пойдет бордовая помада? Фу. Блять. – Почему именно я? – Слейн смотрел на сигарету. Ему явно будет мало. Ему явно надо вспомнить, как пишется заявление. – Потому что я тебя заметил. Слейн посмотрел на Инахо. Задрал голову, чтобы увидеть где-то там вдалеке глаза счастливого жениха и разглядеть там черты лица невесты. Но Инахо слишком далеко. У Слейна слишком плохое зрение. – Почему? – спросил Слейн, выбрасывая сигарету. Ну ее. – Почему ты меня заметил? – В первый день на тебе была рубашка, - тут же ответил Инахо. – Такая… красивая. Красная. Слейн пожалел, что выбросил сигарету. У него нет чаевых, чтобы так выкидывать блок. – И все? – горько усмехнулся Слейн. Также горько, как его любимый коктейль. – Ну… на мне тогда такой не было. Официант рассмеялся. Громко. Заливисто. Горько. – Я бы дал погонять, но она рабочая. И она М. – Она мне не нужна. Знаешь, в танцах есть… традиция, что партнер должен надеть аксессуар в цвет платья партнеши, - начал неуверенно объяснять Инахо, будто впервые обсуждая с кем-то эту – танцевальную – тему, размахивая большими ладонями. – На тебе была красная рубашка. На мне – красные туфли. Такой знак… отличительный знак, – в последний момент поменял настроение Инахо. Слейн усмехнулся. Слейн был готов поднять сигарету с асфальта. Не так уж и сильно она упала. – И ты подумал, что это… – Слейн тоже не хотел использовать это словосочетание. – Знак? – Это был… как отличительная черта, выделившая тебя из толпы. А потом... я просто искал тебя взглядом. – Находил? – Да, – улыбнулся Инахо, видимо что-то вспомнив. Слейн фыркнул – кого? Слейн чуть не подавился. – Я видел, как ты улыбаешься клиентам, и видел, как ты грустишь, отворачиваясь ото всех. Почти ото всех. Слейн посмотрел вниз. Сигарета бы им побрезговала. – И? – И? – И что? – Что что? – О боже, – воскликнул Слейн. – И что с того, что я иногда грустил? – Слейн взмахнул руками. – Это нормально! Тишине были не рады оба. Но наступила очередь Инахо придумывать слова. – Нет, – покачал головой Кайдзука, но встретился с кирпичной стеной – Слейн смотрел на него, нахмурившись. – Разве нормально заниматься тем, что тебе не нравится? Слейн нахмурился еще сильнее. Инахо нахмурился в ответ. Еще чуть-чуть, и Слейн уйдет с синяком под глазом. По мнению Слейна. Потому что он херовый. Херовый боец, конечно. – Так все живут, – простой ответ. – Я так не живу. Ну да. Инахо особенный. Особенный парень, особенный стриптизер, особенный жених. – О-о-о, тогда… ты любишь ебаться с незнакомыми людьми? – Ебаться? – удивился Инахо. – У меня такого нет в договоре. Я танцую. А танцевать я люблю. – Ну да, извиваешься перед озабоченными людьми, ласкаешь себя ручками, а потом – за доп. плату – и их. Все стриптизерши – те еще шлюхи. Даже если, – перебил Слейн Инахо, видя его рывок. Он точно сегодня чего-то не досчитается. –… не раздвигают ноги. Вы… продаете любовь. Вы отвратительны. Инахо внимательно смотрел в эти глаза. Глаза давно загаженного озера. Люди – свиньи. Слейн тоже человек. Инахо не отводил взгляда. – Я не могу продать любовь к танцам. – Не любовь, как любовь, а любовь, как страсть. Ты своими ить-ить. – У Слейна отвратительно выходил тверк, но Инахо почему-то смолчал. – Заставляешь людей дрочить. Тип, норм? – Да. – Это отвратительно! – Отвратительно ничего не вызывать. – Слейн оторопел. – Лучше быть честным самим с собой, и вызывать у людей разную реакцию. Чем ломать себе хребет ради похвалы. Слейн вздохнул. Глубоко. Очень глубоко. Настолько, как этот хуй за щеку не берет. Он… он… он ебанный пидор на каблуках. – Ты вызываешь у меня отвращение. – У Слейна все вызывает отвращение. – Хорошо, – успокоился Инахо, снова принимая расслабленную позу. На это Слейн чуть не порвал рукав куртки. – Спасибо за честность. Этот уебан умел орудовать шпильками. Слишком, блять, хорошо для бляди. – Почему ты так реагируешь? – Ну… я принимаю твои чувства. – Инахо отвел взгляд. Инахо замычал. Инахо бесил. – Такими. Какие есть. – Мне не нужно признание пидораса. – А чье нужно? Сыро. Чертов теплый декабрь. Со своими каплями на щеках. – Не знаю, – прошептал Слейн. – Но точно не от того, кто носит хер пойми что. – А что не так с моей одеждой? – Инахо посмотрел на яркую непромокаемую ткань. Хоть что-то не подтекает от его тела. – А что не так с моей одеждой, – передразнил Слейн, качая головой. – Ты видел свои наряды для сцены? – Видел. Инахо, ты бесишь. – И? – И? – А-а-а-а! – не выдержал Слейн, поднимаясь на ноги. – Твои образы – дерьмо! – Но я вкладываю душу в эти образы. Слейн рассмеялся человеку в лицо: – Образы? Это просто тряпки, купленные в секс-шопе за углом! – Это образы, – отчеканил Инахо. – Все несет смысл. То я – мужчина, терзаемый непониманием самого себя. То ковбой… «Эта бахрома по-пидорски прикрывала мышцы». –… что покидает родной край… «Манерный взмах рукой, манерный взгляд». –… и уносится с головой в головокружительное путешествие. «Он привычным движением закидывает ногу на шест – на плечи – и начинает крутиться, вертеться, как яйцо-пашот». – И ты во все вкладываешь душу? – спросил Слейн, отводя взгляд. – Да, – твердо и даже чуть громко подтвердил это Инахо. Парень не согласился. Он не придурок, он не пидарас, его не наебешь, не выебешь. Это же… поганый, облитый грязью, грязный, омерзительный, скользкий, смердящий - хотя нет, не смердящий же -, безродный, грязный, низкий, ненежный, грубый, низкопадший, плохой. Херовый. Обыденный… стриптиз. Как можно любить его? – То есть ты… любишь… Слейн замолчал. Он не могу поверить. Инахо прочел отблеск глаз. Ну да, почти кот ученый. – Танцевать, – закончил за него Инахо. – Ага, ну да, а шпильки? Нахуя тебе эти упоминаемые шпильки? Че, легче отыгрывать все эти эмоции-хуеции? – усмехнулся Слейн, зная – надеясь –, что увидит напротив сжавшегося пидора с бегающими испуганными глазами. Но в красной пустыне был штиль. Двигалась лишь голова в легком кивке. – Правда, все зависит от образа. У Слейна отпала надежда. У Слейна отпала челюсть. А ну да, у него же несколько члено-шпилек. – И для ковбоя? – Шпильки здесь олицетворение неустойчивой и шаткой опорой под ногами, что неверный шаг – и он полетит в пропасть. – Как любовь с первого взгляда? Инахо вздохнул. – Как любовь с первого взгляда. Слейн тяжело вздохнул. Он не верил в любовь, разве в этом постоянно меняющемся мире можно ли любить что-то постоянно? Можно ежедневно менять партнеров, и они не закончатся. Можно ежедневно играть в новые игры, и они не закончится. Можно найти что-то получше, покрасивее, поумнее, побогаче. Поцелостнее. Но, видимо, Инахо ежедневно мог танцевать, и это никогда не закончится. – Почему в этом свинарнике? – простонал Слейн, закрывая глаза руками. В этом мире ночи и бездны его ослеплял эта светлая любовь. Это светлое отношение к любви. – Я не трачу время на то, что мне не нравится, – спокойно ответил Инахо, разминая плечи. Эти кожаные штаны сейчас треснут, как и нервы официанта. – Ну, или свожу их к минимуму. Нужны деньги. В серьезные коллективы меня, второкурсника, не берут. Это лучшая альтернатива. – Несмотря на грязь? – Какую грязь? Инахо наклонил голову. Вопросительный шест. Лицо его оставалось каменным, а вот тело выдавало. – Ну, грязь, – Слейн не понимал непонимания Инахо. – Стриптизерство – грязная профессия. Осуждаемая. Ты танцуешь полуголым. – Я делаю то, что мне нравится. Меня не волнует, что скажут другие. Точнее, не задевает. Мне хорошо – это главное, – Инахо слабо, но так мягко улыбнулся. Словно свежепостиранное полотенце. – А костюмы… Костюмы бывают разными. Они не определяет то, как я танцую и что хочу этим сказать. Слейн уже был готов отдаться за бычок. Интересно, Инахо курит? – Ты говоришь мне, что ты пидор. – Тогда я делаю все правильно. Слейн передумал. Слейн уже был готов отдаться за пистолет. Думает, что револьвер бы красиво смотрелся в его руках. В руках, что пропахли табаком, пивом и кровью. Дурная привычка. – И тебе нравится, когда я тебя называют пидором? – Я не трачу время на то, что мне не нравится. Слейн косит глаза. Стрелки косят на цифры. У него дрожат губы. Инахо танцевал, выпивал стакан воды с лимонным соком и уходил, скудно попрощавшись. Никто не знал, что Инахо учится в университете. Никто не знал, что он любит цитрусы, несмотря ни на цены, ни на аллергию. Не знал, как нежно он смотрит на партнершу, как крепко и надежно держит ее во время па. А Слейн знал. Они, два парня, не умеющие любить людей, болтали в подворотне час. Они, скорее всего, этому научатся.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.