В руках недобрым блеском сверкают лезвия ножниц.
Никифоров подносит их ближе, прижимая к самой шее, отчего кожу на пару мгновения обжигает холод металла.Глаза начинают слезиться от пугающе-навязчивых мыслей.
Ножницы смыкаются, раздаётся тихий скрежет, и на пол падают длинные пряди, одна за другой. Виктор не останавливается, продолжая нещадно резать длинное, чуть вьющееся на концах серебро волос. Никифоров старается не дать слезам течь по лицу, но несколько предательских слезинок все равно вырываются из глаз, на что тот лишь сильнее поджимает бледные искусанные губы. Дверь с грохотом распахивается, впуская бледный свет лампочки из коридора. В проходе стоит человек. Перед глазами мелькают желтые пятна из-за внезапно повившегося источника света, пусть и столь скудного, отчего не может разглядеть лицо человека. Глаза снова привыкают к темноте, и первое, что ему удается разглядеть это почти светящиеся в темноте зеленые глаза.Юра?..
Плисецкий медлит чуть меньше секунды и подрывается в сторону Виктора.У Юрия опасный зелёный огонь в глазах, испуганно-нервный взгляд, растрепанные пшеничные волосы и часто-часто вздымающаяся грудная клетка.
Плисецкий вмиг оказывается напротив Виктора, быстрым жестом тревожно оглядывает и тут же уверенно заключает в объятия. Левая рука сжимает сгробленную спину старшего, а тонкие пальцы правой переплетает с Витиными, заставив того выпустить ножницы, которые спустя секунду с глухим стуком падают на пол, из рук. Через несколько мгновений Никифоров, уже выпустив из руки Юрину ладонь, сжимает трясущимися руками чужой торс, а пальцы тут же намертво впиваются у толстовку Плисецкого и мужчина судорожно выдыхает, устроив голову у того на плече, всем телом жмясь к парню. Юра аккуратными плавными движениями утешающе поглаживат спину Виктора. Его жаркое прерывистое дыхание мгновенно опаляет ледяную кожу старшего. Виктор не может сдержаться и, когда первые соленые капли стекают по его лицу, он начинает в голос рыдать, из горла вырывается крик отчаяния. И всё же фигурист лишь сильнее утыкается в Юрино плечо, в мягкую ткань кофты. Руки младшего перестают скользить по чужой спине и кольцом обвивают содрогающиеся плечи Никифорова. - Ну же, - тихий, чуть приглушенный голос Юры почти не нарушает тишину, - Ну же, Витя, все хорошо. Все обязательно будет хорошо. Правда. Обещаю. Нежный и мягкий голос не может обманывать. Юра не может обманывать. Поэтому рыдания стихают уже спустя несколько минут. Никифоров еще пару раз вслипывает и аккуратно запускает мокрые от слез руки в мягкие волосы Юры. Светлые пряди слипаются от влаги. Виктор пропускает сквозь свои длинные пальцы лоснящуюся пшеницу волос и постепенно успокаивается. - Ну же, все хорошо, правда ведь?- Плисецкий одной только своей тягучей интонацией вынуждает фигуриста поднять голову и чуть отстраниться. - Всё будет хорошо, - повторяет как мантру Юра, обхватывая руками лицо Никифорова, и целомудренно целует его мокрые щеки. - Правда-правда, - с детской искренностью заверяет блондин, - Ты только верь мне, ладно? Даже если никто больше не верит. Хорошо, Вить? - Хорошо, Юра, - всхлипы уже окончательно затихли, а на лице расцветает яркая улыбка, и Виктор смеется, не жеманно и раскатисто, как делает это на публике, а чисто и заливисто, чуть хрипя. Юра улыбается в ответ и, невесомо мазнув поцелуем чужие, растянутые в улыбке губы, прижимается своим лбом к Витиному, - Я верю тебе. И всегда буду верить. Алые лучи пробираются сквозь открытые окна незаметно ложатся на стены и мебель, заглядывая во все комнаты дома.За окном уже рассвет, и фраза, из не такого уж и далекого будущего, так и не долетает до них.
Фраза из будущего, где Юра в одиночестве рыдает взахлеб, пока ненавистное солнце встает из-за горизонта."Ты же обещал верить мне!.."