switch

Где-то месяц спустя Доктор выслеживает его с целью расспросить о Галлифрее и Вечном Ребенке. Мастер не намерен удовлетворять ее любопытство, чем вполне закономерно выводит ее из равновесия: она сжимает руки в кулаки и повышает голос. Гнев Доктора – прекраснейшая вещь, но так уж вышло, что ее старейший враг в числе немногих, на ком этот прием не работает. Он позволяет ей гневаться, и она проклинает его на дюжине языков, а затем переходит к угрозам, как завуалированным, так и довольно конкретным. Естественно, это невероятно возбуждает. И он ни капли не удивлен, когда она целует его, пылко и яростно. Он хватает ее за запястья и вынуждает соприкоснуться лбами, передавая подробное изображение того, что собирается с ней сделать. К его удивлению, Доктор отстраняется. – Не так, – говорит она. И затем добавляет, поймав его непонимающий взгляд, – наоборот. Когда до него доходит смысл сказанного, он начинает смеяться. – Я никому не подчиняюсь, Доктор. – Я тоже, – вторит она. Это тупик. Они смотрят друг на друга, и через мгновение ее взгляд смягчается. Она кладет ладонь ему на щеку. – Это поможет, – говорит она. – Это именно то, что тебе нужно. Не бойся. – Я не боюсь! – Иногда бывает полезно попробовать что-нибудь новое, – убеждает она, – мы оба сильно изменились с прошлого раза. Мастер рассматривает все имеющийся варианты. Он хочет Доктора (и это не новость), но ее предложение поменяться ролями, выглядит как минимум неожиданно. Однако, несколько довольно красочных образов тут же возникают перед глазами, и он не может сделать вид, что не заинтригован ими. Наконец он кивает. Доктор улыбается и целует его в щеку. – Хороший мальчик. При этом он поднимает бровь, но она лишь берет его за руку, подводит к кровати, заставляет лечь на спину и достает из кармана брюк наручники. Он молча позволяет ей приковать себя к изголовью. Он дергает руками, проверяя на прочность металл. – Стоп-слово? – тихо спрашивает. – Галлифрей, – от ее улыбки в жилах стынет кровь. *** Когда она освобождает Мастера, его запястья горят от боли, но эта боль – приятная. – Знала, что тебе это понравится, – говорит она, когда дыхание приходит в норму. Она смотрит на него сверху вниз, а затем встает с него с довольным вздохом. Он сглатывает. – Если ты расскажешь об этом хоть одной живой душе, я– Она закатывает глаза. – Ты что? Убьешь меня? Не бросай слов на ветер, – говорит она, устраиваясь сбоку. – Ты только выставляешь себя слабым, не воплощая угрозы в жизнь. Он поворачивается, чтобы посмотреть на нее. – Я бы никогда не убил тебя. К этому времени ты уже должна была это понять, – он говорит это почти нежно. – Зачем ты это сделал? – спрашивает она. Нет необходимости уточнять, что именно. – Ты бы тоже это сделала, – отвечает он. – Я боялась, что именно это ты и скажешь, – она подталкивает себя в сидячее положение. – Если бы ты только объяснил– – Нет. Она качает головой. – Тогда мне нет смысла оставаться? – Полагаю, что нет, – когда она встает с постели, он закрывает глаза, изображая полное безразличие, и делает вид, что собирается уснуть. Он слышит каждое ее движение, каждый шорох ткани, пока она собирает с пола одежду и одевается. Она не прощается. Зачем, если вскоре она все равно сюда вернется? Мастер слушает, как ее ТАРДИС дематериализуется, растворяясь в вортексе, и уже начинает планировать их следующую встречу. Ему остается только ждать.