Аметистовые ночи

Лина Копылова за месяц работы администратором ресепшн в компании «Зималетто» повидала многое: и публичные ссоры руководящего звена, и истерики главного дизайнера; и развитие любовного треугольника между моделью и двумя грузчиками; и драматическую сцену с Таней Пончевой, прибавившей несколько кило за день и решившей худеть, несмотря на беременность. Да много, чего Линочка в этом «Зималетте» повидала, даже такого, к чему ни жизнь, ни школа ее не готовили. И, вроде бы, удивляться чему-либо уже было глупо. Но этот день побил все рекорды... Линочка, как очень ответственная девушка, всегда приходила на работу вовремя, и даже на несколько минут раньше - такая у нее привычка: все сделать заранее — разобрать прессу, привести в порядок рабочий стол, заварить кофе, и спокойно ожидать прибытия остальных работников компании. Хотя чего тут ожидать? Ясно же, что «Женсовет» всегда опаздывает, минимум на пол часа. А потом — у них традиция такая — все вместе скапливаются возле стола Линочки, и трындят, трындят, трындят, минут пятнадцать-двадцать, обсуждая всякие сплетни, и только после этого расходятся по своим рабочим местам. Вот такая странная у них тут система. Лина никогда и нигде раньше не видела ничего подобного — такой расхлябанности коллектива, такой патологической непунктуальности и безответственности. Но со своими замечаниями в чужой огород лезть не спешила (эти дамочки и так смотрят на Лину, как на белую ворону), наблюдала со стороны, и терпела... Терпела многочисленные попытки «Женсовета» ее поучать. Вот Мария Тропинкина, например, любила иногда хватать телефонную трубку прямо у Лины перед носом, отвечая на звонок, и кричать: «моднаяодеждамарияздравствуйте», а потом громко хохотать и кокетливо хамить звонившему. Говорят, что это ностальгия, мол, Мария немного скучает по своей бышей должности, на новой-то она теперь не может себе позволить подобных вольностей. Но сумасбродство Тропинкиной — пустяки, по сравнению, с Шурой. Шурочка — просто беда, а не секретарша. У нее имеется какое-то навязчивое желание - хватать со стола канцелярские предметы, вертеть их в руках, и... ломать... пополам... навечно, безвозвратно. За этот месяц жертвой Шуры пали: пять ножниц, целый набор простых карандашей (их там штук под двадцать было), более двенадцати шариковых ручек, два степлера, несколько линеек и одна компьютерная мышь. В последнее время Лина, наученная горьким опытом, старается убирать со стола всё, что только можно. Даже бумаги перекочевали в самый дальний и самый недоступный угол, а вслед за ними - и телефон. Вот только... Вот только сегодня всё пошло по несколько иному сценарию. Традиционное утреннее щебетание «Женсовета», скопившегося у ресепшн, прервала сначала Света, жалобно заявив, что Николай Антонович сегодня впервые едва не опоздал в банк, и опоздал бы, если бы она, Света, не позвонила, да не напомнила, а вчера... а вчера Зорькина видели целующимся с Юлианой! «Женсовет» заахал и заохал, и вдруг смолк. Из лифта вышла Шура, растрепанная, сильно опаздывающая и... в слезах. На бурные расспросы подруг Шура печально ответила: - Девочки, это конец... Меня вчера Шурик видел... с Романом Дмитричем. - И что он? И что? И как? - ошарашенно прошептали дамочки. - Я не зна-а-ю, - пуще прежнего заревела Шурка. Женсоветчицы засуетились вокруг нее, успокаивая, размахивая салфетками и носовыми платками. И вдруг прибыл лифт, и из него вышел Малиновский. Шура плакать резко перестала, смахнула слезы, вымученно улыбнулась и воскликнула: - Доброе утро, Роман Дмитрич! Малиновский вздрогнул. На Шуру посмотрел как-то странно. Но свое смятение поспешил скрыть за сияющей улыбкой. - И вам доброе утро, Шурочка. Девочки, - бросил короткий взгляд на скопившуюся толпу, и... И ушел. Малиновский, не улыбающийся ярко и задорно, не козыряющий фирменными шуточками, не делающий замечания: «Шурочка, а не пойти ли нам поработать, так, ради приличия?», и наконец, Малиновский с подбитой губой и с темными кругами под глазами — это нонсенс. «Женсовет», и Лина в том числе, впали в ступор. - Шурочка, а что вы с ним сделали? - прошептала Таня, хватаясь за живот. - Была драка, да? У Шуры задрожала нижняя губа, она не выдержала, всхлипнула и спрятала лицо в ладошках. - Девочки, это девять-один-один! Общий сбор! Срочно! - закричала Маша. - А-а! Меня Катя убьет, - застонала, хватаясь за голову. - Кати еще самой нет. Я тут раньше всех пришла. И никто из начальства при мне не приходил. Ну, кроме Романа Дмитрича, - сказала Света, и осеклась на последнем слове. Амура округлила глаза, показывая: «Ты что творишь! Не напоминай о нем». Ольга Вячеславовна покачала головой. Шура заплакала еще громче. Лина печально вздохнула: покоя ей еще долго не видать, сейчас начнутся хождения-брожения до туалета и обратно, потом они потащатся на обед в кафе «Ромашка», с обеда опоздают, но и после этого к работе приступать и не подумают, а вернутся к пункту первому — сбор в туалете. «Ох, какие же бестолковые дамочки - эти женсоветчицы! И как их еще не поувольняли всех - загадка просто», - думала Лина. Ей умнице, отличнице, образцовой выпускнице института менеджмента и права, самой разумной и самой дисциплинированной работнице, находиться в этом цирке лени и абсурда было очень тяжело, морально тяжело. Лина подумывала уже об увольнении, но где она еще найдет такую зарплату, в престижной компании, имея нулевой опыт работы, и по своей специальности, и вообще... Эх. Лина решила терпеть до конца. Она переждет этот балаган, сейчас они уйдут. Уже собираются уходить. Вот чёрт... Забили всё мусорное ведро бумагой и всяким хламом — фантиками, например (Это всё Таня — нервничает, вот и жует свои помадно-сливочные батончики, а потом будет кричать на всё «Зималетто», что потолстела. И где, спрашивается ум? Нельзя ли просто не есть всякую дрянь?). Нет, Лина не будет переживать по пустякам. Сейчас она позвонит уборщице, та придет, и мусор выбросит. Сейчас... вот только... Снова прибыл лифт, распахнулись дверцы, являя всем Милко и... бога красоты, а точнее Аполлона, самого сексуального из всех мужских особей, альфа-самца. Рубашка... Цветастая рубашка с ярким красным принтом расстёгнута почти полностью, и никак не скрывает оголенный торс - загорелый торс с кубиками пресса. Джинсы... Белые джинсы. Очень узкие, с очень низкой посадкой. Настолько низкой и настолько узкой, что не скрыть очень большое и очень достоинство. Глаза... Ясные, чистые, прекрасные глаза, в которых можно утонуть. Затем воскресить себя и утонуть снова. По этажу прокатились женские вздохи. «Женсовет» стоял, разинув рты, позабыв про Шуру и вообще про всё. - Дэн, петушок мой, смотри, вот здесь я и работаю, - томно сказал Милко, опуская вниз солнцезащитные очки. Дэн окинул собравшихся взглядом, ни на ком особо не сосредоточив внимания, затем тряхнул кудрями, и низким, волнующим голосом сказал: - Здесь мило. - Это ты еще в моей мастерской не был. Идем, тебе понравится, - подхватил Дэна под руку, и увел прочь под оглушительное молчание «Женсовета», Лины и прочих сотрудников «Зималетто», имевших счастье оказаться рядом с ресепшн в эти минуты. * * * - Кир-р-ра, это не твое дело, кто у меня находится дома в гостях и почему! - орал Андрей, размахивая договорами. - Кира, мы расстались. Ты сама рвалась быть мои другом, так будь им!.. Нам не о чем разговаривать! Мы всё уже давно выяснили. Кир, не заставляй меня говорить то, о чем я потом пожалею... Это мое дело, понимаешь! Всё! Пока, - швырнул телефон на стол. - И часто вы так... общаетесь? - Катя улыбалась, лучики утреннего солнышка бегали по ее личику, заставляя немного щуриться. - Бывает. Иногда, - Андрей тоже улыбнулся - выдохнул и улыбнулся, не мог больше злиться. Глядя на такую Катю, он вообще не мог ни о чем другом думать, кроме как о ней. - Кира, как всегда, напридумывает себе чего-нибудь, - махнул рукой. Катя посмотрела серьезно. - Она захотела вернуться? - Точнее вернуть меня. Ерунда! Кать, мы давно с Кирой расстались, и надеяться на что-то — глупо с ее стороны. - Но она надеется, - голос тихий, взгляд грустный. Поводила пальчиком по столу, отвернулась к окну. - Кать... Катюш... - взял ее ручку в свои руки, погладил, прижал к губам, целуя. - Кира сама не знает, чего хочет. Между нами давно уже нет ничего. И быть не может... Ты же знаешь сама всё, Кать... - Знаю, - качнула головой, соглашаясь. - Катюш, в данную минуту я хочу... Я хочу услышать «да». - Какое еще «да»? - улыбнулась непонимающе. - Ну-у... Видите ли, Екатерина Валерьевна, я вам и руку, и сердце предлагал? Предлагал. И у родителей ваших благословения просил? Просил. И даже больше! У родителей Поварешкина этого просил. А вот от вас, Екатерина Валерьевна, я ответ так и не услышал. Катя засмущалась, опустила глаза. - Я... Андрюш, понимаешь, я... - крутанулась в кресле, отворачиваясь от него. Жданов обошел стол. - Кать, ты не уверена? Ты передумала?.. Кать... - взгляд больной, испуганный. Схватил ее за руку, разворачивая к себе. - Я не передумала. Просто ты, понимаешь, ты... Ты можешь передумать, - зашептала горячо. - Сейчас тебе кажется... Тебе кажется, что у тебя есть какие-то чувства... ко мне. Жданов вскочил на ноги, посмотрел возмущенно. - Какие-то чувства? - закричал он. - Катя, я люблю тебя! Жить без тебя не могу. А ты говоришь: какие-то чувства! - Тише. Не кричи. Андрей, это ты сейчас так говоришь, но пройдет время, и... и всё может измениться. Ты можешь измениться, твое отношение... ко мне. Андрей закрутил головой, в горящем взгляде бушевал протест. Катя тяжело вздохнула. - Андрей, я всего лишь прошу тебя не торопиться со свадьбой. Я тебе верю. Я тебя люблю. Но давай подождем... немного. И вот тут Андрей не выдержал, сломался последний крючочек, сдерживавший его терпение в рамках благоразумия. - Значит так, Екатерина Валерьевна! - возмущенно закричал он. - Если ты сейчас же не скажешь «да» и не поедешь со мною в ЗАГС, я потащу тебя туда силой! Конспирация, говоришь? Будет тебе конспирация! В приоткрытую дверь выглянула голова Зорькина. - У-у-у, - протянул он. - Высокие у вас отношения. Два разъяренных взгляда пронзили Колю. Коля вздрогнул, но мужественно выстоял. - Я тут Свету ищу. Куда вообще подевались все секретари? Вы не в курсе? К ярости во взглядах прибавилось нетерпение. Нетерпение избавиться от него. Зорькин решил, что пора валить. - Ну, да. Ну, да, - пробормотал он. - Вам сейчас не до этого. А Маши, между прочим, тоже еще нет на рабочем месте. А телефон разрывается... А-а! - вскрикнул Коля, прячась за дверью, когда увидел, что в него летит степлер. - Злые вы! Два сапога — пара, - послышалось из приемной. Коля ушел. Жданов по-прежнему буравил взглядом дверь. Катя тяжело выдохнула, провела рукой по лицу. - Хорошо, - сказала она. - Я согласна. Андрей сначала не понял, о чем она говорит. А когда понял, просиял, посмотрел радостно, немного растерянно. - Скажи, - потребовал он. - Сказать что? Подошел к ней вплотную. - Скажи «да». Катя усмехнулась. - Да, Андрей Павлович, я выйду за вас замуж, - сказала, и сама испугалась своих слов. Слишком невероятными они были, слишком сокровенными. Катя не смела и надеяться, что когда-либо сможет произнести нечто подобное... вслух. Сидела, будто бы оглушенная. И сердце стучало громко-громко, где-то близко, будто бы прямо в ушах. А Андрей уже тянулся к ней, уже обнимал и подхватывал на руки. - Кать, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива. Ты только будь рядом. Не отталкивай меня больше, - прошептал ей в губы, перед тем, как поцеловать. Солнце светило ярко-ярко, россыпью блесток освещая мокрые дороги и притаившиеся в ямах лужи; маленькими солнечными зайчиками забегало в окошки «Зималетто» - подглядывало, и любовалось. «Какие же милые, какие забавные, какие светлые их чувства!», - думало солнышко, скользя по стенам. «Такие же светлые, как и я, а возможно, и светлее, больше»», - восхищалось вдохновенно. «Я ведь свечу постоянно, сила моей любви уже давно измерена учеными, просчитана в формулах и увековечена в книжках. А вот такая любовь, человеческая — как вспышка, как взрыв вулкана — случается редко, и сияет так долго, пока длится человеческая жизнь — то есть всегда. Вечный огромный взрыв! Как это прекрасно!». Солнышко скользнуло по лицам влюбленных, коснулось их тепла, заставляя прищуриться, и переместилось на пол, решив больше не мешать, не прерывать вечный огонь горящих сердец. - Кать... - прошептал Андрей через какое-то время. - Если мы сейчас не остановимся, то я не смогу... остановиться. Катя покраснела, спрятала зацелованное личико у него в груди. - Тогда надо остановиться, - пробормотала она, прижимаясь теснее. Андрей чуть не взвыл от досады, но отстранил от себя Катерину, усадил ее обратно в кресло. Терпение. Ему требуется огромное терпение. Еще несколько часов. Он же выдержит? - Катюш, а у меня есть маленькая мечта, - закинул руку за голову, приглаживая растрепавшиеся волосы. - Мечта? - Да, все это время я мечтал... - замолчал, собираясь с мыслями. - Я мечтал поработать с вами, Екатерина Валерьевна. Чтобы, как раньше, вместе... рядом. Катя посмотрела удивленно. Распахнула свои огромные глаза, пронзая Андрея этим взглядом в самое сердце. А потом улыбнулась. - Андрей, это и моя мечта. Я тоже хотела... Я тоже мечтала поработать с вами, Андрей Палыч. Андрей сглотнул. - Тогда мне все же стоит занять каморку. Временно. Валерий Сергеевич ведь не часто тут бывает. Мне нужен мой компьютер! - заметался по кабинету. - А еще кресло. И бумаги. А еще... - Андрей! - прервала его метания. - Андрей, но каморка... это далеко. Как же я... Я же до тебя не дойду. Я же не могу, - всхлипнула. Снова подошел к ней, обнял, успокаивая. - Кать... Катюш, а ты позови меня. И я приду, - пообещал он. - Сразу же приду. Выгляну, и скажу: «Вызывали, Екатерина Валерьевна?», а ты посмотришь так строго-строго, и завалишь меня работой. - Ага, а потом уеду с Колей в какой-нибудь клуб... клеить моделей... мужчин, - покраснела, но хитрый блеск в глазах выдавал в ней едва сдерживаемый смех. - А потом ты поедешь со мной. И никаких Зорькиных... никаких Борщевых больше не будет. Катя покивала головой, соглашаясь. - Не будет. - И мы будем вместе... работать всегда. - Всегда. - Честно-честно? - Честно-честно.