Кофе

      Она накосячила. Прямо в первый рабочий день. С таким трудом устроилась в эту фирму, и всё коту под хвост…       Женька сидела в углу за столом в общей комнате, называемой работниками офиса кофейней, и из последних сил старалась не хлюпать носом. Откуда она могла знать, что даже помятые и замызганные листы с рабочих столов выбрасывать нельзя?       — Где она есть?!       Раскатистый низкий голос заставил Женьку вскочить на ноги. Она шмыгнула носом в последний раз, выудила из коробки нужную капсулу, закинула в отсек и ткнула кнопку кофемашины. Через минуту дверной проём кофейни перегородил злой как чёрт Главный:       — Прячешься? — пренебрежение в голосе он даже не пытался скрывать.       — Кофе вам готовлю, — как ни в чём не бывало выдала Женька.       Тот сузил глаза до размера щёлок и с подозрением спросил:       — Уверена, что я смогу его пить?       — Попробуйте, — Женька протянула ему чашку с ароматной жидкостью, — и узнаем.       Главный взял чашку из её рук, глянул в неё, потом снова на Женьку, отхлебнул, причмокнул, ещё раз глянул на девушку и, развернувшись, вышел из кофейни. Она выдохнула и без сил опустилась на стоящий рядом табурет. Как всё-таки хорошо, что с утра у Женьки хватило ума запомнить не только имя Главного, но и какой кофе он предпочитает.       — Смотри, — добродушная Алина показала ей на две отдельно стоящие чистые чашки, — он пьёт только из них. Крепость — пятая, американо, ни в коем случае не эспрессо, плюс пол-ложки сахара.       Женька, видимо, от страха, чётко следовала полученным с утра инструкциям, поэтому и осталась сейчас жива. Пока.       Она начала искать подработку на лето в конце апреля. Ромка скоропостижно свалил в Австрию, забыв, что за съём квартиры они с Женькой платили пополам. Май был проплачен наперёд. А вот по поводу лета стоило задуматься, что Женька и сделала. Будь она более прагматичной и менее чувствительной к чужому горю, напомнила бы Ромке до отъезда о его финансовой обязанности по отношению к соквартирщице. Но она такой не была, переживала Ромкино горе как своё, хотя и своё тоже было ещё свежо. Ромка ел из-под палки и по полночи в окно невидящим взглядом смотрел, куда ему ещё денежные вопросы навешивать. Честно признаться, Женька, проводив его в аэропорт, даже вздохнула с облегчением. Не из-за того, что теперь не будет ежедневно видеть выражения «вселенской печали» на дружеском лице. Понимала, что Ромке действительно нужно было сменить обстановку, иначе он просто утонул бы в депрессии.       Просить у родителей категорически не хотелось, и так сидела у них на шее с момента поступления в универ. Найти другую квартиру, поменьше, или вообще комнату снять Женька тоже не могла. Здесь остались Ромкины вещи, да и до универа отсюда можно было добраться пешком. В общем, вариант с переездом по всем параметрам проигрывал варианту с поиском работы, несмотря на то, что придётся всё лето проторчать в городе.       Работа нашлась неожиданно быстро, может, потому, что Женька не выставляла заоблачных требований к вакансии и реально оценивала свои способности. Курьер в полиграфической фирме — для подработки на лето самое то, плюс можно присмотреться, чем там дизайнеры занимаются. Через год диплом получит, а кем идти работать — так до конца и не определилась.       Повод не возвращаться на каникулы домой тоже был плюсом, а не минусом предстоящей работы. Не то чтобы Женька не любила свою семью, просто всё чаще ловила себя на мысли, что родителей нужно любить издалека: расстояние сглаживает углы в общении, снижает количество претензий — как обоснованных, так и надуманных, и вообще, вдали друг от друга помнится только хорошее. Ещё на зимних каникулах заметила, что если родители вдвоём уживались мирно, можно сказать идиллически, то стоило их чаду показаться на пороге отчего дома, как начиналась холодная война. После решения проблем с модельным бизнесом, волейболом, любовью к коротким стрижками и «пацанской одеждой» у четы Нейман появился новый камень преткновения. Мама ратовала за поиск кавалера и скорейшую свадьбу:       — Женечка, тебе уже двадцать один! Ты задумайся! До тридцати дотянешь, глазом не успеешь моргнуть, а уже — старая дева.       Отец с данным вариантом был категорически несогласен:       — Жень, ты же только диплом получишь. Поработай пару-тройку лет, встань на ноги. Не спеши с мужиками, точнее, с замужеством…       — То есть просто по мужикам выступать можно? — зачем-то ляпнула она вслух, вызвав хохот у отца и новый приступ истерии у матери.       Быть мячиком для пинг-понга в этой непрекращающейся партии не было ни желания, ни сил. А главное, не было понимания, чего сама Женя от своей жизни хочет. Поэтому, не предупреждая заранее, она явилась домой на пару дней майских праздников, спутав родителям их планы по поводу сплава на байдарках в компании нескольких таких же освободившихся от детей и бодрых духом супружеских пар около сорокапятилетнего возраста. Старалась вовсю как примерная дочь: помогала по дому, готовила, даже сходила с родителями в гости к «нужным» людям, у которых был сын подходящего для Женечки возраста. Сын, видимо, безумно «обрадованный» таким гостям и факту, что они будут с дочерью на выданье, благополучно слился, сославшись на проблемы в универе (с фантазией у парня явно худо). Женька, разочарованно-томно вздыхая на публику, весь вечер мысленно благодарила несостоявшегося кавалера за его побег, а под конец, под действием выпитого бокала домашней сливовой наливки, оставила ему на столе листок из блокнота с рисунком маленького единорожка, танцующего с маракасами, и надписью «спасибо».       Новость о том, что дочь нашла работу, была воспринята родителями на ура, и не потому, что лето те проведут вдвоём. Они искренне радовались этому взрослому поступку Женечки и тому, что её выбрали из десятка других кандидатов, да ещё и работа по специальности. У Женьки хватило ума не говорить, что на поиски работы её толкнули безденежье и необходимость самой оплачивать аренду квартиры, а не желание заранее окунуться в мир графического дизайна в полиграфической индустрии, и станет она всего-навсего курьером, хотя в трудовом договоре будет значится красивое «ассистент».       И вот теперь её трудовой договор, хоть и срочный, висит под вопросом. Сто раз говорили ей, тысячу раз она говорила другим одну прописную истину: «Инициатива наказуема». А сегодня, видимо, истина ушла к кому-то более нуждающемуся, раз Женька, не отдавая отчёта своим действиям, вместо того чтобы просто положить принесённую из типографии папку с образцами на стол Главного, решила смахнуть пыль и «ненужные» мятые бумажки. Откуда она могла знать, хотя это вообще на оправдание не тянет, что тот их специально мнёт и по разным углам своего стола раскладывает, чтобы сразу найти нужный. Что зелёный мятый листик — это сроки по очень важному заказу, белый — телефон печатника офсетной печати, жёлтый — раскладка по цветам для логотипа чего-то там… И хоть и достала их потом из мусорки под присмотром мечущего молнии Главного, но факт, что Женька рылась в бумагах на чужом столе, остался фактом. А тот шипел похлеще удава Каа из «Маугли», наблюдая, как Женька отряхивает от конфетных обёрток и фисташковой скорлупы выуженные из мусорного ведра «нужные» листики:       — Никогда. Не подходи. К моему столу. Если. Меня. Нет рядом. Запомнила?!       Женька распрямилась, протянула ему злополучные листы, заставив себя посмотреть ему прямо в глаза, хоть и было до чёртиков страшно:       — Да.       Ростом тот был не намного, но выше. По глазам было понятно, что Главному хочется ещё и массой задавить, нагнать больше ужаса, но из-за Женькиного роста получалась только дуэль взглядов. Это уже после, в тёмном углу, подальше от чужих глаз, она трясущимися руками будет утирать потёкший от сдерживаемых слёз нос. А сейчас стояла перед ним, насколько позволяла выдержка, спокойно и даже умудрилась ровным голосом сказать:       — Извините. Такого больше не повторится.       Денис Давыдов был очень привлекательным мужчиной. Так считал не только он, но и все окружающие. Дело даже не во внешних данных — лицо, рост, вес, телосложение как у высокооплачиваемой модели. Денис был умным (безусловно), интеллигентным (но мат использовал при необходимости объяснить доходчивее) и при хорошей должности. Причём тело и должность были исключительно заслугой его трудолюбия и стараний. Прибавить к этому тот факт, что ему всего двадцать семь — и вот вам картина современного принца. Нет, не принца, удалого гусара, как его тёзка. Осталось только начать писать стихи.       Денис гордился собой. А ещё больше ему нравилось, когда гордятся им, почитают, уважают и, конечно же, восхищаются. Ему льстили очарованные взгляды женской (большей) части коллектива, и завистливые, совсем чуть-чуть, для тонуса, мужской. Денис не был законченным эгоистом и самодуром. Работу в офисе наладил так, что это был чёткий механизм. И пахал он при всех своих регалиях и заслугах не меньше других, собственным примером показывая, как нужно относиться к работе. Со стороны, может, и выглядело, что Денису всё достаётся легко и просто, только он знал, сколько действительно было приложено сил, чтобы иметь то, что он сейчас имеет.       И вот безупречность выстроенного им механизма могла быть нарушена, и не вторжением извне, а ошибкой самого Дениса. По-другому назвать найм девушки на работу в качестве курьера он не мог. Он помнил, как пару недель назад разложил у себя на столе распечатанные Алиной резюме соискателей, пробежался по ним по диагонали и ткнул в первое, за которое зацепился уставший после целого рабочего дня глаз. Денис до такой степени был затуркан нудным клиентом, что, видимо, в тот момент не отличил Евгения от Евгении в шапке бланка. Когда Алина завела сегодня утром в его кабинет это недоразумение и представила как нового сотрудника, он поперхнулся своим кофе:       — Что?       — Не «что», а кто, Денис Иванович, — улыбаясь, поправила Алина, не обращая внимания на его растерянный вид. — Это Женя Нейман, наш новый курьер.       Денис окинул взглядом высокую фигуру в серой водолазке и классического кроя брюках офисного тёмно-синего цвета, встретился со взглядом светлых глаз, виднеющихся из-под длинной чёлки, и тихо охренел от такого попадалова. Женя Нейман определённо была девушкой. И это он сам, Денис Иванович, главный дизайнер и правая рука директора фирмы, утвердил её на эту должность. Та, видимо, почувствовала поднимающуюся в Денисе волну раздражения, быстро глянула на Алину, снова на него и, неуверенно улыбнувшись, сказала:       — Спасибо, что выбрали меня.       Денис кивнул, выдавил из себя что-то вроде «осваивайся» и обхватил голову двумя руками, как только девушки скрылись за дверью его кабинета. Как же, «выбрали»! Не то чтобы он был женоненавистником, вон, девчонки же работают в офисе, и хорошо работают, умницы. Просто эта Женя стала ежеминутным напоминанием его халатности, ошибки. Не нужна была фирме девушка в качестве курьера, нужен пацан на побегушках. И сказать теперь ничего не скажешь, пришлось бы тогда Денису признавать, что это его вина и недогляд…       Пару часов он высматривал из своего кабинета-аквариума белобрысую макушку с бритой шеей новенькой, видел, что Алина знакомит её со всеми остальными работниками, выдаёт каких-то папок на ознакомление, как все поголовно приветливы с этой Женей и как заливаются в красное щёки Жени, стоит ему только взглянуть на новенькую. Тьфу, чёрт, теперь и Жени два… Или правильно сказать двое?..       Работа требовала своего: звонки за звонками, забитая под завязку рабочая почта, назначенные вне офиса встречи. Денис закрутился в обычной рутине, забыв на какое-то время о новом курьере. Ровно до того момента, как обнаружил пропажу со своего стола важных записей. И даже вариантов других не возникло. Новенькая! Разошёлся не на шутку, ведь с самого утра его подогревали мысли, что не стоило её нанимать. Палку он, конечно, перегнул своими криками, да и до слёз, видимо, довёл, вылетела та из его кабинета как пуля. Пошёл искать Женю по притихшему офису, а она кофе готовит. Кофе, блядь! Ему! Смотрит своими глазюками, даже взгляда не отводит. Денис опешил, нет, не от наглости, не было её в зелёных глазах. Скорее решимость и то, чего Денису всегда не хватало — факт признания и принятия своей ошибки. И кофе у Жени получился именно такой, как он всегда любил. Подавился своим «Спасибо», молча ушёл в свой кабинет и только там признался сам себе, что ему стыдно перед этой девочкой.       За пять минут до конца рабочего дня Женя, тихо постучавшись, вошла к нему в кабинет:       — Денис Иванович, мне завтра выходить?       — Куда? — Он действительно в тот момент не понял смысла вопроса.       — На работу.       — Алина оформила твои документы?       — Оформила.       — Тогда что за вопрос?       Женя посмотрела на него пару секунд, видимо, прикидывая, прикалывается он или нет, но всё-таки сказала:       — Я же накосячила…       Ах, вот оно что! Честная и прямая, как разрез в заднице.       — А ты постарайся больше не косячить, — съёрничал Денис и вернулся к своим бумажкам. — До завтра, Нейман.       — До свидания.       Женька на работе освоилась быстро. Да это и понятно, если самому старшему в коллективе тридцать лет, не считая бухгалтера Марины Васильевны, которой исполнилось уже тридцать семь. Об этом поведала Женьке Алина, шёпотом и на ушко, как гостайну. Три дизайнера: две Насти («хэбэ» и «пакет» — исходя из материалов, по которым они специализировались) и вечно поправляющий свои очки Женя, которого после прихода Женьки переименовали в Геню; Алина, делопроизводитель и отдел кадров в одном лице; администратор Лана и сисадмин Лерка, он же Валерий, который ещё и за веб-сайт фирмы отвечал. Главному Женька больше на глаза старалась не попадаться. К кабинету не приближалась, передавая все документы, ему предназначенные, через Лану или Алину. Да и он, видимо, разделял её решение, обходился сухими «здравствуйте» и «до свидания».       Женька не знала, то ли факт, что она всё-таки удержалась на этой работе, то ли юношеский максимализм способствовал, но каждый день она приходила в офис воодушевлённой. Работа непыльная, да и физические нагрузки полезны, всё же лучше, чем постоянное сидение за компом. Чаще всего ей приходилось ходить в типографию, которая находилась в трёх кварталах от офиса, забирала готовые образцы или передавала оригиналы каких-нибудь документов. Иногда и три захода за день туда-сюда приходилось делать. Алина перекинула на неё получение и отправку писем, выписав на имя Женьки доверенность для ближайшего почтового отделения. Даже наматывая за день километров пятнадцать, та не унывала, используя время «прогулок» для размышлений о сюжете нового фанфика или продумывая детали арта.       Хандра после истории с Егором медленно, но всё же отступала. Даже стыдно стало за некоторые поступки. Задним умом все грамотные, сейчас Женька могла честно признать, что совершила ошибку да не одну. И это расследование Ромки, и то, что она ввела в заблуждение Егора, пойдя на поводу у своих желаний, хотя это больше смахивало на эгоизм. Скучала она по их беседам, хотелось вернуть время вспять, не знать Егора, а только Альберта Забавина. Пока эти чувства из себя вытравливала, писать не могла. Порывалась вообще свой профиль на Фикбуке удалить, но стало жаль свои работы, совестно перед читателями, которые оставляли душевные отзывы. Заставляла себя писать. Сначала драбблы по приглянувшимся картинкам, потом перешла к мини. Вдохновения и фантазии хватало только на джен, а вот слэш не писался, от слова «совсем».       Фикбучный мир таков, что истинную личину скрывают не только авторы, но и читатели. В виртуальном, тем более сетературном, мире каждый позволяет себе то, что в обычной жизни под запретом, здесь обнажаются все глубоко скрытые кинки и желания. У каждого пришедшего сюда своя легенда. Unicorn на ФБ — это парень-гей, который пишет о себе подобных. Женька даже на отзывы отвечала от мужского лица. А теперь, когда Альберт Забавин знает, пусть только один он, она считала неправильным продолжать дальше эти гендерные игры. Дело не в том, что тот мог вывести её на чистую воду, вряд ли. В его молчании Женька была уверена. Просто после истории с Егором Женьке стал небезразлична морально-этическая сторона её обмана. Вдруг кто-то на Единорожека поведётся, как и она на Забавина… Так и психику человеку сломать можно.