Мать

      У Сакуры голос матери. Даже сейчас, еще до окончательной сформированности, это слышно. У Сакуры от матери вообще много. Лицо почти целиком. Манеры. От отца только волосы и едва заметный прищур. А еще она смешно рот приоткрывает, когда задумывается на уроках или просто долго что-то пишет. Тоже в отца. Видно, что она его дочь. Но больше в ней все-таки от матери. До интонаций в речи. До любимых выражений и стиля общения до формы ногтей на мизинцах. Они не ладят. Никогда особо не ладили. Двум одинаковым характером никак не ужиться, верно? И все-таки Сакура дочь, а эта женщина мать. И между ними есть связь. Есть. Неведомая для Ино.       Шикамару с матерью тоже ужиться не может. Тоже ее характер. Внешне буквально вылитый отец. Будто клонировали в точности. Будто один человек в разном возрасте. Никто другой из знакомых не похож на родителя так сильно. Но все равно все другое. Стоит по-другому. Сидит иначе. Ест иначе. Щурит глаза на солнце. Метает кунаи на занятиях. Все не так, как делает Шикаку-сан. Ни намека на него в манерах и действиях. В мать. Весь.       У Чоджи ямочки на щеках и улыбка. Надо же. Лицо отца, но улыбается чисто мать. И смеется над теми же шутками. И сам шутит. И метки на щеках ее. Наруто никогда не знал никого из родителей. Но Ино слышала, как старшие учителя, кто застал еще их родителей школьниками, сравнивали его с его мамой. Мол, копия. Только волосы и цвет глаз отца. Только его мнимая проницательность. А так копия.       Киба мать во всем, от первой до последней капли. Его сестра на них совсем не похожа, будто вообще из другой семьи. Наверно, в отца. Никто не помнит его. А вот Киба вылитый. Шино без очков лицом в мать. Фигурой, видимо, тоже. Шиби-сан длинный и тонкий, совсем тонкий. Шино покрепче. Другой. Саске как Киба. Никто уже не помнит его мать. Но Ино специально смотрела фото старых выпусков. Учиха Микото. Женская версия Саске. Ну может быть только на самую малость нет.       У всех взрослых то же самое. Отец копия бабушки, судя по фото. Асума-сенсей все время говорит про мать и совсем не похож на Третьего. Никто никогда не заподозрил бы их в родстве. Разве что нос и цвет кожи. Но это такое. От матери Шикаку-сана не сохранилось даже фото. Но сам он все время шутил пьяным, что отца взял только бороду (и не только). Все кругом — бесконечное напоминание того, что когда-то у них была мать. Всех их кто-то когда-то родила и вложила в них себя. Всех. Кроме, кажется, самой Ино.       Конечно, ее тоже родили однажды. Женщина. Та, кто должна была стать ей матерью. Но пробыла ей только две с половиной недели. Следующие 11 лет Ино помнит ее. Но помнит не матерью. Не человеком даже. Просто закутанный наглухо в одеяла комок чего-то с ярко-рыжими волосами. Комок боли, наверное. Ино не знает, было ли ей больно. Но наверняка было. У Ино не ее волосы. Блондинка. Как отец. Как большая часть клана. У Ино не ее глаза. Не ее лицо. Кто знает, было ли у нее вообще у нее лицо. Будто только бледное пятно без выражения. У Ино не ее руки. Не ее фигура. Не ее рост. Ино не маленькая и хрупкая. Она среднего роста. Она крепкая. У Ино в 12 уже грудь больше, чем у матери в ее здоровый период на старых фото, которые когда-то были в их доме. У Ино не ее характер. Не ее голос. Это она точно помнит. Не ее речь. Не ее интересы. Не ее. Не ее. Не ее. У Ино не было матери. Никогда не было. Все это какая-то ошибка.       Ино смотрит на себя в зеркало каждое утро, и видит его. Отца. Это его широкий нос. Его густые брови, которые Ино все никак не может принять. Его чуть кривоватый в одну сторону рот. Его улыбка. Его широкие скулы. Его светлые волосы, которые лежат точно как у него. Его… глаза. Даже зубы как у него и такого же серого цвета. Главный детский комплекс. У девочек должны быть белоснежные. Ино умывается его широкими ладонями. Ест его аккуратными взмахами палочек. Приветствует пожилых соседей с его учтивостью и помогает соседке с младенцем в руках донести сумки домой из соседней лавки. Вчера то же самое делал он. Ино — он.       Отец хороший человек. Иногда даже слишком. Несмотря на его работу. Кроме работы его не в чем упрекнуть. Никому. Он буквально идеален, и это даже не иллюзия. С самого первого детского воспоминания Ино он был таким. В идеально начищенной обуви и выглаженной форме. Гладко выбритый, так, что ни разу его щеки не были колючими. Даже к вечеру. От него всегда особенно пахло. Все эти годы одинаково. Про себя Ино называла этот запах «запахом тепла». Он всегда был предельно вежлив и тактичен в работе и со знакомыми. Был приятен. С близкими был попроще, но не терял тактичности и своего очарования. Ино особенно любила в нем это. Ино была рада, что он был ее отцом. Из всех знакомых абсолютно хороший отец был разве что у Чоджи. И у нее. Ей тоже повезло. В ее случае он был ей за двоих, с самого начала, с третьей недели. И все равно справлялся. И все равно этого было мало.       Это всегда было странным ощущением неполноценности. Нецелостности. Будто ей чего-то не хватает. Будто в ней только половина. Всегда была. Хорошая, лучшая из возможных половина. Но. Половина. Целой Ино никогда не будет. Никогда не была. Это тяготило. Странные ощущения. Есть люди, которые никогда не видели своих родителей. Или которые их потеряли рано. Вроде Наруто и Саске в их классе. Вроде Кибы, отец которого просто как-то вышел из дома вечером и никогда больше не появлялся. Есть люди, родители которых были отвратительны. Вроде Хинаты и ее отца-тирана и матери на правах наложницы. Вроде Асумы и его вечного холода с отцом. Вроде многих в деревне. И всем им Ино тоже завидовала? Иррациональные ощущения.       Весь этот год. Так казалось. Все в деревне связаны с обоими родителями. Так или иначе. Кто-то хорошо помнит их и осознанно пытается подражать. Кто-то и в глаза не видел, но слишком похож и без этого. У кого-то все сразу. И только Ино. Даже не помнит. Даже не знает, что это и как это. У нее будто была мать, которая не была плохой, не отказывалась от нее, не вызывала к себе злости и отвращения. И при этом не было матери. Совсем. Даже без «будто».       Ее звали Хотару. Из-за огненно-рыжих волос, вероятно. Она была маленькой и очень стройной. Хрупкой. Прямо как во всяких там сказках. У нее были красивые и спокойные янтарные глаза. Вроде бы. Ино точно не помнит. Но отец как-то так говорил. Она была на 5 лет старше него. Он никогда не рассказывал, как они встретились. Но всегда говорил, что всегда любил ее. Говорил, как-то «по-своему». Но это было заметно. Всю свою жизнь он отдал семье, не перебрав ни с чем при этом. Идеальный баланс. Для него Хотару и вправду была многим. Для Ино ничем. Не успела. Все пошло не так. Жаль. Но глупо сейчас фантазировать себе что-то для спокойствия и заставлять себя чувствовать то, чего Ино никогда не чувствовала.       Ино родилась 23 сентября. Рано утром, с рассветом. Все были счастливы. Родители были женаты уже 8 лет. Отцу было 25. Он говорил, что женился сразу в 18. Их первый ребенок. Заранее единственный. Они так решили сразу, еще во время беременности. Потому что она девочка. Потому что девочки не наследуют клан. Обычно. А Ино наследует. Иноичи без размышлений так решил. Его так воспитали. Признавать женщин равными. Одного из буквально нескольких мужчин во всей истории деревни. Второй ребенок мог бы быть мальчиком. И тогда бы старейшины и деревни, и клана давили еще сильнее. А они и так давили.       Поэтому в тот день они были абсолютно счастливы. Банально. Но Хотару хотела детей и долго думала. Ей было 30. Иноичи с рождения знал, что должен продолжить линию наследования. Рос с этой мыслью. С его многого и не требовали, по принятой логике поведения мужчин. Но он готовился. Тот день был моментом истины. Еще пара дней и две недели после него. 10 октября. Ино не знает, что именно было тогда. Об этом не принято говорить. Взрослые знают, но молчат. Иноичи рассказал бы ей, у них не было тайн. Но он сказал, когда пройдет время и когда она еще чуть подрастет. Все ровесники и младшие знают только, что в тот день произошло что-то очень плохое. Что-то, что принесло горе каждому в деревне и ее ближайших окрестностях.       Хотару тогда была ранена. Закрыла собой крошечную Ино. Из-за чего у той теперь едкое чувство вины по поводу того, что так и не смогла полюбить и считать кем-то для себя мать даже зная об этом поступке. Она быстро впала в кому. Первые 3 года. Много. Не так плохо, как могло бы быть. Но что есть плохо? Иноичи разрывался между работой, младенцем и медленно умирающей женой. В этой ситуации Ино всегда жалела его. Он живой. Он близкий. Он все осознавал. А для матери ничего этого не было. И за это Ино тоже всегда чувствовала вину. Ино знает, он тоже чувствовал.       Потом еще около 5 лет паралича и помутненного сознания. Иноичи суетился еще сильнее, выдыхался. Ино играла в комнате матери, показывала ей игрушки и пыталась с ней говорить. Потом читала ей вслух. Иногда та реагировала. Лет в 5-6 этого было достаточно. Но дети растут. Их запросы растут. Потребности растут. В 8 Ино было осознанно мало таких проявлений матери в ее жизни. Она много говорила, она пела, танцевала, была активной, хотела быть общительной. Из нее били эмоции и таких же эмоций она хотела в ответ. Отец всегда их давал ей. Он сохранял связь. Мать отдалялась. Ее одобрительного уставного взгляда было уже недостаточно. А она и его уже «дарила» менее охотно и с трудом. В тот год она стала больше осознавать, больше «быть собой». Но при этом стала закрываться. Осознание своего состояния, должно быть.       У нее понемногу работали руки. Она училась сидеть, училась стоять. Что-то делать сама. Снова заговорила. Стала иногда выбираться на улицу. Стала шить, чтобы скоротать время. Много шила для дочери. Пыталась выращивать какие-то домашние цветы вместе с ней. К 10 годам Ино их связь начала понемногу крепнуть. Из ничего хоть во что-то, напоминающее родственное. Это были последние годы, чтобы успеть. Пубертат приближался, нужно было построить задел, чтобы пережить. Осенью, когда Ино исполнилось 11, Хотару покончила с собой. Летом перед этим она обрела почти полную дееспособность и говорила о том, что хочет жить. Она всегда это говорила с тех пор, как начала говорить после травмы. И всегда благодарила за то, что ее не бросили и за ее жизнь борятся столько лет.       В каждой команде выпускников последних лет по одной девочке на два мальчика. Всегда, за исключением редчайших случаев, джонин-инструктор команды мужчина. У Ино отец, два сокомандника-мальчика и инструктор мужчина. Никого больше. Знакомые. Но те из них, кто шиноби, почти всегда мужчины. В их маленьком альянсе глав четырех кланов лишь однажды была женщина. В прошлом поколении. Умерла того же 10 октября. Отец говорил, что нет никакой разницы в том, какого ты пола. Он прав. Но общество не такое, как он. Оно ждет чего-то. Только потому что она девочка. Чего? Даже если не следовать их ожиданиям. Нужен кто-то, кто переживал подобное. Кто-то с похожим опытом. Нужна женщина. Соратница. Материнская фигура. Кто угодно. Любая женщина старше. Невозможно. Нет.       Мать Сакуры все собрание была кроткой и услужливой к учителям и верхушке, а только вышла из дворца хокаге сразу орет о том, что все неправы и плохо работают. И на мужа с угрозой поглядывает. И подгоняет плетущуюся сзади Сакуру. Как же все-таки они похожи.