Девочка-одуванчик

— Темно, — говорит Хэви, входя, конечно же, без стука. Она падает на кровать рядом с ним. Ди тянется к лампе на прикроватной тумбочке и нажимает на кнопку. Комната заливается желтым светом, все предметы отбрасывают длинные тени. Он поднимает руку — тень тут же появляется на стене. Ди изображает пальцами собачку, и Хэви повторяет за ним, а потом делает вид, что нападает на него. — Ты чего пришла? — спрашивает Ди, который уже слушал перед сном музыку. Легенький инди-рок с приятным женским вокалом, который его убаюкивал. — Я думала… Ди знает, о чем будет этот разговор. Он повторяется уже раз в десятый и порядком набил оскомину. — О чем ты думала? — спрашивает он, не показывая, что ему это уже осточертело. Вдруг — ну а вдруг — в этот раз она пришла к какому-то иному выводу. — О нас. — О нас, — повторяет Ди, теребя вытащенные из ушей наушники. — Это неправильно, Ди. — Хэви складывает руки за голову и нервно кусает нижнюю губу. — Это неправильно, — соглашается он. Разумеется, это ровно то же, что он слышал уже десять раз. — Я это знаю, ты это знаешь, но неужели ты готова с этим что-то сделать? Хэви вздыхает. Тяжело так, будто это и не она, всегда такая радостная, воздушная, девочка-одуванчик. — Ты мой брат. — Я твой брат, — кивает Ди и сует провод от наушника в рот. Грызет его, как непослушный кот, потом выплевывает, понимая, что может повредить тонкий проводок. — А я твоя сестра. — А ты моя сестра. — Да что ты все за мной повторяешь? — Прости. Он тянется поцеловать ее, но она отворачивается, и губы мажут по щеке. — Брат и сестра не могут иметь романтические отношения. Ди хмыкает. Не могут, но у них — глядите-ка — они уже три месяца. Главное — никому об этом не рассказывать, а так переживать не о чем. — И мы не сможем иметь детей. — Ну и к черту детей, поживем в свое удовольствие. — Иногда мне кажется, что у тебя нет души, Ди. — Она есть, и она любит тебя. В романтическом плане. — Извращенец. — Извращенка. — Это плохо кончится. — Не обязательно. — Рано или поздно мы спалимся. — Уедем куда-нибудь, где нас никто не знает. — Это будет страшный удар для родителей. — Они ничего не узнают. — Ты такой беспечный. Ди качает головой. Нет, он не беспечный. Он просто так сильно ее любит, что готов врать, говорить, что все будет хорошо, хотя в это не верит. Вернее, он уже почти поверил… только на дне сознания еще плещется немного тревоги. Он прячет лицо в ладонях, трет щеки. Она лежит рядом и покусывает большой палец. — Ты же все сделаешь ради меня, да? — говорит она после нескольких минут молчания. — Все, Хэви. — Тогда не люби меня больше. — Что? — Мы не можем продолжать эти отношения, это неправильно. — Да, ты говорила. Хэви кивает. Очевидно, решив, что разговор закончен, она вскакивает с кровати и уходит в свою комнату. Ди снова кусает провод от наушника и чувствует, будто в груди разлили жидкий азот. Он не верит, что все закончилось. Не хочет в это верить. Он встает и идет к ней. Она уже переоделась в ночную рубашку, такую с рюшами, совершенно не в ее стиле. Ди садится на ее постель и, склонившись, целует в губы. Она отвечает — и он готов благодарить хоть самого Кецалькоатля за это. — Я же просила тебя, — говорит она после, и Ди хоть и не видит, но догадывается, что брови ее сведены к переносице, как всегда, когда она сердится. — Я не готов тебя отпустить. — Я тоже не готова, но мы должны. — Никому мы ничего не должны. Он ложится рядом, утыкается носом в ее шею, вдыхает цитрусовый запах. Она находит его руку и переплетает свои пальцы с его. — Ты невыносим, — ворчит она. — Но ты меня выбрала. — Худший выбор в моей жизни. Я расплачиваюсь за него такими муками совести! Ди вздыхает. Конечно, он все понимает. Но не любить ее больше он все-таки неспособен. На душе неспокойно. Там черти-что творится, если честно. Но рядом Хэви, она держит его за руку, и это как-то обнадеживает. — Я люблю тебя, — шепчет он, а Хэви говорит: — Ненавижу тебя. И в этих на первый взгляд неприятных словах Ди слышит: «Люблю». Она любит его, он это знает, но она все цепляется за свою совесть. Как же ей вбить в голову, что такие отношения не для совестливых? А может, не надо ничего вбивать? Может, стоит все закончить, как она хочет? Жидкий азот заливает все тело от таких мыслей. Он жмется к ней ближе в надежде, что она его согреет, и она обнимает его за шею, и целует все лицо, и все бормочет: — Ненавижу, ненавижу, ненавижу… — Ненавидь меня всегда так, как сейчас. Она только всхлипывает, припадая губами к его губам, а потом и вовсе начинает рыдать, она, Хэви, всегда радостная девочка-одуванчик.