Да, Геральт?

В Каэр Морхене было все так же тихо. Стояла глубокая ночь, и до широких окон не доносились даже крики гарпий. Сверчки исполняли свою прощальную трель, которая каждый вечер звучала так же, как и вчера. А из окон раздавались голоса ведьмаков. Убийцы чудовищ играли в гвинт. – Так не делается, Геральт, – Ламберт закатывал глаза. – Пас! – Геральт шлёпнул последнюю бумажную карту об пол и с довольным видом глянул на друга. – Может, как-нибудь договоримся? – Выполняй. – А-ах, – Ламберт подошёл к окну и громко крикнул, – ВЕСЕМИР! Старый ведьмак быстро услышал его крик и выглянул из своей комнаты. – ТЫ ВЕДЬ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТЫ ЛУЧШИЙ ПАПА В МИРЕ, ДА? Вся комната залилась хохотом. – Ламберт, ты выпил ту настойку?! – Мне что, нельзя сказать, что я тебя люблю?! – Если бы ты меня любил, ты бы не разбил окно в моей комнате! – Это был не я, а Геральт! – КЛЕВЕТА! – заорал следом Геральт. Весемир с усталым видом завесил окно тканью, что служила как стекло – Проигрывать в гвинт не так уж и плохо, да? – Эскель глядел на лицо довольного Ламберта, который, кажется, не был смущён инцидентом. – Я поддался, разве ты не видел? Тебя я жалеть не буду, давай, доставай колоду! – Если я выиграю, то ты моешь пол во всей крепости. – Идёт, – он ухмыльнулся, глядя на Эскеля. *** – ВЕДЬМАКИ, А НУ ЖИВО СПАТЬ! Гомон в комнате стоял ещё долго. Карты стукались об пол, а Ламберт нещадно проигрывал и уже представлял, как смеяться будет над ним Весемир. К счастью, для него серия неудач закончилась, ибо старик погнал всех спать. – Если бы не Весемир, Ламберт весь год бы стирал наши вещи. – Не хочешь ещё одну партейку? – спросил беловолосый, перебирая карты в руках. – Нет, спасибо, так был рад с вами поиграть, вы не представляете. – Мы тоже, спокойной ночи, – ответил Эскель, забираясь на кровать. – Ага, спокойной ночи... Он был рад, на самом деле. Чаще всего, такие развлечения правда поднимали ему настроение. – Я уже хочу увидеть Ламберта-поломойку... – Заткнись, Геральт, а то мне придется и тебя от пола отмывать. *** Эскель мирно сопел, вытащив ногу из-под одеяла. Ламберт возился из стороны в сторону, пытаясь заснуть. Да и Геральт тоже не спал, просто лежал и глядел в потолок. Внезапные мысли находят даже на ведьмаков. Он ещё немного посмотрел наверх, после чего сел на кровати и задумчиво глядел вперёд. Зрачки уже адаптировались к темноте, Геральт встал, накинув одеяло на подушку. От Ламберта в Каэр Морхене осталось достаточно трещин. Окно недалеко от его кровати было разбито. Холодный вечерний воздух проникал в комнату, заполняя собой все пространство. Ламберт тоже услышал, как Геральт встал. – Ты не спишь? – тихо спросил он, спрыгивая с койки. Геральт уселся прямо на широкий подоконник и глядел на луну. – Не сплю. А ты чего не спишь? Тебе покоя мысль о поле не даёт? – Ведьмак услышал шаги Ламберта ещё до того, как тот среди тишины задал ему вопрос, – Не бойся, они выпили, потому завтра никто не вспомнит. – Не в этом дело, – он подошёл ближе, тоже взглянув в окно, – Кажется, эта трещина – тоже моя работа. – Твоя, – седой ведьмак улыбнулся, – Я помню, как ты со злости кинул металлический шар в окно, что попался под руку. Он долетел аж до Весемира. – Ах, да. Я и забыл. Стало тихо. – Я сяду? – он медленно присел рядом на подоконник. Геральт не стал ничего говорить, что примерно обозначало согласие, – Я о тебе почти ничего не знаю, расскажи что-нибудь. – Я не так много помню о моей жизни до Каэр Морхена. Да и дом не особо. Помню лишь Весемира, который спас моего отца и заявился в мой дом, чтобы забрать меня. Я уже даже не помню, какой цвет был у моих волос. Может, светлый или каштановый, или вообще рыжий. А ты, расскажешь о себе? Ламберт замялся. – Нет, я не хочу об этом говорить. И это моя проблема. Я чувствую себя абсолютно ужасным. Геральт молчал, не желая перебивать друга. – Знаешь, я иногда думал о том, чтобы сбежать. Навсегда. Куда-нибудь подальше от этого места. Мне так надоели все эти рельефы, эти холодные каменные стены, маятник, чертова полоса препятствий в лесу, понимаешь меня? Геральт все так же молчал, понимая, что Ламберту надо выговориться. – Знаю, что не понимаешь. Нихера ты не понимаешь. Мутации тебя навсегда изменили, хуже, чем меня. Мне кажется, ты вообще ничего не чувствуешь. Да? Так легче? Опять же, Геральт молчал. Не пытаясь перечить Ламберта или перебить его. Лишь пялился в окно. – Ясно, я понял. Значит, я говорю правду. Думаю, ты меня ненавидишь. Ещё больше, чем Весемир. Думаю, все меня ненавидят. Я всем приношу проблемы. Меня невозможно любить. Да? Я ведь не вру. Ламберт не врал. Но сильно ошибался, во многих своих словах. – Я...я просто ненавижу всех и себя самого. К черту все это. Я могу регулировать свой адреналин, сужать зрачки, контролировать кучу процессов в своем ебучем теле. Но я никогда не хотел этого. Лучше бы я вообще сдох тогда, на испытании травами. Всем бы было легче. Голос его изменился. Геральт отметил это быстро, просто продолжая внимать. – Ей богу, Геральт, я бы заплакал, как сучка, если бы умел это делать, если бы не был чёртовым ведьмаком, даже если бы я умер в канаве, все было бы легче. А так, я могу даже кровь из глаз лить, но не смогу ни слезы выжать, понимаешь? Да, не понимаешь. Я поверю, что ты никогда не думал о том, что зря родился. Да? Геральт. – Ламберт. – Что, будешь меня укорять, да, что я...ною, как девка, да? – Нет. Теперь замолчал уже Ламберт. – Но почему? Они глядели друг на друга, когда Геральт принял самое чувствительное решение в своей жизни и самое опрометчивое. Он обнял Ламберта, соединив руки на его спине. – Я бы сейчас тоже заплакал. Наверное, а может и нет. Я часто думал о многих вещах. О том, что было бы, если бы я остался дома. Но тогда я бы не встретил всех тех, кого сейчас могу назвать своими друзьями. Мы любим тебя, Ламберт. Ты тот ещё говнюк и часто портишь нам жизнь, но ты наш друг. Сколь ужасные решения ты бы не принял – мы поддержим тебя. Ибо все, что у нас всех есть – это дружба. Единственное, что заставляет нас жить. И я знаю, что ты ненавидишь Весемира за то, что он сделал. За все, что он сделал. Он плохой отец, Ламберт, но он наш единственный отец. И он любит тебя, наверное, даже больше, чем нас. Знает, как тебе тяжело и очень жалеет, что не смог стать для тебя кем-то, на кого можно положиться. – Ты, наверное, врешь мне, Геральт. – Зачем мне врать? Думаешь, я бы стал что-то выдумывать или сочинять, чтобы поддержать тебя, заносчивый идиот? Ламберт соединил руки на спине Геральта. – Сам ты идиот. – Придурок. – Болван. – Ненавижу тебя. – И я тебя тоже. *** Ламберт заснул на плече Геральта, поэтому эту милую картину смог застать Эскель, что проснулся раньше всего. – Как мило, вы как утята, которые греются друг об друга. – Эскель, я тебе врежу сейчас, – Ламберт открыл глаза, уже забыв, как тут оказался, – Если скажешь кому-то – ты труп. – Соблазн велик, чувствую, Весемир до конца жизни бы над этим издевался. Тем временем, Геральт спал. Украдкой взглянув на него, Ламберт подумал, что не очень хочет, чтобы их разговор стал общим достоянием. Ведьмак и не знал, что делать с этой информацией, не знал, как реагировать на его действия. И задумался, чувствует ли Геральт. Возможно, мутации не так сильно испортили его, как он думал. – Может договоримся? – произнес Ламберт, глядя на сонного Эскеля, рассматривая его взъерошенные волосы. – Попробуй меня отговорить, поломойка. – Да ладно тебе, хватит уже.