Часть 1
1 июля 2020 г. в 23:06
Мерный писк приборов давным-давно стал обыденностью для этой палаты. Множественные трубки, отходящие от бессознательного тела, казалось, занимают больше места, чем следовало бы.
Черные кудри рассыпались по подушке, к бледной руке подсоединена капельница, которая, казалось бы, должна была давать надежду на лучшее.
Пока что, к сожалению, расчет не оправдывался.
— Ты должен контролировать боль, — слышится отголоском извне женский голос.
Молли Хупер. Патологоанатом.
Неужто всё настолько плохо?..
Вниз по лестнице. Петляя по коридорам подсознания, в надежде на то, что здесь найдется хоть что-то, что поможет избавиться от боли.
Тщетные надежды.
Разум туманится чертовыми наркотиками: сложно отличить реальность от вымысла. Шерлок преследует лишь одну цель — выжить. Не взирая на то, какие сложности могут быть на пути к адекватному восприятию мира.
Он — детектив. И он ищет что-то, что поможет вновь успокоить разум и вернуть координацию.
Множество дверей с бесчисленными воспоминаниями, которые, казалось бы, смогли бы помочь: лучший друг, преданный питомец, семья, скрипка…
Не то.
Джон Ватсон женат. Отошел от дел с расследованиями. У него теперь своя жизнь, в которой Шерлоку уж нет места и времени.
Постоянный контроль!
Редберд — собака, с которой Шерлок провёл детство. Тот друг, который у него мог быть в сложившихся условиях отчуждения и проблем с социализацией.
Его тоже хотят усыпить.
Семья. Любящие родители, не понимавшие Шерлока в силу своих интеллектуальных способностей; отчаянно желающие помочь и поддержать, но раз за разом натыкающиеся на полное отчуждение в лице сыновей.
Вдали послышался плач скрипки, впервые раздражающий своей поддельной скорбью.
Всё тщетно.
Отчаянно пытаясь добраться до чего-то светлого, Шерлок очутился в беспросветной тьме.
Последняя дверь, последний рывок — и вот уже детектив переступил черту: порог комнаты, сплошь обитой поролоном. Серые мягкие стены, что вот-вот захватят весь здравый смысл.
Шерлок осел на пол, схватившись за голову. На его лице поблескивали капельки пота, а скулы стали еще более острыми.
— Контроль. Контроль! Контроль!
Запертый в собственном подсознании, беспомощный и напуганный. Мальчишка, что заигрался с опасными реактивами, которые с минуты на минуту рванут, не оставив ни единого шанса на спасение.
В углу послышался лязг цепей.
Шерлок был отнюдь не единственным посетителем этого места.
Человек в смирительной рубашке, прикованный цепями к стене — неужто именно это и есть неизбежный финал, а ход пьесы ничто не прервет?
Мориарти, осунувшись, сидел на полу. Черные волосы лоснились, в глазах плескалось безумие: казалось, этот человек мог бы перегрызть другому горло, даже не задумываясь.
Ох, милый Джим, непревзойденный злодей-консультант, что же с тобою стало? В кого ты превратился?
И, если «ты — второй я», то какие шансы, что Шерлок не станет точь-в-точь таким же? Сломанным и безумным.
Гениальный ум повержен, а вместо величайшего антагониста теперь обычный псих. Никаких больше игр ума, дуэлей остроумия и стычек рационализма.
Единственный, кто был равным, стал обывателем.
Серым и скучным.
— Боль чувствуешь всегда, Шерлок, — медленно повернув голову, произнес Джим, чьи вены на шее вздулись и были готовы лопнуть в любой момент. Нервы — натянутые струны.
Джим вскочил, глядя на Холмса всё с тем же сумасшествием.
— Но. Её. Не. Нужно. Бояться.
Перед глазами Шерлока вновь и вновь проносятся худшие мгновения его жизни: крыша Бартса, единственный достойный противник, отвлекая внимание своими ужимками, достает из своего кармана револьвер, чья пуля вышибает мозги за одно мгновение.
Мгновение, теперь повторяющееся раз за разом.
Мгновение, превратившееся в вечность.
Какой смысл быть умным, если никто не в состоянии понять всю гениальность? Какой смысл быть детективом-консультантом, если после смерти единственного достойного врага больше ничего не происходит.
Такая скука. Хроническая.
— Ты — второй я, Шерлок. Признай это и покончим с этой историей. Без меня ты — ничто. Герою всегда нужен злодей, ведь без этого герой не сможет быть героем. Борьба с ветряными мельницами — всё, что у тебя осталось. Ну же, Шерлок, давай, умирай, и мы снова будем вместе. Одно небольшое усилие и всё будет позади.
Пульс пропал.
— Мёртвым быть хорошо, Шерлок. Никто тебя не достаёт. О, миссис Хадсон будет рыдать, и мама с папой будут рыдать, и женщина будет рыдать, а Джон наплачет целый океан слёз — он меня больше всех волнует.
— А что на счет тебя? — спросил Шерлок, вставая с мягкого пола.
— Что, прости?
— Ты ведь тоже будешь рыдать. Признай, я тебе не безразличен, раз уж здесь именно ты меня встречаешь.
— Шерлок, я ведь умер. Кому, как не мне тебя встречать. — Джим нахмурился, впервые за весь диалог перестав паясничать.
— Если бы ты умер, мы бы не разговаривали, — не согласился Шерлок. — Это — мои чертоги разума. Я всегда удаляю ненужную информацию. Если бы ты умер, действительно умер, я бы не стал хранить тебя здесь из-за сантиментов. Они — химический дефект, которому я не подвержен уже давно.
Джим поджал губы; его взгляд то и дело бегал по всему, что только можно, лишь бы не встречаться с глазами детектива.
— В твоих чертогах много всего, даже собака есть, неужто скажешь, что…
— Редберд — воспоминание детства. Сейчас сантименты были бы неуместны. Я мог бы встретить здесь кого угодно, но только не тебя. Вывод: ты жив.
Шерлок говорил быстро, словно боясь, что его прервут или рассмеются.
Однако Джим, в чьих глазах теперь отчетливо читался рационализм, лишь учтиво склонил голову.
— Тогда до встречи, Шерлок.
Аритмичный писк приборов оглушал. Медсестры суетились, врач проверял рефлексы пришедшего в себя пациента, где-то в коридорах больницы сидели, волнуясь, друзья.
Лишь Шерлок заметил появление яблока, лежащего на стуле для посетителей, в палате, куда, по заверению врачей, никто не входил.